Борис Андреевич Юдин имел легальный бизнес в крупных совместных предприятиях и небольших кооперативах. За фасадом респектабельных, приносящих реальный, официально фиксируемый, облагаемый налогом доход организаций существовала и иная деятельность. Борис Андреевич руководил самой сложной ее частью, той, где коммерция соприкасается с политикой, где необходимы личные контакты с властями, где уже недостаточно честного слова, а необходимы решения, приказы, бланки, печати и иная бюрократическая канитель. К примеру, можно арендовать у магазина десятилетиями затопленный огромный подвал и превратить его в богатое доходное предприятие. Но если гниющий, кишащий крысами подвал никого не интересует, то как только начнутся строительные работы, немедленно появятся и заинтересованные лица. И лишь закончат возиться с цементом и кирпичами, начнут стелить полы, навешивать оконные и дверные рамы, на «объект» заглянут ответственные товарищи из райисполкома. А к тому времени, как кончат отделку, развернется битва с «частным капиталом и хищниками теневой экономики». И чтобы выиграть эту битву, а еще лучше – предотвратить ее, существовал Борис Андреевич Юдин, который знал, в какие двери следует постучать и на чей стол и что именно положить.
Бытует неправильное мнение, что все решает толщина конверта. Сегодня конверты берут лишь на первых ступеньках власти, да и взяв, положительного решения не гарантируют, а лишь обещают вопрос «проработать». Для того чтобы решить серьезный вопрос, необходима личная долговременная заинтересованность соответствующего товарища, которая может выражаться и в паевом участии, и в обучении любимого чада в престижном заведении, в перспективах служебного роста и в решении иных многочисленных проблем, которыми богата жизнь человека, живущего в нашем обществе.
Борис Андреевич держал в руках множество нитей, соединявших напрямую министерства, комитеты и ведомства, знал сотни людей, их силу и слабость. Используя обмен услугами, деньги, в редких случаях шантаж, он почти всегда добивался необходимых решений. Но получить официальное «добро» и организовать доходное предприятие – это даже не половина дела. Нужно застраховать его от пожара и чрезмерного налогообложения. И здесь в жизни Юдина появляется Гоги Мельник. Когда они приходили к взаимовыгодным решениям и предприятие начинало приносить существенный доход, возникала необходимость превратить деревянные рубли, которые и ничтожно мало стоили, и могли быть в любой момент отобраны государством любым из способов, известных еще Остапу Бендеру, в золото, камни, валюту. На этом этапе требовалась помощь Анатолия Самойловича Каца. С ним Юдин работать любил, проблем не возникало, разве что грабил Анатолий просто по-черному. Так ведь и его понять можно: инфляция раскручивалась, рубль уже не падал, а летел вниз согласно закону притяжения. Только никто еще не видел конечной точки, в которой рубль разобьется вдрызг, разлетится на атомы и перестанет существовать.
Самым сложным партнером являлся Губский. Ну казалось бы, на кой черт сейчас нужен этот маразматический старик? Какое отношение имеет сегодняшний бизнес к ворам в законе, мифическому общаку, к прочим аксессуарам археологии? Ответ был прост: воры в законе, старые либо новые, реально существовали, и в местах заключения, от которых никто не застрахован, эти люди, или нелюди, правили бал. Они существовали и на воле, где воровали и убивали, мешали жить как обычным людям, так и авторитетам. Самого Губского можно легко убрать, но воры почему-то считались с ним, и через патриарха удавалось хоть частично воздействовать на темные неуправляемые силы. Георгий Акимович Мельник и его люди, за исключением проституток, не делали денег, лишь отбирали часть у делателей, и неизвестно, кто от кого больше зависел. Наверное, в каждом конкретном звене бесконечной цепи преступного бизнеса данный вопрос имел свое конкретное решение: побеждал более умный и сильный. В одном случае предприниматель платил и заказывал музыку, в другом – музыканты грабили и отбирали, сколько могли.
