Пришлось поискать мелочь.
– Не наторговали, что ли? – поинтересовался Рублев, получая билеты, на которых не были проставлены ни ряд, ни места.
– По-всякому бывает.
– А места почему не написаны?
– Садитесь, где хотите.
Несколько озадаченный Рублев посмотрел на Иваницкую. Та пожала плечами. Сквозь стеклянные двери они прошли в пустынное фойе. Рублеву показалось, что они пришли слишком рано. Он помнил какое обычно царит оживление в фойе, в буфете перед сеансом, когда, имея минут десять времени в запасе, нет гарантии, что придет твоя очередь купить бутылку пива и стакан сока для спутницы, но это были воспоминания прошлых лет, а новых Рублев еще не нажил. Кроме них в огромном фойе кинотеатра, выстроенного в конце семидесятых годов, прогуливалось еще человек десять подростков – парней и девушек, – которым Комбат и Иваницкая годились если не в дедушки с бабушкой, то уж в отцы и в матери точно.
Девушка с короткой стрижкой в кожаной, украшенной металлическими пластинами куртке посмотрела на них с легкой понимающей усмешкой.
Она-то знала, почему пришла в кино вместе со своим парнем – им просто негде встретиться, негде пообниматься.
«Хотя, – тут же подумала она, – возможно, у него есть жена, у нее муж, и темный кинозал – самое подходящее место для того, чтобы несколько раз поцеловаться».
Рублев взглянул на часы. До начала фильма оставалось пять минут.
– По-моему, мы попали не в свою компанию, – шепотом проговорила Иваницкая, садясь за столик в буфете и подвигая к себе чашку с кофе.
– Сеанс-то уже, можно сказать, вечерний, а народа нет. Может, фильм неинтересный, – предположил Комбат.
– Мы с тобой столько лет не были в кино, – полуприкрыв глаза, прошептала Иваницкая, – что совсем потеряли чувство реальности. Ты только вспомни сколько сейчас видиков, сколько фильмов идет по телевизору! Кому еще, кроме нас, придет в голову ходить в кино, смотреть фильм, который вся Москва видела года три тому назад на кассетах?
– Ну и что. Мы-то с тобой его не смотрели.
Прозвенел мелодичный звонок, и голос из динамиков бесстрастно напомнил, что сеанс начинается. Иваницкая, Рублев и еще с десяток зрителей поднялись по широкой мозаичной лестнице к широко распахнутой двери, ведущей в зрительный зал, и тут же растворились в нем. На двадцать четыре ряда приходилось двенадцать зрителей. Парочки рассаживались так, чтобы оказаться подальше друг от друга.
Комбат со Светланой сели в шестом ряду. Свет погас и тут же начался фильм. Рублева удивило, что нет журнала, как бывало в прошлые годы. Бежали написанные по-английски титры, звучал гнусавый голос переводчика – так, как раньше бывало только на фестивальных показах. Он обернулся и увидел, что все, кто пришел на сеанс, времени зря не теряют. Парень с девушкой, сидевшие от них через два ряда, целовались, другая пара, устроившись под самой киноамбразурой, хрустела картофельными чипсами.
И тут Комбат понял: не случайно у него вырвалось это слово – «кино», не случайно он с Иваницкой пришел сюда. Именно здесь и он, и она почувствовали себя моложе, словно бы вернулись лет на десять назад, когда, не оглядываясь на других людей, могли позволить себе маленькие глупости.
Он снял кожаную куртку, положил ее рядом на сиденье, помог освободиться от полупальто и Иваницкой. Затем обнял ее. Женщина тут же положила ему на плечо голову и они стали смотреть фильм. Комбат даже не сразу понял, что действие американского фильма разворачивается в Афганистане, что американский супермен одет в форму советского офицера. Он понял, что перед ним, лишь увидев знакомые пейзажи, увидев массовку из афганских крестьян. Он, скучая, смотрел на сцены взрывов, перестрелок, как всякий профессионал, находя в них массу неточностей, видя, что это не настоящий бой, а подделка. Уж слишком звучно гремели пулеметы, автоматы, уж слишком ярко, театрально взрывались гранаты.
