— Неужели? Что-то не припомню.
— Вы, кажется, сказали, что он не умеет водить? Да чтоб вы знали, у него черный пояс по карате! Он вас по стенке размазать может.
Пассажир попытался спасти положение:
— Не спорю. И все же он ехал посреди дороги.
— Он ехал в левом ряду, ясно вам? Как нормальный водитель.
— С вашей точки зрения — да. — Мужчина напряженно хохотнул. — Но не с моей.
Прежде чем я успел что-то сказать, Иисус схватил его за уши, погрузил большие пальцы в глазницы и выдавил ему глаза — прямо на мостовую. Несчастный закричал и прижал руки к лицу. Сквозь пальцы неторопливыми толчками текла кровь.
— Ну и какая у вас теперь точка зрения? — насмешливо спросил Иисус и вытащил маленький револьвер с золотой рукоятью.
Затем он развернулся к водителю, который норовил потихоньку смыться.
— Видал? — Иисус указал на окровавленные глазные яблоки. — Вот что бывает с такими, как ты.
— Сволочь! — заорал водитель.
Иисус наставил на него пистолет, и водитель побежал, но споткнулся об урну. Ослепший выл и бродил кругами, втаптывая собственные глаза в землю. Сценка была как в фильме «ужасов». Странно, мне не хотелось уходить.
Иисусу пришлось взять меня за руку, отвести к машине и запихнуть в нее. Он сел за руль и поехал, не включая огней, пока мы не отъехали подальше — чтобы случайный свидетель не смог запомнить номер.
Пока мы ехали, он вытащил из «бардачка» салфетку и вытер пальцы. Я ждал, что на его лице отразятся хоть какие-то переживания, но их не было. Произошедшее ничуть не взволновало Иисуса. С таким же успехом он мог прихлопнуть парочку мух.
— Какого черта ты это сделал? — спросил я.
— Они же не померли, что ты дергаешься? — ухмыльнулся Плохой Иисус. — Просто хотел кое-что тебе показать. Каро сказала, ты опасный тип. Настоящий убийца. Только ты мне в подметки не годишься. Как и любой другой.
— Все равно не понимаю, зачем ты это сделал.
— Ты что, не видел, как они на нас смотрели? Они были уверены, что правы. Люди любят жить правильно. Ходить в правильную школу, жениться на правильных женщинах, придерживаться правильных взглядов. Поверь, Киллер, я им одолжение сделал. Они навсегда запомнят тот день, когда поступили неправильно.
Каро подбежала к двери и бросилась мне на шею. Она рыдала.
— Я думала, я тебя больше не увижу, — донеслось сквозь всхлипывание.
Я долго обнимал ее, пытаясь осознать произошедшее. Каро принялась меня расспрашивать, и я ей все рассказал.
Она кивнула.
— Не очень-то ты удивлена.
— А что? Он то же самое с Уорреном сделал.
— Выдавил ему глаз?
— Да. Уоррен как-то подшутил над Иисусом. Там еще какая-то девчонка Иисуса была. Так Иисус взял и выдавил ему пальцем глаз. Любимый прием. Настоящий Иисус исцелял слепых. Наш Иисус все наоборот делает.
— Он выдавил Уоррену глаз? А Уоррен остался на него работать?
— У него не было выбора, — пояснила Каро. — Он не хотел лишиться второго глаза.
Когда мы легли в постель, она поцеловала меня И повернулась на бок.
— Я лгала, чтобы защитить тебя, — прошептала она, лежа ко мне спиной.
Я молчал, не хотелось задавать типичные вопросы обманутого любовника. Мне было наплевать, какой у Иисуса член, был ли у Каро оргазм… По личному опыту я прекрасно знал, что ответы на такие вопросы редко бывают полезны.
В конце концов я решил, что поведение Каро нельзя назвать изменой. Она очутилась на территории врага — как Франция под оккупацией нацистов. Эсэсовцы ее поработили, но война скоро закончится. После освобождения я как честный муж исполню свой долг.
Сделаю вид, что ничего не было.
Утром, когда Каро была в душе, я преподнес ей новость.
— Скидка? Иисус сделал скидку? — изумилась она. — Неужели? Ты ему понравился?
— Даже если так, вряд ли моя задница тянет на шестьдесят пять кусков.
— Но Иисус никогда никому скидок не делал. С ума сойти!
