Уроки дедушки Ефима Дедушка Ефим начертил углем утку на дверях сарая и спрятался за угол.
– Пли! – скомандовал старый солдат первой мировой войны.
Бабахнул выстрел. И без того изрешеченная дробью дверь покрылась новыми пятнышками. Две головы прильнули к мишени, наперебой подсчитывая число попаданий. Семь дробин в мишени!
– Молодец,- довольным тоном заключает дедушка.- Завтра пойдешь со мной на ток.
На другой день вечером Гришутка, как настоящий охотник, шагал рядом с дедушкой. На плече у него одноствольное ружье, на боку – патронташ, до отказа набитый патронами, заряженными крупной нулевой дробью, на спине – охотничья заплечная сумка, словом – все, как у дедушки. Только у того ружье двуствольное.
Когда они по свежему насту и проталинам прошли километров восемь и вышли на старые вырубки, уже совсем стемнело.
Около сгнившего ствола старой вывороченной ели, под защитой молодой поросли березняка и осинника дедушка развел костер. Охотники согрели чайник и закусили.
– Давай-ка я тебя, внучек, проэкзаменую. Помнишь ли, как подходить к мошнику?* – обратился дедушка к внуку, укладывая съестные припасы в сумку. * Мошник – так называют глухарей во многих районах Карелии.
– Когда мошник щелкает – не шевелись, а когда начнет токовать, он глохнет – вот тогда, на второй половине его песни, и делай подход, но умей вовремя остановиться, пока он не кончил петь.
– Все правильно, пошли,- сказал дедушка и засыпал костер снегом.
Охотники сделали шагов двести и вышли к центру поляны, на которой, выделяясь на светлом фоне неба, росло несколько высоких деревьев.
– Здесь подождем часок,- усаживаясь на широкий пень, сказал старый охотник.- Тут недалеко токовище – я сам следы видел.
Кругом сплошная темень, особенно с южной стороны; ни шороха, ни звука кругом. Гришутке даже жутко стало немножко, а минут через двадцать на него напала дремота.
– Ты не спишь ли? – шепотом осведомился дедушка.- Нельзя.
– Скоро ли уж?
– Ишь ты – какой прыткий! Тут, брат, нужно терпение…
Вскоре небо чуть посветлело. От большой сосны, стоявшей шагах в восьмидесяти, вдруг послышались какие-то незнакомые звуки, будто кто выщелкивал дробь сухой тонкой дранкой.
– Это мошник щелкает,- пояснил дедушка Ефим.- А вот теперь токует. Ну, пошли, однако…
Вначале все шло по правилам охоты. Гришутка делал все так же, как дедушка, и они подошли к глухарям, которых здесь было уже с полдесятка, на ружейный выстрел. Но тут юный охотник, заглядевшись на играющих птиц, зацепился ногой за валежину и, не успев ахнуть от неожиданности, распластался по земле. В то же время раздался выстрел, и Гришутка совсем перепугался – ему показалось, что выстрелило его ружье, на которое он упал животом… Мальчик и не видел даже, как большая птица, подстреленная дедушкой, цепляясь за ветки дерева, свалилась вниз.
– Ты чего, охотник,- выстрела испугался? Подотри нос-то! – издевался дедушка.
– Нет… Это я, дедушка, нечаянно – за валежину зацепился… Честное пионерское…
– Ну, то-то… Охотнику надо смотреть и смотреть, не в два глаза, а в четыре.
Они подобрали убитую птицу и стали выслеживать новых токовиков.
– Не тужи, следующий – твой,- утешал дед внука, огорченного первой неудачей.
Шагов через сто, на проталине, у вывороченной с корнями сосны они заметили двух дерущихся самцов. Тут же, на ветвях небольшой осины, сидела глухарка – пестрая капалуха.* – Ну, прицеливайся в любого петуха, да не торопись, а то промажешь…
Грохнул выстрел, один из глухарей с шумом метнулся в сторону, другой остался лежать, неуклюже раскинув крылья.
– Убил, убил! – неистово закричал Гришутка и со всех ног бросился к убитой птице. Он высоко поднял ее за одно крыло, другое все еще касалось земли.- Дедушка, это я убил!
Я ведь, дедушка?!