В данном вопросе надо было навести порядок, установить точный тариф за услуги. И здесь интересы Юдина, Каца и Мельника пересекались. Из-за беспредела рэкетиров несколько прибыльных предприятий перестали существовать, источники доходов иссякали. Люди Гоги Мельника остались при ножах, цепях и пистолетах, но без хлеба с маслом. Именно с этими козырями прибыл на «совет в верхах» Борис Андреевич Юдин. Он был кругом прав и собирался прижать Мельника, потребовать навести порядок. Но с позиций Гоги Мельника чистоделы, предприниматели и торгаши тоже нарушали закон джунглей. Охрана не имеет права уничтожать рабочую силу, но и работяги не должны перекупать охрану, заманивать в свои липкие сети. Заманивание же осуществлялось повсеместно, и, с точки зрения Юдина, процесс был необратим, кончина империи Гоги Мельника не за горами.
Как все гениальное, схема заманивания была проста. В кафе, цехе, другом доходном месте появлялись здоровые вооруженные парни и требовали у хозяев за безопасность живота «отстегнуть» долю. Умный хозяин соглашался, но очень скоро крутые парни становились швейцарами, водителями, грузчиками, получали высокую зарплату, которой, естественно, не желали делиться с эмиссарами Мельника. Изменщики, уже кровно заинтересованные в благополучии хозяина, защищали его не за страх, а за совесть, начинались стычки, драки, перерастающие в вооруженные схватки. Гоги Мельник терял людей, их убивали, сажали, перекупали, империя если и не таяла, то уж точно мощности не набирала. А сегодня, кто не движется вперед, тот отстает, вожжи в руках Мельника ослабли, и он этого допустить не мог. С другого бока его, колом в ребра, подпирали воры, мигрировавшие по законным владениям Гоги Мельника. Воры не желали признавать никаких правил, кроме своих, коим следовали тоже не всегда. Опять схватки, стрельба, аресты, главное – убытки.
Анатолий Самойлович Кац в жизни не держал в руках оружия опаснее столового ножа, ни разу не ударил человека. Естественно, он стремился поддерживать контакты с Юдиным и избегал встречаться с парнями Мельника, тем более с представителями патриарха Губского, нуждаясь в защите, платил и тем и другим, однако в безопасности себя не чувствовал. Эти люди не имели чести, не держали слова, могли ради одноразовой рублевой выгоды сорвать серьезную сделку, за порцию марафета ткнуть ножом. Большинство деловых партнеров Каца давно укатили за рубеж, и он бы уже уехал, но обещал коллегам продержаться еще несколько лет, закончить кое-какие дела, главное, подготовить себе замену. «Зарежут меня, – предупреждал он коллег, – ни делу, ни вам лично никакого профита, а мне неприятно». – «Оставь свой черный юмор, – отвечали друзья, – ты самый умный и осторожный, еще немножко потерпи». И Кац терпел, так как был человеком слова.
И наконец прозвучала команда: «Можно ехать, ждут». Кац реализовал свое имущество, все накопленное годами превратил в бриллианты. Община знала об отъезде, передала Кацу свои сбережения, которые следовало передать доверенным лицам. Несколько лет назад Кацу подарили замшевый пиджак, изготовленный для своих нужд итальянскими контрабандистами. Бриллианты стоимостью свыше миллиона долларов Кац зашил в этот пиджак и ждал выездной визы. Но чем ближе был срок отъезда, тем хуже становился сон. «Все вывозят тюки и ящики, – рассуждал Кац, – а я, такой хитрый, предстану в таможне с семьей и двумя чемоданами. Меня разберут на винтики, рентгеном просветят, все отберут, – шептал он бессонными ночами. – Мне бриллианты не вывезти, нужны другие пути». И Анатолий Самойлович после долгих колебаний остановил свой выбор на Юдине, который по делам совместных предприятий постоянно выезжал за рубеж.
Кац надел невидный пиджачишко, созвонился с патриархом Губским, которого никто тронуть не посмеет, и прибыл в загородную резиденцию, где собирался договориться с Юдиным. Все проходило по плану, Анатолий Самойлович рядом с Мельником и Губским впервые за последние дни чувствовал себя спокойно. Но Кац не знал, что его ближайший помощник уже захвачен ворами и умирает под пытками и сил у него больше нет, ведь он только человек. И Кац, вместо того чтобы бежать, немедленно скрыться, всполошился из-за известия, что рядом, буквально за стеной, проживает товарищ из компетентных органов.