— Наверное, порой даже у самых отъявленных негодяев просыпается совесть.
Каро оделась, и тут свершилось еще одно чудо. Она зашла в Интернет проверить свой банковский счет и обнаружила там три миллиона. Каро тут же перевела мне половину денег. Я буквально онемел. Раньше мне никто полтора миллиона фунтов не дарил.
— Без тебя я ни пенни не получила бы, — объяснила Каро. — Теперь, даже если мы разойдемся, ты на мели не окажешься.
— А средства от продажи дома?
— Тоже поделим. Пополам.
Я обрадовался, ведь мой доход, и без того весьма небольшой, упал до нуля. Пожарные подтвердили, что возгорание в доме — результат намеренного поджога, так что страховая компания не очень-то спешила с выплатами.
Каро наслаждалась моей реакцией.
— Ну? — Она схватила меня за плечи и заглянула в глаза. — На что потратим деньги?
Я чопорно поджал губы.
— Полагаю, прежде всего следует разобраться с долгами. Со всеми, включая долги мисс Чайл Конкарн и долги мисс Иви Бигун. Не хотелось бы прятаться каждый раз, как кто-то постучит в дверь.
— Сегодня же все улажу, — пообещала Каро.
* * *
Утро пятницы выдалось туманное и морозное, будто на рождественской открытке. Как договорились, в девять часов мы пошли в банк и сняли со счета шестьдесят пять тысяч фунтов. Служащий пригласил нас в офис, и деньги Иисуса вынесли на подносе, пятидесятифунтовыми банкнотами. Нам даже выдали специальную сумку на молнии, чтобы каждый встречный грабитель понял: несем крупную сумму, из-за которой вполне целесообразно прирезать нас в ближайшей подворотне.
Без десяти десять мы уже прохаживались под соснами в ботаническом саду. Туман так и не рассеялся, и деревья тонули в серебристой дымке. Было холодно, но дрожали мы не от этого.
Я хотел взять пистолет Уоррена (на всякий случай — вдруг Иисусу понадобятся не только деньги), но Каро упросила меня оставить его дома. «Даже с пистолетом ты им ничего не сделаешь. Ты вообще стрелять умеешь? Нет. Если Иисус узнает, что у тебя пушка, он решит, что ты что-то задумал. Не надо, Марк, не бери».
Я и не взял.
В пять минут одиннадцатого появился Питер-Скала, с ним шел незнакомый парень, похожий на судебного пристава: квадратная башка на квадратных плечах, дешевый костюм. Скала без Иисуса выглядел намного спокойнее; очевидно, он решил для себя, что мы с Каро никакой опасности не представляем. Он даже извинился за тех амбалов, которых подослал Иисус.
— Такой уж у меня братец. Он даже со мной себя так ведет. Только что сама любезность — и вдруг взорвался.
А это Рак, — представил Питер своего спутника. — Врастает в должника, как раковая опухоль.
Каро поставила сумку с деньгами на скамейку, Рак подошел, расстегнул молнию и вытащил пачку банкнот. При виде денег глаза у него заблестели.
— Обалдеть! — Питер от души рассмеялся. — Здесь все?
— Шестьдесят пять тысяч, — подтвердил я. — Как договаривались.
— Ну вы даете! — восхищался он, — Надо признать, не ожидал. Даже поспорил, что денег вы не принесете.
— Можно идти? — спросила Каро. Скала покачал головой.
— Я должен вас обшмонать.
— Не беспокойся, — мило отозвалась Каро.
— Знаю, фигня это все, — поморщился Питер, — только Иисус велел проверить, вдруг на вас микрофоны висят.
Рак профессионально прощупал нас и провозгласил, что все чисто.
— Вот и хорошо, — кивнул Скала. — А теперь самое неприятное: Иисус сказал, вы еще две штуки должны.
— Что? — изумились хором мы с Каро.
— Я тут ни при чем, — добавил Скала. — Вы же его знаете.
— Откуда взялись лишние две тысячи? — удивился я.
— Иисус сказал, это плата за разочарование.
— За что? — переспросила Каро.
— За разочарование. — Питер кивнул на меня. — Ты его разочаровал, чувак… как тебя там?
— Марк, — ответила за меня Каро.