– Ты, ты… Ну, в добрый час! Это первая твоя добыча.
А раз первая, то не надо быть жадным-хватит одной птицы.
Пойдем домой.
Всю дорогу они делились впечатлениями, и дедушка терпеливо поучал внука охотничьим приемам на току, Гришутка же слушал деда со вниманием, хотя ему и не терпелось скорей показать добычу дома.
– Какие красавцы,- восхищалась глухарями мать Гришутки, Лукерья Васильевна.
Птицы лежали на столе, освещенные первыми лучами солнца, прорвавшимися сквозь вер›;ушки ближайших деревьев.
Они и в самом деле были красивы. Темные спинки с бурым оттенком и такие же крылья, чуть посветлее; темный зоб отливал зеленью, а по брюшку, как горошины, рассыпаны белые пятнышки; хвост черный, блестящий. Красные дуги бровей и желто-розовый крепкий клюв довершали редкую красоту оперения.
* Капалуха – самка тетерева-глухаря.
– А твой, сыночек, больше, чем дедушкин; килограммов шесть будет, уж я-то знаю – сколько их на своем веку зажарила.
Мать с гордостью поглядывала на сына. Он напоминал ей сейчас отца, советского партизана, погибшего в годы Отечественной войны в схватке с оккупантами неподалеку от родных мест.
– Будь достоин отца, сынок,- вздохнув, тихо произнесла Лукерья Васильевна.
Когда сели обедать и мать подала вкусное жаркое, разговор снова вернулся к глухарям.
– Токовать они будут еще и в мае,- поучал дедушка,- и даже осенью, но не так азартно, как сейчас, в апреле.
Глухарка кладет в гнездо 8-10 яиц и высиживает цыплят. Они бегают вместе с ней выводком, как куры, и сами кормятся.
К осени птенцы уже становятся большими и живут целыми стайками. Когда кончаются ягоды, глухари питаются и более грубой пищей – почками и хвоей. Для этого они заглатывают в зоб камушки, которые служат им маленькими жерновами.
– А что делают глухари-токовики?
– После весеннего тока самцы теряют много перьев и не могут летать. В это время они прячутся в глуши, пока не отрастут новые крылья.
Второй урок дедушки Ефима Ивановича состоялся осенью.
Пошли они с манком* на рябчика. В сентябре это было.
И хотя дедушка знал места, где обычно гнездились рябчики, но бродили они по лесу долго, пока не напали на место гнездовья. Высмотрели множество всяких интересных вещей.
* Манок – свисток для приманки рябчиков, вальдшнепов и другой промысловой птицы.
Об этом мы еще расскажем юным читателям в следующий раз. А сейчас – о рябчике.
Обнаружили гнездовье вблизи осиновой рощи, рядом – речушка. Не успел Гришутка как следует насвистаться в манок, как над ним, часто взмахивая крыльями, пролетел пестренький рябчик. Он уселся над самой головой юного охотника. Гришутка взвел курок и выстрелил. Рябчик упал прямо в корзину с брусникой, что стояла под деревом.
Дедушка от души хохотал, приговаривая:
– Ну и ну! У меня такой удачи не бывало, чтобы в корзине сразу два блюда: и жаркое и кисель… Будет из тебя толк, внучек!
Охотничьи уроки дедушки Ефима Ивановича пошли Гришутке впрок. Сейчас он вырос и совсем стал похож на отца- партизана, фотография которого висит в золоченой рамке на самом почетном месте. Как и отец, он стал выдающимся промысловиком-охотником, но первого глухаря и рябчика, что убил вместе с покойным дедушкой, он никогда не забудет.
ХОЗЯЕВА ПТИЧЬЕГО НЕБА
„Леший"
Еще в раннем детстве я много наслышался о разных чудесах в лесу. Мы – дети – даже боялись ходить в такие места, где, как уверяли взрослые, «чудится», и где будто бы водятся лешие или лесовики. А что это были за существа – никто объяснить не мог, потому что никто их не видел. Говорили, будто леший похож на человека, только весь оброс рыжей шерстью, с рыжей бородой и рогами; руки у него, как у обезьяны, а ноги лосиные, с копытами. Немудрено испугаться такого чудища. Да если к тому же закричит он, будто человек заплачет истошным голосом, или засвистит, заулюлюкает, загогочет на всю округу,- тут только и уноси ноги от страха…
Раза два случалось и мне убегать вместе с ребятами от таких «концертов». И только став школьником, я узнал, что никаких леших в природе нет, как нет вообще «нечистой силы».
