Но я не могла вымолвить ни слова. Не то чтобы я удивилась, нет. Когда-то мы были родственными душами, до безумия влюбленными друг в друга, но эти времена теперь казались безвозвратно ушедшими. Они были словно где-то в другой жизни. Теперь мне тридцать шесть, и со дней ужинов в ресторанах и страстного секса на ковре в гостиной минуло много лет.
Он был прав. Я больше не та, на ком он женился. Я больше не восходящая звездой издательского мира Нью-Йорка. Не ношу юбок и обуви на каблуках. Я стала эмоционально опустошенной, пораженной горем матерью-домоседкой, которая и матерью-то больше не являлась, потому что лишь недавно зарыла дочь в сырую землю.
Мы оба знали, что связь между нами разорвана. Мы больше не чувствовали одного и того же, а наши мысли о будущем сильно разнились.
Мы больше не любили друг друга.
— Возможно, нам лишь требуется время, — покорно предложила я, предприняв последнюю попытку сохранить наш брак, поскольку никогда не пасовала перед трудностями, и, если честно, мысль о потере ещё одного близкого человека вызвала у меня тошноту. — Прошло всего девять месяцев.
Он покачал головой:
— Все было не в порядке и до этого, и тебе это известно так же, как и мне. Не думаю, что существует способ всё наладить.
— Но я не хочу просто сдаваться, — возразила я. — Ты правда веришь, что в одиночестве станешь счастливее? Когда-то мы были командой. Может быть, у нас снова получится ею стать.
Он наклонился вперед, упершись локтями в колени. Посмотрел на свои руки и потер ладонь большим пальцем.
— Я не останусь один, — объяснил он. Затем надолго замолчал, а потом наконец посмотрел в мои ошарашенные глаза. — Я люблю другую, Софи, и она беременна.
На несколько секунд комната перед моими глазами подернулась дымкой, и мир потерял цвета, но затем всё вернулось в норму.
Откинувшись на кожаную спинку дивана, я сделала глубокий вдох и выдохнула, пытаясь принять тот факт, что я больше ничего не могу сказать или сделать, чтобы уберечь свой брак. Слишком поздно. Любовь умерла. У Майкла ребенок от другой женщины. Он пережил смерть Меган и продолжает жить, тогда как мое сердце всё ещё в трауре.
Я слишком долго боролась. Больше не могу. По меньшей мере за то, чтобы удержать мужа.
Но всё же развод был радикальной мерой. Я тоже наклонилась вперед, поставив локти на колени, и посмотрела Майклу прямо в глаза.
— Лучше не пытайся поиметь меня, Майкл. Если ты попытаешься это сделать, клянусь, я размажу тебя по стенке.
Он несколько секунд помолчал, обдумывая мои слова, а затем встал и кивнул мне.
— Не сомневаюсь. И мне жаль, Софи. Правда, жаль.
И не сказав больше ни слова, он вышел за дверь.
***
В конце концов при разводе Майкл повел себя очень великодушно и уступчиво. Он не только оставил мне дом на Вашингтон-сквер, но и перевел на мой счет крупную сумму, на которую я купила новую машину (потому что «БМВ» он оставил себе), а также обеспечил мне ежемесячные алименты до того дня, когда я вновь не выйду замуж.
Думаю, он чувствовал вину за то, что изменял мне, пока я заботилась об умирающей дочери.
Я не пыталась облегчить его положение, а позволила ему чувствовать себя виноватым.
***
Одним солнечным утром я ехала на новой машине за покупками, и увидела их вместе — Майкла и его симпатичную юную невесту, идущих по Седьмой авеню. Они держались за руки и выглядели безгранично счастливыми.
Её звали Люси Райт. Она работала стажером в его юридической фирме. Её волосы были светлыми и кудрявыми, а надела она сарафан по колено с желтыми подсолнухами на юбке и босоножки на платформе.
Она была изумительно хороша, и не имело смысла это отрицать. В ней была изюминка. Та самая, какой когда-то обладала и я, до утомительного и подрывающего силы коллапса моей жизни. Именно это в самом начале привлекло Майкла ко мне.
Проезжая мимо, я заметила её округлившийся живот, и внезапно меня пронзила вспышка ревности. Не за то, что Люси отняла у меня мужа и теперь делит с ним постель. Майкл не имел отношения к моим чувствам, и в ту секунду я поняла, что уже не жалею о расставании с ним.
Я завидовала её оптимизму. Она с нетерпением предвкушала радости материнства без какого-либо ужаса или страха, который испытывала бы на её месте я.