Незаметно для себя Комбат переносился в прошлое, вспоминал ребят, оставшихся в выжженных солнцем горах. Он был в мыслях уже там, по ту сторону экрана…
Иваницкая вздрогнула, когда его рука отпустила ее плечо и легла на спинку кресла.
– Что-нибудь не так? – шепотом поинтересовалась она.
Но тут же поняла, что Борис Рублев ее не слышит. Обида миновала мгновенно. Она сообразила, что происходит на душе у Рублева, и для него сейчас не существует ни ее, ни зрительного зала, а лишь невысокая гряда гор, растянувшаяся над выцветшим, серо-голубым небом.
Даже когда включился свет, Рублев смотрел на белое полотно так, будто на нем все еще виднеются пейзажи, знакомые ему по войне.
Светлана тронула его за плечо.
– Пойдем, а то двери скоро закроют.
– Прости, я, наверное, задумался.
– Ты куртку забыл.
Борис Рублев даже не ощущал холода, когда вышел на улицу с курткой, переброшенной через руку. Он улыбнулся, когда увидел, как парень с девушкой, которых они видели на сеансе, берут билеты на следующий, на тот же самый фильм.
– Ты знаешь, – сказал он, садясь в машину, – что «кино» у меня вырвалось абсолютно случайно?
– Ты жалеешь?
– Нет.
– Ну, вот и отлично, – Светлана задержала в пальцах застежку ремня безопасности, который хотела набросить, и повернулась к Комбату. – Мне давно не было так хорошо.
– Так ничего же и не было, – усмехнулся одним краем губ Рублев.
– Именно поэтому.
– А теперь куда? – спросил мужчина, заводя мотор и выезжая на улицу.
– Зачем спрашиваешь?
– На всякий случай.
– Если бы ты собирался ехать ко мне, то поехал бы в обратную сторону, а эта дорога – к тебе.
– Все точно, – улыбка не исчезла с губ Рублева.
Он чувствовал, что у Светланы с того времени, как они оказались близки, никого не было. Такое познается без слов. Рублев лихорадочно припоминал, что же у него есть в холодильнике. Помнил точно, бутылка водки и палка колбасы есть, пара банок тушенки, банка рыбных консервов. Все не то, этого ей не предложишь. Таким женщинам, вроде как и еда не нужна, они не едят, а пробуют.
Что-нибудь цитрусовое, разве что…
Придется заезжать в магазин. Теперь он уже не боялся нарушить равновесие любым предложением, взаимопонимание установлено и его можно уничтожить только ссорой.
Вместе они зашли в магазин, вместе сделали покупки. А затем, в предчувствии чудесного вечера, направились на квартиру к Рублеву.
Глава 5
Да, так уж случается, что люди, знающие друг друга, движутся в одном направлении. Вот уже несколько дней, полковник Бахрушин обдумывал как бы ему лучше предложить работу Борису Рублеву. Начальник полигона, полковник Брагин, свое согласие дал, а в том, что Комбат ему понравится, Бахрушин не сомневался ни секунды. Дело оставалось за малым – уговорить самого Рублева и притом сделать это так, чтобы тот не чувствовал себя обязанным.
Леонид Васильевич был достаточно проницательным человеком, чтобы не делать таких предложений в лоб, а значит, решил он, действовать придется обходным путем.
Он собирался заняться этим с самого утра, но дела не позволили. Пришлось присутствовать на совещании, делать небольшой импровизированный доклад. Во время своей пятнадцатиминутной речи Бахрушин не сводил глаз с генерала Пивоварова. У того ни один мускул не дрогнул на лице, когда Бахрушин раскрывал некоторые детали, касающиеся деятельности восточных сект. Тема была интересна сама по себе, даже если отвлечься от того, в каких стенах происходил доклад. Многие интересовались чисто из любопытства, задавая вопросы, а вот генерал Пивоваров молчал, но слушал Бахрушина внимательно.
«Черт с тобой, – подумал Бахрушин, – докопаюсь я в конце концов, до правды. Не может быть по-другому».
Докладывая, он решал на ходу, о чем можно говорить, о чем нет. Пивоваров так и не произнес ни слова, хотя часть доклада Бахрушина напрямую касалась направления, разрабатываемого генералом – производства бактериологического и химического оружия в третьих странах.