И вот однажды, в конце мая, когда уже начинались белые ночи, я плыл в небольшой лодке по озеру, любуясь вечерней зарей. Небо было окрашено в такие причудливые тона, что мне, уже видавшему немало наших северных зорь, все окружающее – небо, озеро, острова и лес – казалось таким сказочным, словно был я не на родном Кончезере, а где-то в тридевятом царстве. Любуясь природой, я незаметно отмахал веслами километров шесть и в полночь был уже в густых зарослях устья речки Анги, где, по рассказам, жила всякая «нечистая сила».
Все спало, стояла такая тишина, что слышно было, как высокая еще с весны вода шуршала тростником и ветками ивы. Даже очень чуткие к ветру листья осины не трепетали.
Спрятав лодку в самой гуще тростника, я притаился и стал наблюдать, приготовив на всякий случай ружье. Прошло немного времени, и вдруг с разных сторон послышались странные звуки, похожие то на плач ребенка, то на мяуканье, потом кто-то дико захохотал и захлопал в ладоши… Повторяю, что наступили уже белые ночи и было почти так же светло, как днем, однако от этой дикой какофонии мне стало не по себе, хотя я считался уже бывалым парнем и сам ходил в лес за любым зверем. Другой, суеверный человек, на моем месте, пожалуй, упал бы от страха на дно лодки и стал молить бога о спасении души. Но я-то знал, что все это значит,- затем и ехал сюда.
И вот на полянке появилась серая птица, которую я до сих пор видел только на картинках. Это был филин. Вылетев из чащи и снизившись, птица быстро пробежала по траве, что-то схватила своим коротким кривым клювом и стала терзать. Видимо, ей попалась лесная мышь.
Пока птица расправлялась с добычей, я успел внимательно ее рассмотреть. У нее была большая, похожая на кошачью, голова с крупными ушными раковинами. Благодаря им филин так хорошо слышит, что может по самому малейшему шороху обнаружить противника или добычу. Филин – хищная птица.
Об этом красноречиво говорит все его сильное тело, крепкий, крючкообразный, как у орла, клюв и такие же когти на сильных мускулистых лапах.
Оперенье у филина красивое, хотя издали это и незаметно.
Он кажется желтовато-серым, а на самом деле цвет его перьев ржавчато-желтый с черно-бурыми крапинками. Перья филина настолько мягкие, что при полете он почти не производит шума, так же, как летучая мышь.
Филин питается не только мышами или подобными мелкими животными, он нападает на зайца, на хорька, охотится за тетеревами, глухарями, всякой мелкой птицей, не брезгует вороной, хватает из воды рыбу, правда, на мелком месте, а иногда и ондатру. Зимой голодный филин нападает даже на лисиц. Когда ему попадается крупная добыча, он оставляет ее про запас на несколько дней, однако не перестает при этом охотиться за свежей пищей.
Филин обитает во многих лесах нашей страны и хорошо приспосабливается к ландшафту и другим природным условиям. Он одинаково стойко переносит как суровую зиму в наших широтах, так и жару пустынь и сухих степей.
Устраивает гнезда филин или в расщелинах скал или просто на земле, под прикрытием степных трав. В гнездо кладет два, реже три крупных яйца. Птенцов филины оберегают ревностно и, пока они еще слабы, даже размельчают крупную мясную пищу, превращая ее в густую кашицу, или мясной фарш, как сказали бы наши хозяйки. В середине лета птенцы оперяются и начинают вылетать на ночную добычу под руководством родителей.
Бодрствует филин только ночью, днем он совершенно беспомощен, так как глаза его приспособлены к зрению при слабом свете. Дневной яркий свет неприятен для филина. Этим пользуются птицы.
Самому мне не приходилось видеть, но ребята не однажды рассказывали об одном очень курьезном случае в природе.