В тот момент я осознала, что никогда снова не буду чувствовать такого безмятежного оптимизма. Мне не хватит смелости родить ещё одного ребенка.
Я даже не была уверена, что осмелюсь полюбить кого-то ещё, и при этой мысли направила машину к обочине и долго-долго сидела в тишине.
Глава 20
***
Вскоре после того, как я пересекла границу Нью-Гэмпшира, температура резко упала. Если бы я шла пешком, то почувствовала бы холодок на щеках. Прохлада добралась бы до моих глотки и легких, но я была плотно пристегнута ремнем внутри уютной машины, из печки которой дул теплый воздух, и, следовательно, защищена от непогоды.
Я всегда буду гадать, почему та олениха появилась на дороге как раз в тот момент, когда лужи тающего снега замерзли, превратившись в лёд. Я увидела, как животное несется по дорожному полотну, и превратилась в статую.
Вывернув руль влево, чтобы объехать олениху, я одновременно нажала на тормоз, чего совершенно точно делать не следовало.
Машину развернуло на сто восемьдесят градусов, и теперь я видела фары автомобилей, до этого двигавшихся за мной. Шины засвистели по асфальту, пока машину неизбежно заносило к обочине.
Я до мелочей помню все подробности, особенно шум в те секунды, когда моя машина, пять раз перевернувшись, скатывалась с крутого склона. Разбивались стекла, сминалась сталь, перед глазами плыли круги, поэтому я зажмурилась и крепче вцепилась в руль, скорчившись при резком неприятном звуке, с которым крыша над пассажирским сидением промялась, а окна разнеслись вдребезги.
Я летела вниз, стукаясь о камни, как прыгающий по воде голыш.
А затем всё неожиданно закончилось.
В ушах остался только звон, а затем начало отдаваться гулкое биение сердца.
Я открыла глаза и увидела, что вишу вверх ногами на ремне безопасности, изогнув шею так, что щека упирается в потолок машины.
Двигатель продолжал работать. Я начала различать и остальные звуки. По радио играла музыка — старая песня из числа моих любимых под названием «Время убивать», что могло бы показаться ироничным, но в ту минуту я была не совсем склонна размышлять об этом. Мне хотелось лишь выбраться оттуда.
Меня охватила паника. Я чувствовала себя в ловушке, отчаянно желала выбраться и принялась метаться из стороны в сторону. Попыталась нащупать красную кнопку, чтобы расстегнуть ремень, но руки так сильно тряслись, что я не смогла на неё нажать.
Я дышала всё тяжелее и тяжелее.
Кричала, но никто меня не слышал.
А затем внезапно раздался треск, и машина содрогнулась.
Я замерла и попыталась разглядеть обстановку за разбитым ветровым стеклом. Все вокруг машины казалось безупречно белым, покрытым снегом.
О, если бы я только знала, где очутилась! Если бы могла видеть происходящее за вылетевшим стеклом!
Но не имело значения, что я могла, а что не могла увидеть. Я знала, что происходит.
Машина лежала на крыше на поверхности замерзшего озера. И громкий треск был звуком ломающегося льда.
Хрусь… Хруп…
Мой внедорожник пошатнулся и начал медленно заваливаться набок.
Огромные куски льда и пробирающие до костей потоки воды хлынули в выбитые стекла, пока я погружалась в ледяную февральскую воду. От холода моё дыхание сбилось.
Я отчаянно боролась с кнопкой ремня безопасности, и, только когда к поверхности поплыли последние пузырьки воздуха, наконец смогла освободиться. Я полностью оказалась под водой.
Там было темно и непроглядно. Я не могла сказать, где дно, а где поверхность, не могла выбраться через окно, потому что там застрял кусок льда. Я попыталась вытолкнуть его плечом, но безрезультатно. Затем мне пришло в голову попробовать открыть дверь.
Я ухватилась за ручку и распахнула дверь в толщу воды. Моё тело уже онемело от низкой температуры.
Я поплыла к свету, но столкнулась с толстой коркой льда. Как бы сильно я ни билась об лед, проломить его не получалось, поэтому я снова поплыла в поисках проруби, в которую провалилась.
Наконец я проломила ледяную поверхность и глубоко вдохнула морозный воздух, продолжая безрассудно бултыхаться в воде.
Попытавшись взобраться на лёд, я почувствовала, что тело словно налилось свинцом. Зубы стучали, я дико дрожала, а затем, словно чудом, перестала чувствовать холод. Руки онемели, когда я в последний раз попыталась выбраться из воды на лёд.
Усталая и обессиленная, я больше не могла бороться. Мозг отказывался работать. Мне хотелось только спать.