Зайдя в кабинет, Леонид Васильевич спрятал папку с документами в сейф и твердо пообещал себе, что именно сегодня, именно сейчас он займется трудоустройством Комбата.
Вызвал Альтова.
– Как прошел доклад, товарищ полковник?
– Сейчас у нас есть дела поважнее, – махнул рукой Бахрушин. – Разузнай-ка для меня, где сейчас Андрей Подберезский.
Альтов настороженно посмотрел на начальника.
«Неужели тот что-то затевает? Вчера интересовался Рублевым, сегодня – Подберезским. Того и гляди, новое дело раскручивается».
– Узнай так, чтобы он не догадался от кого исходит инициатива.
Альтов шагнул к двери.
– Погоди. Небось, собираешься позвонить к нему домой, а потом в тир, представившись налоговым инспектором?
Альтов удивился.
– Признаться, да…
– Зачем же друзей пугать? Придумай что-нибудь другое.
Пришлось изощряться. Альтов сидел минуты две возле телефона, пока наконец ему в голову не пришло представиться журналистом городской газеты, собирающему информацию о том, где в настоящее время работают ветераны афганской войны. Дома Подберезского не оказалось, зато в тире он был.
– Позвать? – в трубке звучал голос молодой женщины.
– Нет, мне только нужны данные, – и Альтов принялся излагать свою легенду.
Ответ женщины был лаконичен и краток. Никаких сокровенных или коммерческих тайн о своем работодателе она не выдала, но и не обидела звонившего. Альтов, вполне довольный собой, вернулся в кабинет к Леониду Бахрушину и гордо доложил:
– Андрей Подберезский сейчас в тире.
– Небось, журналистом представился? – ухмыльнулся полковник.
Альтов был разочарован. Еще ни разу ему не удалось провести своего шефа. Тот заранее знал, как понял Альтов, что он непременно назовется журналистом, знал прежде, чем сам капитан придумал этот ход.
– Ну что ж, молодец, – рассмеялся Бахрушин, поднимаясь из-за стола. – Нечего рассиживаться, еще чего доброго уедет.
– Машину разыскать? – скороговоркой поинтересовался Альтов.
– Стоит у подъезда, – не выглядывая в окно, ответил Леонид Васильевич.
Проходя через приемную, Альтов на всякий случай украдкой посмотрел в окно сквозь повернутые планки жалюзи. Машина и впрямь стояла неподалеку от крыльца, поблескивая черным лаком. Но тут уж и Альтов не удержался от смеха.
– Ты чего хохочешь? – толкнул его в бок Бахрушин.
– Да вот, как последний идиот, раздумывал, откуда вы знаете, что машина у крыльца. А потом понял, пока меня не было, вы в окно посмотрели.
– Черт тебя побери, капитан, и ты становишься человеком.
Лифт плавно опустил полковника и его помощника в цокольный этаж, и Бахрушин, оказавшись на улице, постучал костяшками пальцев по тонированному стеклу машины, за которым Альтову так и не удалось рассмотреть водителя. Тот возник моментально, до этого дремал, улегшись на переднее сиденье. Самое странное, когда шофер открыл дверцу, то заспанности в его глазах и следа не было.
– На шоссе Энтузиастов, в Кабельный переулок, – скомандовал Бахрушин.
Он никогда не ездил на переднем сиденье, чем грешили многие из его высокопоставленных коллег.
– Долго Подберезский пробудет в тире? – спросил Леонид Васильевич, глядя на город сквозь темные стекла машины.
– Не было случая поинтересоваться.
– Грош цена тебе, Альтов. Приедем, а его уже не будет.
– Я бы мог, конечно, предупредить, но…
– Ладно, черт с тобой. Что теперь уж думать об этом.
И Бахрушин решил, если Подберезского в тире не застанут, то поедут прямо к Комбату.
В конце концов, тот – человек не любящий церемоний, и на худой конец ему можно выложить все напрямик.
Черная «волга» с двумя антеннами на крыше свернула с шоссе Энтузиастов и вскоре оказалась во дворе старого довоенного дома, построенного как раз в те годы, когда советская архитектура уже успела отказаться от простоты двадцатых, но еще не пришла к украшательству начала сороковых. И хоть Бахрушин знал, что в тир существует вход с улицы, так сказать, официальный, для посетителей, решил зайти туда со служебного, ведущего через подъезд.
