Гости уже весьма сильно разогрелись горячительным, официальное веселье плавно перешло в неофициальное. Тут-то в зале и появились новые действующие лица, разогретые куда сильнее присутствующих. Я глянула, и меня пробрала дрожь. В первых радах компании выступал… Дима.
Я попыталась спрятаться, но не успела. Димины спутники кинулись с поздравлениями к Лилите, а он устремился ко мне. И ладно бы незаметно, а то так демонстративно, словно это я день рождения отмечала.
Миг — и я очутилась в его медвежьих объятиях. Он принялся целовать меня. Я попробовала деликатно отпихнуть его от себя — не устраивать же скандал на публике. Слабое мое сопротивление, увы, лишь раззадорило его.
— Пошли, Настюха, будем торжественно карточку тебе вручать. В интимной обстановке. — Его ладони уже опустились ниже моей талии, а сам эдак ненавязчиво раскачивался.
Я заметила: мы уже привлекли интерес присутствующих. Меня начала охватывать паника. Что делать? Попыталась уговорить его:
— Димочка, сперва тебе следует Лилиту поздравить. Она ведь виновница торжества.
Но, видимо, количество алкоголя в Диминой крови достигло критического уровня, а возможно, и не только алкоголя. Как бы там ни было, он явно не контролировал свои эмоции.
— Лилита? Да пошла она! Хочу общаться с тобой!
Снова припав к моим губам, он потянул меня к выходу из зала. Пришлось оказать более активное сопротивление. Однако мои попытки самообороны провалились. Сила у Димы была молодецкая.
На нас уже смотрели во все глаза. Блеснуло несколько ярких вспышек. Снимают, в панике отметила я, еще немного, и вместо Лилиты, в завтрашних газетах окажусь я! Вот наш главный обрадуется! Уволит в два счета! И больше никуда не возьмут. Разве только в «Желтуху». Там скандалы любят.
Дима продолжал меня волочь к выходу из зала, а я, из последних сил отбиваясь, прощалась со своей репутацией.
Внезапно Дима отлетел от меня. Последовал ураган фотовспышек. Ничего не понимая, я начала озираться и обнаружила подле себя… Ливанцева с лицом, перекошенным от ярости.
Он схватил меня за руку:
— Настя, с тобой все в порядке?
Новый залп вспышек.
— Пойдем отсюда? — Он продолжал сжимать мою руку.
Взгляд мой упал на Диму. Он тяжело поднимался, держась рукой за скулу. Сейчас они подерутся, а виновата окажусь я!
Мгновенно представила заголовки и фотографии на первых полосах желтых газет.
— Пойдем.
И мы, по-прежнему держась за руки, двинулись к выходу. Спиной я чувствовала: на нас все смотрят и продолжают снимать!
Наконец мы с достоинством вышли в спасительный коридор.
— А теперь бегом, — скомандовал Ливанцев.
На улице он потащил меня к огромному джипу. Распахнул заднюю дверцу. Я шмыгнула в салон. Дверь клуба резко открылась. Из нее, шатаясь, вывалился Дима в сопровождении двух охранников, однако шофер Ливанцева уже рванул с места.
— Ушли, — удовлетворенно изрек, сидевший рядом со мной, Виталий.
— Струсил? — истерично хихикнула я.
— А ты предпочла бы кровавую драку. — Он хмыкнул. — Да, понимаю. Тогда бы ты точно прославилась. Представляю заголовки в нашей славной прессе! «Кровавый фокстрот Ливанцева». — Он нервно усмехнулся. — Или: «Битва за папарацци». «Девушка раздора» — тоже неплохо. А еще лучше: «Ливанцев наносит удар».
— Боюсь, каких-то заголовков завтра точно не избежать, — откликнулась я. — Видел, они же все снимали. Теперь выгонят меня. Сорвала задание. Вместо того, чтобы зафиксировать очередной скандал с Лилитой, сама стала главной героиней.
— С этим уже ничего не поделаешь. — Он помолчал. — А может, я зря вмешался. Может, с Димой хотела прогуляться?
— Вот уж спасибо! — с гневом воскликнула я.
— А кстати, куда мы едем? — обратился Виталий к водителю.
— Вперед, — с уверенностью отозвался тот.
— Тогда, Василич, первым делом девушку домой отвезем, — распорядился Виталий и без запинки продиктовал мой адрес.
Бальзам на сердце. Помнит ведь! Не забыл!
XI
Я смотрела на него, он с довольным видом ухмылялся.