Я держалась до последнего, пытаясь не закрывать глаза. А потом поняла, что падаю…
Вниз…Вниз…
Медленно погружаясь в воду к своей перевернутой машине.
Я мягко приземлилась на стальную раму рядом с глушителем.
Вспоминать дальнейшее немного бессмысленно, потому что мои глаза были закрыты — я потеряла сознание, но видела происходящее из какой-то точки откуда-то извне своего тела»?
На подергивания и конвульсии ног смотреть было беспокойно. Эти судороги вызвало отсутствие притока кислорода к мозгу. Я совершенно четко осознала это, наблюдая, как моё тело содрогается в последний раз и наконец замирает.
Затем я минут двадцать держалась на воде думая, стоит ли мне остаться или отправиться за помощью.
В конце концов я решила остаться, потому что не могла заставить себя покинуть своё тело без присмотра в темной холодной воде.
Немного погодя я начала различать очертания предметов в мутной воде и несколько раз моргнула, увидев Меган, плывущую ко мне. Как это было возможно? По мере её приближения я поняла, что это не галлюцинация. Это на самом деле моя дочь, и я больше не одна.
***
Меня вернул к жизни громкий всплеск. Я подняла глаза и увидела струйки крошечных пузырьков, окружавших двигающуюся черную фигуру. Я только через несколько секунд поняла, что это водолаз в ластах и маске.
И метнулась в сторону с его пути.
Замерев в восхищении, я смотрела, как водолаз подхватил мое тело и вместе с ним поднялся на поверхность.
К тому времени Меган уже ушла. Она успела сказать всё, что хотела.
Глава 21
Поездка на «скорой» была странной. Лежа на каталке, я выглядела мертвой. Кожа посерела, а губы посинели, но никто не пытался оживить меня с помощью массажа сердца или чего-то подобного. Они только старались согреть меня.
Сотрудница бригады неотложной помощи каждую минуту прослушивала моё сердце стетоскопом и качала головой, но сказала своему напарнику, что пока я теплая и мертвая, я все же не мертва. Она также упомянула о своей собаке, которую случайно подстрелили в лесу, и она лежала на снегу около часа, но впоследствии полностью оклемалась.
Я удивилась этому. Хотела узнать больше, но знала, что женщина меня не слышит.
Вой сирены оглушал. Я желала, чтобы водитель её отключил.
Наконец мы приехали в больницу. Двери «скорой» распахнулись. Медики выкатили меня из машины на тротуар.
Внезапно меня окружили доктора и медсестры, деловито транспортировав меня внутрь.
***
Если верить «Википедии», клиническая смерть — это «обратимый этап умирания, переходный период между жизнью и смертью. На данном этапе прекращается деятельность сердца и дыхания, полностью исчезают все внешние признаки жизнедеятельности организма. При этом гипоксия (кислородное голодание) не вызывает необратимых изменений в наиболее чувствительных к ней органах и системах».
Именно это и случилось со мной спустя почти год после ухода Меган из нашего мира. Я перестала дышать, когда погрузилась на дно озера, и там умерла.
Обстоятельства, при которых я пережила клиническую смерть, тем не менее, были не совсем нормальными, поскольку пониженная температура воды вызвала резкий скачок кровяного давления вниз, и поэтому все системы организма замедлились. Все органы, кроме сердца и легких, продолжали функционировать, включая и нервную систему. Но это ни в коей мере не объясняло, как я смогла сидеть рядом с медработниками в «скорой» и быть свидетелем всему, что они говорили и делали.
Хотя я не ставила это под сомнение. По крайней мере тогда, когда оно происходило. Тогда мне казалось, что это вполне нормально.
Я не чувствовала боли, и паника испарилась. Она полностью прошла, когда я покинула своё тело. Я больше боялась смерти. Чувствовала лишь растущее желание вернуться обратно в озеро и разыскать там Меган. Я отчаянно хотела вновь увидеть её, но просто не могла отходить далеко от своей бедной безжизненной телесной оболочки, лежащей на каталке.
***
Как только меня ввезли в реанимацию, врачи и медсестры принялись восстанавливать нормальную температуру моего тела, а затем начали интенсивный массаж сердца. Я наблюдала за их действиями из верхнего угла комнаты, паря прямо под потолком.
Главный врач бригады положил мне на грудь дефибриллятор и сказал:
— Готово!
Все остановились и посмотрели на монитор.
Возможно, именно в ту секунду я вернулась в свое тело. Я не могу быть уверена, но помню, что на мгновение перехватило дыхание. Я, как пуля, рассекла воздух.