Эдуард Федорович Губский чувствовал себя превосходно. Он пил и закусывал, из-под лохматых бровей поглядывал на молодых, снисходительно и без всякого труда изображал неумного, дряхлого, уже никуда не годного патриарха. Он тоже не верил, что они способны о чем-то договориться, и приехал лишь развлечься и получить от молодых «подогрев». А хочется ребятишкам над стариком посмеяться, так бог им судья, а от старика не убудет. Два дня назад Губскому шепнули: мол, в столице собрана партия камней, адресат пока неизвестен, но мальчики расстараются. Но раз камни, то, возможно, они следуют к еврейчику, рассудил старый авторитет. Так побудем рядом, приглядимся, может, чего и высветится. Да и покалякать с Мельником не мешает, унять его мальчишек.
Дело в том, что воры сильны, когда с ножом и на плечах безоружного повисли, напали внезапно. При разборках и столкновениях боевики оказывались и физически крепче, и лучше вооружены. Воры такие бои, как правило, проигрывали, теряли людей, главное, воровской авторитет. Среди сегодняшних воров были свои авторитеты, которым Губский не мог ничего приказать. Да старику было и наплевать на дерзких мальчишек, пусть их стреляют, как зайцев. Но неподалеку от Москвы еще остались несколько человек если не ровесников Эдуарда Федоровича, то принадлежавших к его поколению, и Губский обязан им помочь не только как старым товарищам, но и как людям, поддерживающим и популяризирующим идею патриарха.
Губского не обманула небрежность, с какой Гоги сообщил о наличии рядом полицейского чина. Патриарх знал, у сыскарей просто так ничего не бывает: раз прибыл, значит, по чью-то душу, чего-то разведали товарищи; и один тут, а сколько их за деревьями, в машинах, у телефонов? Сегодня Эдуард Федорович встречи с властью не боялся, за ним нет ничего, но жить под одной крышей с сыскарем без радости. Губский твердо решил, что жизнь закончит на воле. Человек в преклонном возрасте, словно юноша, верит в осуществление своих планов, хотя жизнь неоднократно ему доказывала, что благими намерениями устлана дорога в ад.
Итак, Гоги Мельник занял свое место за столом и как можно безразличнее произнес:
– Суета.
Юдин решил, что пора переходить к делу, согласно кивнул и тихо сказал:
– Ясное дело, девица сообщила тебе, что беременна. Мы, Гоги, родились не сегодня, а вчера. Что произошло?
– Пустяки, Борис, не бери в голову. – Гоги взял бутылку, наполнил всем рюмки. – Мент поганый съехать отказался, хочет со мной потолковать.
– Обед был прекрасный. – Кац поднялся, аккуратно сложил салфетку. – Я буду у себя в номере, – кивнул Юдину и неторопливо вышел.
– Гоги, ты вели это… – Губский пошевелил пальцами над накрытым столом. – А я по-стариковски вздремну часок.
– Может, тебе девочку прислать? – хохотнул Гоги. – Расслабься.
Патриарх шевельнул бровью неодобрительно, Юдин тоже поднялся, дернул Мельника за рукав.
– Пошли, юморист. Выясняй свои дела с властями, а мне надо в машину заглянуть, зажигание опаздывает.
Когда они вышли, в номере зазвонил телефон. Губский не любил говорить по телефону, вечно казалось, что кто-то подслушивает. Аппарат прозвонил трижды, умолк, затем зазвонил вновь, патриарх недовольно вздохнул и снял трубку.
Прохаживаясь по аллеям парка, Мельник рядом с Гуровым чувствовал себя неуютно, даже пришибленно. И шатающиеся неподалеку фигуры охранников не успокаивали. Гоги почему-то казалось, что мент сейчас ударит, а парни не успеют, а может, побоятся вмешиваться.
– Да не зыркайте по сторонам, не трону я вас, не мальчишка, – сказал Гуров раздражительно, подтолкнул Мельника к массивной, вырубленной из цельного соснового ствола скамье. – Присядем.
Гуров сел и достал сигареты, а Мельник остался на ногах, сунул руки в карманы и, оказавшись выше противника, обрел некоторую уверенность.
– Как вы это хозяйство захватили? Я ни в одном ХОЗу концов не нашел, – сказал Гуров, прикуривая. – Хорошо, светские беседы на потом, давайте о деле.
– Лев Иванович, у нас общих дел нет, – ответил Мельник, – отдыхаем, разве что в картишки можно переброситься.
– Перестаньте, не валяйте дурака, Мельник. Вы человек деловой, а я сюда тоже приехал не чай пить. Я помогу вам утрясти отношения с Юдиным и подскажу двух, возможно, трех человек Губского, через которых вы сможете если не прекратить, то притушить резню в Рязани.
