Ей отказал голос. Наконец с трудом выдавила:
— У… убить его.
И вдруг стала падать. Пытаясь удержать, Билл подхватил ее за талию.
Патрис, как нищенка, хваталась руками за отвороты пиджака, за его рубашку, тянулась к нему руками.
Билл резким движением освободился от ее рук.
— И убила? — воскликнул он.
— Убил… кто-то. Кто-то уже… Там. Он убит, — пролепетала женщина.
Патрис, дрожа, спрятала лицо у него на груди. Приходит момент, когда больше невозможно оставаться одной. На кого-то надо опереться. Кто-то должен тебя поддержать, пусть через несколько мгновений он тебя отвергнет, и ты это знаешь.
Билл отпустил ее. Как ужасно остаться одной, даже на короткую минуту. Как же она держалась все эти месяцы, все эти годы?
Непостижимая вещь жизнь, такая причудливая. Убит человек. Любовь разнесло на куски. А в пепельнице по-прежнему дымит сигарета. И в стакане с виски болтается нерастаявший кубик льда. То, что хотел бы сохранить, не сохранилось, а ничего не значащие вещи остаются навсегда.
Билл появился в дверях задней комнаты. Какой у него странный взгляд. Слишком пристальный, спокойный. Патрис не могла понять, что именно ей не нравилось, но ей не хотелось, чтобы он так смотрел. Другие пускай смотрят. Только не он.
Билл поднес к лицу револьвер, понюхал. Мрачно кивнул головой.
— Нет. Нет. Я не убивала. Умоляю, поверь мне… — снова проговорила Патрис.
— Из него только что стреляли, — констатировал он.
Его печальный взгляд как бы говорил: почему не хочешь мне сказать? Почему не снимешь с себя этот груз? Я все пойму. Он не сказал этого, но его глаза, кажется, говорили именно это.
— Нет, я не убивала. Только выстрелила, но не попала, — повторила женщина.
— Ладно, — спокойно ответил Билл с тем усталым выражением лица, когда не верят, а просто пытаются замять разговор.
И вдруг он сунул револьвер в карман пиджака, словно потеряв к нему интерес, будто у него были дела куда более важные. Застегнув пиджак, Билл шагнул к ней; в его движениях сквозили решимость, целеустремленность и энергия, которых недоставало прежде. Как бы защищая, он обнял ее за плечи. (Убежище, которое она искала всю жизнь и обрела только теперь, когда уже поздно.) Но на этот раз не просто поддержал, а торопливо повлек к двери.
— Уходи отсюда, скорее, — сурово приказал он. — Как можно быстрее беги на улицу. Давай, давай. Тебя не должны здесь видеть. Наверное, с ума сошла, заявившись сюда!
— Сошла, — всхлипывая, согласилась Патрис. — Действительно сошла.
Она упиралась, не желая приближаться к двери. И вдруг, вырвавшись, повернулась к нему лицом, отталкивая от себя его руки.
— Нет, подожди. Сначала выслушай меня. Ты должен знать. Не хотела тебя вовлекать, но теперь, когда ты здесь… Я далеко зашла, но дальше не пойду. — Потом добавила: — Дальше, чем была.
Билл отчаянно тряхнул ее за плечи, словно пытаясь привести в чувство.
— Не теперь, — быстро проговорил он. — Неужели не соображаешь? В соседней комнате лежит покойник. Представляешь, что будет, если тебя здесь увидят? В любой момент кто-нибудь сунет голову…
— Какой же ты глупый, — жалостливо протянула она. — Это ты ничего не понимаешь. Хуже уже не может быть. Неужели не видишь? Меня уже видят! Видит единственный, кто имеет для меня значение, — чуть слышно продолжила она. — От кого теперь бежать, от кого еще прятаться? — Она устало провела рукой по глазам. — Пускай приходят. Веди их сюда.
— Если не думаешь о себе, — яростно убеждал он, — подумай о матери. А я-то думал, ты ее любишь, считал, что она для тебя что-то значит. Что после всего этого с ней будет? Хочешь ее убить?
— Кто-то уже мне это говорил, — отрешенно произнесла Патрис. — Не помню, кто. И где.
Осторожно приоткрыв дверь, Билл выглянул в коридор. Прикрыв дверь, вернулся к ней.
— Никого не видно. Не понимаю, как не услышали выстрел. По-моему, соседние комнаты не жилые.