— Знаешь, Настя, я давно мечтал это сделать.
— Ты о чем?
— Дмитрию врезать по морде, да вот достойного повода до сегодняшнего дня не представлялось.
— Экий ты, оказывается, воинственный!
Он снова взял меня за руку.
— Не нравлюсь?
Знал бы он, насколько нравится!
— Кстати, ты этого гнусного типа давно знаешь?
Соврать? А завтра Дмитрий возьмет и расскажет Ливанцеву о наших разговорах. Отомстит. Мол, вместо того, чтобы меня бить, знай, с какой бабой имеешь дело. Она под тебя копает.
Будь что будет, скажу правду!
— Недавно познакомились.
— Вот как. — Теперь Виталий пристально глядел на меня. — По работе?
— Ну, в общем, да. Знаешь, мне необходимо поговорить с тобой.
— Кажется, мы это и делаем.
— Не здесь, — указала я взглядом на водителя.
Он резко помрачнел.
— Ясно. Поднимусь к тебе, если, конечно, ты не против.
Я совсем не была против.
Возле моего дома Виталий отпустил водителя.
— Как же ты потом доберешься? — спросила я.
— Что-то мне подсказывает, что нам предстоит долгий разговор, — тихо ответил он, — Зачем человека мучить. Поймаю потом частника или такси вызову.
Мы в полном молчании поднялись на мой этаж. Я была страшно напряжена, и он, по-моему, тоже.
Мы зашли.
— В комнату или…
Он вдруг резко притянул меня к себе и хотел поцеловать, но я вывернулась.
— Давай сначала поговорим. Вдруг тебе потом не захочется целовать меня. — А в голове моей идиотской билось: «Дура честная. Так бы хоть на одну ночь стал твоим…»
Глаза у Виталия сузились, губы сжались в две белые ниточки.
— Ты с этим говнюком спала?
Я вспыхнула:
— За кого ты меня принимаешь! Дело совсем не в этом! Он, конечно, очень хотел, но я отказалась… то есть, не совсем отказалась, потому что мне нужно было сегодня работать в клубе, вот я от карты сразу и не отказалась и… — Я осеклась. Господи, что я несу!
Он продолжал внимательно смотреть на меня.
— Яснее, пожалуйста. Было или не было?
— Да говорят тебе, не было!
Губы его расслабились и, наконец, обрели цвет.
— Слава богу! Иначе я бы его вообще убил. Так в таком случае что ты мне собираешься рассказать?
— Сядь! — втолкнула я его в комнату — Собственно, это в какой-то мере касается и того, как я познакомилась с Димой.
Он опять напрягся.
— Только, Виталий, договоримся: пока все не скажу, не перебивай. Потом выскажешься. Хорошо?
— Идет. — Он опустился в кресло, не сводя с меня глаз. — Выкладывай!
И я ему без утайки рассказала все, что я делала, и все, о чем думала, после того, как мы с ним последний раз поссорились. В лицо ему смотреть не могла. Пока говорила, в окно глядела.
Потом повернулась. По лицу Виталия ходили желваки. И губы опять стали белые. Он поднял на меня тяжелый взгляд.
— Собираешься это публиковать?
— С ума сошел? Я ведь когда влезла в эту историю, ничего не знала. А теперь ни за что на свете! Если только ты сам не захочешь.
Он покачал головой.
— Не захочу. Эта часть моей жизни умерла. Не будем тревожить Людин покой.
— Ты сильно ее любил?
Он отвел от меня глаза и кивнул.
— Только все было против нас. И родители, и время. А я был тогда молодой, глупый, слабый. Страшился взять на себя ответственность.
— Но все-таки вы поженились.
— Тайком. Ни одна живая душа не знала. Пошли в загс, расписались и… струсили. Надеялись потихоньку родителей подготовить. А пока каждый вернулся к себе домой. Хотя, если родители наши за шесть лет не смирились, что могли изменить несколько дней? Уходить нам надо было от них в собственную жизнь. Но мы, как назло, оба были домашние, неприспособленные ни к чему, и родителей каждый своих жалел… В итоге Люда оказалась сильнее меня. Рассказала своим. Поругались они страшно. Она покидала в сумку какие-то вещи и выскочила из дому, ко мне побежала. Тут ее машина и сбила… — Он помолчал. — А я, гад трусливый, своим так и не осмелился признаться. Мать до сих пор не знает. Людины родители меня даже на похороны не пустили. Вот такое я, Настя, чудовище. Так что, кто кого не захочет целовать, еще большой вопрос.