— Точно. Иисус Марка поводить пустил. Какой-то придурок стал обзываться, Иисусу пришлось его приструнить. А Марк особой благодарности не выказал. Иисус говорит, он вроде даже против был. Отсюда и денежки. Штраф за разочарование. Ты обидел Иисуса.
— Чушь собачья, — простонал я.
Скала собирался поспорить, но передумал.
— А знаешь, я тебя понимаю, — неожиданно заявил он. — Иисус меня уже довел. Но он мой брат. Я от этого старого хрена, да… никуда. Ого, в рифму!
— Может, ты соврешь, что мы заплатили две штуки сверху?
— Боюсь, не выйдет. Иисус у нас в математике рубит.
— А если мы не заплатим? — спросил я. Рак сплюнул.
— Тогда все по-новой, — ответил Скала. — Иисус будет удваивать долг каждый месяц, пока вы снова не обанкротитесь. — Он пожал плечами. — Сам решай, чувак. Только я знаю, что сделал бы на твоем месте.
Я призадумался.
— У меня есть машина, на несколько штук потянет. «Фиат», — сказал я наконец. — Пойдет?
— Гребаный «фиат»? Старушечье барахло. Почему ты на таком дерьме ездишь?
Рак смеялся молча, но его плечи ходили ходуном.
— Не такая уж и плохая машина. — Я покраснел.
— Сколько ей лет? — деловито осведомился Скала.
— Года два.
— И что, я прямо сейчас могу ее забрать?
— Ну да.
На том и порешили. Рак уехал, а Скала взял деньги и пошел с нами, чтобы забрать «фиат».
— Пока не забыл, — заговорил Скала по пути. — Ты раньше это письмо не видел?
Он дал мне мятый листок. На листке оказалось распечатано письмо. Я тут же понял: автор — тот же придурок, который меня доставал.
«Что ты о себе возомнил, пидор вонючий? Думаешь, на тебя хоть одна баба посмотрит, если не приставить ей дуло к башке? Ты, гниль болотная, да я тебе глаза тупым лезвием вырежу, член колючей проволокой отрежу, а потом на раны керосина плесну. На тебя даже течная шавка не польстится, не то что женщина».
— Ну? — вяло спросил Питер.
— Я штук сто таких получил.
— И мы, — кивнул он. — Проверяли — все письма отправлены из библиотек или из Интернет-кафе.
Я протянул письмо Каро.
— Я думал, это дело рук твоего брата. Письма стали приходить, как только я сошелся с Каро.
Скала покачал головой.
— Иисус не печатает на компьютере. И вообще не пишет. Не в том смысле, что неграмотный. Нет, он умный малый. Просто если бы он решил тебя задеть, он бы скорее ножницы взял. — Он нахмурился. — Что, правда не вы?
— Он не писал, — снова ответила за меня Каро.
— А ты? — резко бросил Скала.
— Я тоже.
Скала добродушно улыбнулся. За исключением преступных наклонностей у него было мало общего со зловещим родственничком.
«Фиат» стоял прямо на обочине. Скала обошел его и решил, что тысячи на три машина потянет. Я протянул ему ключи.
— Правильно, — одобрительно сказал Скала. — Зато мой старший братец не будет вам больше в затылок дышать.
Мы стояли на крыльце и смотрели, как он открыл дверцу, сел в машину и заблокировал замок. Потом включил зажигание.
Нас ослепила вспышка, затем последовал страшный порыв ветра. «Фиат» разнесло мощным взрывом. Стоявшую рядом машину отбросило на другую сторону дороги. Искореженное железо, осколки стекла и кровавые куски мяса дождем посыпались на ступени дома, дорогу и проезжающие машины. На ветвях деревьев колыхались пятидесятифунтовые банкноты.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
ХУЖЕ
Глава десятая
Счастье за семь дней
Наши старые добрые друзья — детектив Бромли и детектив Флетт — продержали меня и Каро в участке двое суток. Они допрашивали нас по очереди, надеясь поймать на малейшем расхождении. Впрочем, мы решили говорить всю правду или по крайней мере почти всю правду, так что это представлялось маловероятным.
Ну, Марк, — в четвертый раз повторил Флетт, — когда ты решил убить мистера Каллагана?
— Ничего я не решал! Он же брат Плохого Иисуса. Ни один нормальный человек его бы убивать не стал!
— Так зачем ты предложил ему сесть в твою машину? Ты знал, что в ней бомба. Знал, потому что сам ее заложил. Мы хотим тебе помочь, Марк. Расскажи нам, что случилось?