Мельник присвистнул и длинно сплюнул, изображая блатного простака, произнес нараспев:
– Ты что же, меня за фраера держишь, начальник? На такой туфте вербануть желаешь?
Гуров стряхнул пепел, взглянул на сигарету с любопытством, пожал плечами и молча отвернулся, словно Мельник и не говорил ничего. Гоги понял, что с опытным сыщиком разговаривает не так, как нужно, быстро преобразился, подтянул животик, уселся рядом.
– Ну, извини. Ты в розыске пушку получил, когда я еще в школу ходил. Вон как моих парней ловко скрутил, уважаю.
Мельник выдержал паузу, стрельнув хитрым взглядом, Гуров молчал, смотрел безразлично, давая понять, что, мол, пора кончать театр и переходить к делу.
– Ну хорошо, – Гоги вздохнул. – Верно о вас говорят: Лев Иванович Гуров человек гордый, умный, держится на дистанции…
«На дистанции», тут же отметил Гуров. Не его слова. Откуда? Неужели он уже на меня справку с компьютера снял? Значит, есть у них такой компьютер, точно есть. Значит, приехал я не зря.
– Вы, полковник, нечестно сдаете. – Мельник решил уязвить Гурова. – Уже пять человек знают, что мы сейчас тут лялякаем, мне теперь всю жизнь не отмыться. Какой же вы опер, спрашивается?
– Я хочу встретиться со всеми, это во-первых. На ваш авторитет мне наплевать, это во-вторых. – Гуров аккуратно загасил сигарету, бросил в гипсовую урну. – Как здоровье Ирочки?
Мельник официально женат не был, но семью имел, двухлетняя дочка Ирочка действительно температурила.
– Это к чему? Осведомленность показываете? – Мельник сглотнул горькую слюну. – Угрожаете?
– Дурак, – равнодушно обронил Гуров. – Мне показывать тебе нечего, я и так много знаю. А здоровьем ребенка пугать? – Он неожиданно схватил Мельника за плечо, придавил. – А ну, скажи своему дебилу, чтобы не топтался у меня за спиной! Живо!
Мельник неловко оглянулся, увидел Толика, который действительно стоял за деревом, метрах в пятнадцати, махнул рукой и крикнул:
– Ты что? Выйди на аллею и гуляй на виду!
Гуров оттолкнул Гоги, поднялся.
– Мы заинтересованы, чтобы ваши драки поутихли. Людям без вас жить тяжело. Скажи своим содельникам, что полковник Гуров хочет встретиться, имеет конкретное предложение. О дочке твоей сказал, потому что тебя обкладывают. Ну это отдельный разговор, и тебе за него отдельно заплатить придется.
Вставая со скамейки, Гуров оперся на плечо Мельника, удерживая того на месте, и направился было к главному корпусу, но Гоги сорвался, догнал и преградил дорогу.
– Как это обкладывают? Кто?
Гуров сосредоточенно, словно делая что-то важное, поправил Мельнику галстук.
– Я хочу встретиться с твоей компанией. Ты меня представишь, побеседуем, а позже мы с тобой встретимся тет-а-тет.
– Берете за горло?
– А как же?
– Представляется, на пустой номер берете?
– А ты ныряй, здесь неглубоко.
Мельник держал полковника за рукав, не давал уйти, смотрел на телохранителей, которые топтались чуть в стороне, и думал. Верно, в последние дни за ним кто-то поглядывает, и телефон в квартире ему не нравится. Сыскарь прав, да и просит немного, пусть придет в номер Губского, поговорим. Что он здесь, это все знают, и Мельник за него не в ответе.
Гуров терпеливо ждал, наблюдал, как мечется взгляд Мельника, подрагивает отвисшая губа, и не сомневался, что Гоги согласится.
– Нет. – Мельник взглянул твердо, губы подобрал в линию. – Коготок увяз, всей птичке пропасть. – Он отпустил рукав Гурова, даже разгладил. – Может, ты и прав, меня решили заменить. Так не впервой решили, и на сделку с вами я не пойду.
– Какая сделка? – удивился Гуров. – Я и не прошу ничего. – Он понял, что промахнулся, теперь пытался отступить с наименьшими потерями. – Я хотел пообедать в вашей компании, и только.