— И ты столько лет носил это в себе? Никому не рассказывал?
— Я не мог. Понимаешь, немыслимо признаться в этом ужасе.
— Да в чем ты виноват? Это же рок, случайность, несчастный случай. Добежала бы она до тебя, наверняка построили бы свою жизнь. Может, детей родили, а может, уже развелись бы. Весь кошмар в том, что она погибла.
— Из-за меня.
— Почему из-за тебя? Ты ее до такого состояния довел? Нет, ее родители. В конце концов, вы шесть лет встречались. Чем ты им был плох? Не бандит, не алкоголик, мальчик с высшим образованием, из приличной семьи…
— Они считали, я не смогу обеспечить ей должного уровня жизни, сватали ей сына какого-то высокопоставленного знакомого. И сынок был согласен, и его предки, а тут такой пассаж; неизвестно за кого замуж выскочила. Родителям Людиным пришлось бы унижаться и отдуваться перед друзьями. Они и взбеленились.
— Виталий, перестань себя корить.
— Да сейчас уж не корю почти. Просто жалко ее ужасно.
— Потому ты так больше ни с кем… ни на ком…
Он перебил меня:
— Да. Как до женитьбы доходило, будто барьер передо мной возникал, и переступить через него не мог. А потом, будущей жене ведь надо признаться, что был женат. И этого тоже не мог. Сомневался, что меня поймут и простят. И главное, мама… Узнай она спустя столько лет… Это она с виду бодрая, а сердце в очень плохом состоянии. Кардиостимулятор уже два раза меняли.
— А не боишься, что я расскажу? — пошутила я.
Глаза у него предательски заблестели, казалось, вот-вот разрыдается. Но он улыбнулся:
— Нет, ты у меня кремень. Такой компромат на меня держала и ни разу не воспользовалась.
— Я… у тебя?
— Да. А ты разве не поняла? То есть, конечно, если ты против, скажи. Я сейчас же уйду.
— Только попробуй теперь уйти! Вот тогда и выпущу весь компромат!
— Шантажистка, — выдохнул он. — Моя… любимая…
Больше мы долго ничего не говорили. Не до того было. Прогоняли призраков прошлого…
Я проснулась оттого, что Виталий смотрел на меня. Не сон, а явь! Любимые глаза. Любимое лицо. Как долго я не хотела признаваться в этом самой себе!
— Я ведь всю жизнь тебя ждала, — шепотом сказала ему.
Глаза Виталия потемнели.
— Я тоже долго к тебе шел.
Мы потянулись друг к другу, но тут зазвонил городской телефон.
— Ну его. Не подходи, — взмолился Виталий. Я послушалась, однако телефон, едва смолкнув, вновь зазвонил.
— Нет, подойду, — спустила я ноги с кровати. — Мне редко рано утром звонят. Боюсь, что-то случилось.
Схватила трубку. Янка! У меня похолодело внутри. Неужели с Трофимом беда?
— Что у тебя стряслось? — спрашиваю.
— У меня? Это у тебя случилось. Шороха со своим Ливанцевым на всю Москву навели! Вот и решила поймать тебя перед работой, чтобы выяснить всю правду из первоисточника.
— Янка, откуда ты знаешь?
— Инесса из «Желтухи» среди ночи позвонила. Она твой номер телефона забыла и пыталась у меня выведать. Я не дала. Цени! И про Ливанцева молчала, как партизан. Дурочкой прикинулась. Мол, мы с тобой давно не виделись.
— Спасибо тебе! Молодец, Янка!
— Ну-ка, в награду рассказывай подробнее.
— Извини. Сейчас никак не могу.
Она удивилась:
— Что это так?
— Ну… я не одна.
— У тебя там… Ливанцев? — У Янки аж голос сел.
— Именно.
Пауза, а затем совсем хрипло:
— Ну ты, Настена, даешь. Не верила, что у вас так закончится. Поздравляю. Ладно. Освободишься, позвони.
— Обязательно. Только, Янка, умоляю: держи рот на замке!
— Обижаешь. По-моему, мы давно с тобой дружим.
— Да я просто на всякий случай.
— Ничего не знаю, ничего не слышала, ничего даже не предполагаю, — словно клятву произнесла Яна. — Но в «Желтухе» уверяют, что очень яркие снимки вышли. Становишься светским персонажем.
— Вот это как раз меня абсолютно не радует.
— Понимаю. Могут быть неприятности.
Распрощавшись с подругой, я вернулась в постель.