— Во-первых, — твердо заявил я, — понятия не имею, как делать бомбу. Во-вторых, зачем мне взрывать шестьдесят пять тысяч собственных денег?
— Может, ты дурак?
— Очень смешно.
— Марк, если ты не закладывал бомбу, так кто же это сделал?
— Понятия не имею.
Ко мне обратился Бромли-сияющий и добродушный:
— Марк, что бы ты ответил, если бы мы сказали, что нам все известно? Что твоя подружка уже раскололась?
— Я бы ответил, что вы стереотипно мыслите, офицер. И мысли у вас закончились. Скорее всего их вообще не было. И теперь вот вы решились на отчаянный блеф, чтобы выбить признание.
Взгляды полицейских говорили сами за себя. К счастью, допрос снимали на пленку. Иначе Флетт наверняка вышиб бы мне зубы.
Я чувствовал их разочарование, видел потемневшие от ненависти глаза. Нас освободили без предъявления обвинения. Предварительно, правда, обыскали квартиру, но ничего не нашли. Все законно: мы не преступники, мы просто идиоты. Если честно, обыском полиция не особенно утруждалась. Пистолет я нашел там же, где его оставил Иисус, — в крысиной норе у забора. Что-то подсказывало мне, что оружие нам еще пригодится.
Бромли забрал наши паспорта на время расследования, но мы с Каро понимали, что оставаться в Лондоне нам нельзя. Плохой Иисус наверняка не преминет отомстить за смерть брата. Мы дали Скале ключи от машины, а машина взорвалась… Мне дороги два человека. Младший брат и я сам. Если Иисус за какое-то мнимое оскорбление ослепил несчастного водителя, что же он сотворит с убийцами Пита? Не хотелось бы узнать на собственной шкуре.
Каро осенило: надо ехать на восточное побережье. Обе наши машины были уничтожены взрывом, так что пришлось взять в прокате скромную серую «ауди». Мы выбрали маленький курорт в Норфолке. Никому, кроме брата, я не сказал, куда мы едем, а Тома заклинал ничего не говорить родителям, только передать им, что я их люблю, — если со мной что-нибудь случится.
Курортное местечко Хоулнесс будто вышло прямо из строк пошлого лимерика. В детстве Каро часто приезжала сюда на каникулы. Ее дедушка с бабушкой раньше работали тут на почте и держали магазин. Тут Каро потеряла девственность в возрасте тринадцати лет. Поселок довольно дикий и лишенный всякого очарования, но Каро привыкла связывать его со свободой и влажными от возбуждения трусиками.
На берегу находились кафе, сувенирный магазин, зал игровых автоматов и поле для мини-гольфа. В кафе постоянно гремела музыка, вероятно, чтобы отравлять существование немногочисленных посетителей. После школы у кафе собирались местные подростки. Сияющие огни игровых автоматов и еда составляли их единственное развлечение.
Осмотрев курорт, я честно поведал о своих впечатлениях:
— Вонючая дыра.
— Согласна, — кивнула Каро. — Зато вряд ли Иисус решит нас тут искать. Какой идиот сюда поедет?
Мы сняли домик на центральной площади возле западного утеса — невзрачный, в третьем ряду. Назывался он «Перспектива», однако никаких перспектив поблизости не наблюдалось. Зато наблюдалась ратуша — прямоугольная деревянная коробка на самом утесе. Из-за этого чудовищного сооружения море нам было видно только из сада за домом, не считая, конечно, тоненькой голубой полоски из чердачного окна.
На дверях ратуши висела медная табличка:
«Эта мемориальная доска даруется Джанет и Полу Матерам 11 декабря 1999 года в благодарность за все усилия, которые они предприняли на благо Хоулнесса».
«Перспективу», дом с пятью спальнями, сдавали со всей обстановкой. Когда-то здесь была гостиница, и на дверях комнат до сих пор сохранились номера. Внизу в просторной столовой стояли пять круглых столов, накрытые льняными скатертями. Терраса пахла томатным супом. На полу валялся омерзительного вида ковер, на нем толпились приземистые стулья с цветочной обивкой. Легко можно было представить, как прежние гости сидят и беседуют, ожидая, что гонг позовет их к столу.
Завтра мы хотели поехать в Кромер.