Но его встретил кодовый замок.
– Ну-ка, Альтов, прояви смекалку, – Леонид Васильевич опустил уже было занесенную руку, готовый в любой момент набрать код.
«Привязался же он ко мне сегодня, – злился про себя капитан, – будто я оперативник какой-то! Будто я знаю какой код может быть у этого замка».
– Надо дождаться, пока кто-нибудь зайдет в подъезд, – сказал Альтов.
– Не правильно.
– Тогда наберем код одной из квартир и нам скорее всего откроют.
– Тоже не правильно, – Бахрушин отстранил Альтова и указал ему на наборную панель. – Видишь, три цифры немного затертые – ноль, пятерка и девять.
«Черт, как же я раньше не догадался!» – продолжал злиться Альтов, но на этот раз предъявляя претензии к самому себе.
– Что, слишком короткая подсказка? – застал его врасплох Бахрушин. – Все равно не наберешь. Во всяком случае, с первого раза, как-никак число комбинаций – три факториал.
– С первого раза, наверное, не попаду.
Бахрушин ухмыльнулся презрительной улыбкой.
– Не получится из тебя человека, ей богу не получится, Альтов! Рано тебе в майоры метить. Ты посмотри, где жильцы подъезда в первый момент останавливают руку. Там краска затерта со стороны нуля и пятерки. Набирали бы девятку первой, опирались бы слева. Значит, или пятьсот девять, или ноль девяносто пять. Но ноль девяносто пять не проходит, потому что в этом подъезде находится девяносто пятая квартира. Ее номер нужно тут же исключить из кода, которым открывается подъезд.
Щелкнули три кнопки. Раздался короткий гудок и вспыхнула красная лампочка индикатора.
– Чего стоишь, поворачивай ручку!
Альтов чувствовал себя не лучшим образом.
Бахрушин был настроен ставить его в тупик при каждом удобном случае. Дверь конечно же открылась, и полковник с капитаном оказались в темном подъезде. Правая дверь вела на лестницу, а левая, обитая железом, – в подвал. Леонид Васильевич пожалел, что тут нет никакой головоломки для Альтова. Дверь закрыта на ключ, а для связи существует одна единственная кнопка – кнопка звонка, так похожая на таблетку в цветной растворимой оболочке.
Сколько ни жал на нее Альтов, звонка из-за двери было не расслышать – то ли расположен далеко, то ли дверь такая толстая, а может, тот и вообще не работает. Он припал к жестяной обивке ухом и радостно улыбнулся. Где-то в отдалении зазвучали подбитые металлом каблучки.
– – Не ждут они гостей, – все так же улыбаясь, проговорил Бахрушин.
Наконец дверь открылась. Молодая женщина в короткой юбке, в туфельках на высоком каблуке и в камуфляжной куртке явно с чужого плеча, сдержанно кивнула и ни о чем не интересуясь, впустила мужчин. Бахрушин и Альтов тут же почувствовали разительное отличие подъезда от подвала, которое отлично символизировала собою дверь, с одной стороны обитая некрашеными листами оцинкованной жести, а с другой стороны покрытая фирменным пластиком под дерево.
Стены оставались неоштукатуренными, выложенными из красного живописного кирпича. Потолок покрывали звукопоглощающие плиты, вставленные в дюралевые направляющие. Все светильники – галогенные, маленькие – прятались в толще плит.
– Прямо тебе Брестская крепость, – пробормотал Бахрушин, разглядывая красные кирпичные стены, из-за которых в подвале тира, казалось, стоит полумрак, хотя все лампы были включены.
– Андрей, – негромко позвала женщина, увидев, что дверь в кабинет ее шефа открыта, а самого того нет за столом, – к тебе пришли.
Но Бахрушин уже отыскал взглядом Подберезского. Тот стоял в конце тоннеля возле мишеней и поправлял прожектора, прикрытые от любителей стрельбы толстыми металлическими пластинами.
Андрей прищурился, не в силах разглядеть из-за сильного света, направленного на него, кто же пришел. Единственное, что он понял сразу, это не Комбат – его мощную фигуру он узнал бы среди тысяч – и не спеша двинулся к линии, на которой располагалось оружие.