— Что, уже поздравляют с боевым крещением? — веселился Виталий.
— По-моему, ничего смешного. — Я не разделила его игривого настроения. — Первые полосы нам с тобой обеспечены. Про «Желтуху» уже точно знаю.
— Нейтрализуем. — Его, кажется, совершенно не смутили мои слова.
— Каким, интересно, образом? Всем рот не заткнешь. Тем более мы с тобой такой лакомый кусочек поднесли.
— Забить можно только одним способом: если информация, которую сообщим мы, покажется горячее той, на которую они ставили.
— И что ты им можешь предложить? — скептически отреагировала я. — Встречу с инопланетянами?
— Да нет. Гораздо более интересное и реальное. — Теперь Виталий взирал на меня с каким-то хитрым и хулиганским видом.
— Неужели решил рассказать про свой брак? Не надо, прошу тебя! Не стоит того!
— Я хочу рассказать про наш с тобой брак.
— Про наш? — уставилась на него я.
— Ну да, — продолжал он. — Тебе не кажется, что это будет куда более сногсшибательная новость, чем набитая морда Димки?
— Бесспорно, только зачем врать?
— Врать? Ты отказываешься выйти за меня замуж?
— Я… но… мы… — в полном замешательстве бормотала я. — Мы только-только познакомились…
Он нетерпеливо перебил меня:
— Знаю, знаю. Вот поженимся, и познакомимся поближе. Надеюсь, ты не разочаруешься. Хотя, по-моему, мы и так достаточно хорошо знакомы. Даже через некоторые испытания прошли, достойно их выдержали. Я из-за тебя даже успел человеку морду набить, ты меня спасла, причем два раза. Первый раз физически: обогрела, одела, накормила. А второй — морально: честно промолчала. Сколько и чем нам еще надо проверять свои чувства?
— Иными словами, ты делаешь мне предложение? — не веря своим ушам и внутренне обмирая, спросила я.
— Да. Делаю тебе предложение своей руки, сердца и всего движимого и недвижимого имущества.
— А мама? Ты и меня собираешься от нее скрывать?
— О, на этот счет можешь быть спокойна. Ты маме очень понравилась.
— Ты… ты… неужели заранее ей сказал, что собираешься на мне жениться?
— Нет, конечно! — Он засмеялся. — Но она сама мне в тот день сообщила: «Наконец-то на тебя работает нормальная, серьезная женщина, а не эти свистушки». А потом посоветовала обратить на тебя внимание, потому что, судя по паспорту, ты не замужем.
— У-у, — скорбно протянула я. — Оказывается, ты так торопишься сделать мне предложение не потому, что влюбился, а потому, что я единственная женщина, которую одобрила твоя мама?
— Мнение мамы — важный аргумент, — хихикнул он. — Только если бы я в тебя до такой степени не влюбился, никакая поддержка мамы не помогла бы, — возопил он. — Я так и не понял: ты согласна или нет?
— Согласна, хотя и боюсь.
— Чего? — удивился он.
— Жизнь изменится.
— Моя, между прочим, тоже.
— И тебе не страшно.
— Вовсе нет. Я хочу ее поменять. И я очень счастлив!
Я обняла его.
— И я тоже очень счастлива. Но все равно мне немножечко страшно.
— А казалась мне такой храброй.
— Потому что настоящая храбрость — это хороню преодоленный испуг.
— О-о, а ты, оказывается, еще и философ. Тогда мы с тобой точно не пропадем.
Он вскочил с кровати.
— Сейчас пресс-секретарю позвоню.
— Может, сперва маме? — спросила я.
— Как ты о моей маме заботишься! Нет, сначала пресс-секретарю, а потом мы маме не позвоним, а просто к ней нагрянем.
— Вообще-то мне на работу нужно, — робко напомнила я.
— Ничего. Задержишься. — Эге! Он уже начинал мной командовать!
Впрочем, я и сама не особо рвалась в «Воскресную неделю». Ничего хорошего меня там не ждало. Вчера надебоширила, материал о Лилитином дне рождения не готов, а о грядущем замужестве сама сообщать не собиралась, пусть из прессы узнают! Или от ливанцевского пресс-секретаря. Больше впечатления произведет.
Виталий, держа в руках телефон, опять захихикал:
— Ой, я сейчас до того нашу пресс-службу обрадую! Они ведь давно меня уговаривали себя попиарить. Убеждали: хоть придумайте что-нибудь про себя. Вот и пускай теперь наслаждаются.