Сидит филин где-нибудь в чащобе, а на него со всех сторон нападают-клюют и тормошат – стайки разных птиц. Плохо видя, филин отбивается чем может и дико орет. Птицы тоже не молчат. Легко себе представить, какой поднимается гвалт.
Пернатые не глупы – они пользуются слабостью противника и мстят за его ночные разбои. …Эти размышления отвлекли мое внимание от главной цели ночной вылазки – добыть чучело филина для школы.
Покончив с добычей, филин снова бесшумно скрылся в чаще, так что я не успел даже вскинуть ружье. Минуты через три надо мной стрелой пролетели две перепуганные утки, а еще через минуту по лесу разнесся такой дикий хохот, что я бросил ружье и заткнул уши.
Чучело на чучеле
– Как хорошо-то, дедушка… Правда? – сказал Гришутка, раскинув руки и вдыхая лесной смолистый воздух. Он только что вылез из нового хвойного шалаша и любовался прелестью раннего сентябрьского утра.
– Да, тот многое потерял, кто в нашем лесу не бывал,- отозвался из шалаша старый охотник Ефим Иванович.
Он лежал на мягкой подстилке из свежей хвои и, попыхивая трубочкой, наслаждался покоем.
– Как тихо сейчас… Птицы еще спят,- мечтательно продолжал внук, поглядывая на ясное небо, где уже занималась розовая, нежная северная заря.
– Ничего, солнышко всех разбудит. Однако пора нам чучелй подымать. Давай-ка, внучек, вон на ту березу…
Гриша взял два чучела черных с белыми боками птиц, насаженные на расщепленные в основаниях палки, нежно потрогал блестящие бусинки глаз под красными дугами бровей и с ловкостью кошки полез на дерево. Вскоре чучелй, как настоящие птицы, сидели на верхних ветках березы.
– Ну, а теперь не шуметь – уже светает,- предупредил дедушка, и они снова устроились в шалаше.
Когда чуть заметно посветлело, Ефим Иванович чуфыкнул, подражая косачу, Гришутка подхватил, и лес огласился первыми звуками «проснувшихся токовиков». Из лесу отозвалось несколько молодых косачей, и заворковал старый.
– Пора, внучек, проверь компас – ив добрый час. Утро ясное – лёт будет, только не заблудись.
– Не первый раз, дедушка,- с достоинством обронил Гришутка и направился по просеке в обход косачам.
Лес, будто по мановению волшебной палочки, вдруг ожил и огласился птичьей музыкой. На рдеющих гроздьях рябины зюзюкали красногрудые снегири, весело посвистывали дрозды, проснулся длинноносый дятел-барабанщик…
«Вот сегодня-то я уж подгоню дедушке косачиков»,- радовался Гришутка, весело постукивая сухой палочкой по деревьям. А дедушка тем временем сидел в шалаше с ружьем на изготовку и тоже радовался тому, что его лесные уроки пошли внуку впрок.
Но неожиданно все получилось иначе. Вместе с другими птицами проснулся ястреб-тетеревятник и, облетая свой пятикилометровый круг, в котором он полный и единовластный хозяин неба, попал в зону охоты наших друзей. Сначала он парил довольно высоко, зло выкрикивая свое «кри-кри- кри», потом опустился и, шныряя между верхушками деревьев, перепугал всех птиц. Все живое притаилось и смолкло. Лесные обитатели знают, что острые желтые глаза ястреба видят сквозь ветви деревьев, а чуткие уши ловят малейший шорох или писк.
В воздухе что-то хлопнуло и закувыркалось. Это ястреб своими сильными лапами ударил спешившего в чащу косача, вонзив в него острые когти, после чего обе птицы, кувыркаясь, рухнули на землю. Но разве может тетерев, нежная и благородная птица-украшение наших лесов – справиться с таким могучим хищником! Ястреб двумя ударами клюва раздолбил череп прижатой к земле птицы и стал разрывать ее на части. Но, видимо, он не был голоден, потому что вскоре, воинственно крикнув, снова взмыл вверх, оставив растерзанную добычу про запас.
Гришутка, наблюдавший за полетом ястреба, по звукам догадался, что произошло.
«Испортил нашу охоту, распугал дичь», – с сожалением подумал он.
Послышался выстрел, другой…