— Нет, сейчас и время, и место, — упрямо твердила она. — Слишком долго я собиралась тебе сказать. Никуда отсюда не пойду…
Билл скрипнул зубами.
— Если так, возьму на руки и понесу! Послушай же меня! Очнись!
— Билл, я не имею права на твою защиту. Я не…
Он закрыл ей рот ладонью. Схватил ее и поднял на руки. Патрис, онемев, беспомощно смотрела на него. Потом опустила глаза. Больше не сопротивлялась. Билл понес ее к двери, по коридору, вниз по лестнице, по которой она так решительно совсем недавно поднялась. Только у выхода на улицу поставил женщину на ноги.
— Постой минутку, выгляну наружу, — бросил он. По ее покорному виду понял, что с упрямством покончено. — Никого нет. Ты ведь оставила машину за углом? — Она не успела удивиться, откуда ему это известно. — Держись рядом, отведу тебя в машину.
Патрис, прильнув к нему, двумя руками уцепилась за его руку, и они, прижимаясь к стене, торопливо двинулись вперед. Пути, казалось, не было конца. Никто их не увидел. Более того, кругом не было ни души. Только раз из подвала выскочила кошка. Патрис не издала ни звука, только плотнее прижалась к нему. После короткой остановки пошли дальше. Завернули за угол. Машина была на месте, в десятке шагов. Перебежали по диагонали переулок. Открыв дверцу, он подсадил Патрис внутрь. Захлопнув дверцу, остался снаружи.
— На ключи. Теперь отведешь ее домой и… — сказал он.
— Нет, — горячо зашептала она. — Нет! Только с тобой! А ты куда? Что собираешься делать?
— Не понимаешь? — строго проговорил Билл. — Хочу, чтобы тебя там не было. Вернусь туда один. Должен. Надо посмотреть, не осталось ли там чего связанного с тобой. Ты должна мне помочь. Патрис, что ему от тебя было нужно? Не хочу знать, из-за чего, сейчас не время, только скажи, что?
— Денег, — коротко ответила она.
Патрис увидела, как он судорожно вцепился в край дверцы, словно собирался ее оторвать.
— Наличными или чеком?
— Чеком, — испуганно ответила она. — Только раз, примерно месяц назад.
Теперь он задавал конкретные вопросы.
— Когда чек вернулся, уничтожила его?
— Я его не получила. Он намеренно оставил чек у себя. Наверно, где-то спрятал.
По тому, как Билл напрягся и судорожно вздохнул, Патрис поняла, что ее последние слова напугали его больше, чем все сказанное до того.
— Вот это да! — воскликнул он. — Надо во что бы то ни стало отыскать этот чек. Пусть даже на это уйдет вся ночь. — Наклонился к ней. — Что еще? Какие-нибудь письма?
— Никаких, — поспешно заявила она. — За всю жизнь не написала ему ни строчки. Рядом с ним валяется пять долларов, но мне они не нужны.
— Лучше тоже забрать. Больше ничего? Уверена? Думай, Патрис. Думай как следует.
— Погоди; в тот вечер на танцах… — испуганно пролепетала она, — он, кажется, записал номер моего телефона. Нашего телефона. В маленькую черную записную книжку, которую носил с собой. — Она заколебалась. — И еще одна вещь.
— Что? Не бойся, говори. Так что? — торопил ее Билл.
— Билл… сегодня вечером он заставил меня оформить с ним брак. В Гастингсе.
На этот раз его рука стукнула по двери будто молотом.
— Рад, что он… — со злостью процедил он, не закончив фразы. — Подписалась собственной фамилией?
— Нашей семьи, — призналась Патрис. — Он меня вынудил. Ради этого он все и затеял. Через пару дней судья пришлет ему свидетельство. По этому адресу.
— Ладно, с этим успеется, — поморщился Билл. — Завтра съезжу и все улажу. Деньги творят чудеса.
Похоже, он на что-то решился.
— Поезжай домой, Патрис, — последовал приказ. — Возвращайся домой.
Она в страхе схватила его за руку:
— Нет… Что ты собираешься делать?
— Вернусь обратно. Надо.
Она попыталась его удержать.
— Нет, Билл, нет. Кто-нибудь зайдет. Тебя увидят. Билл, — умоляла она, — ради меня… не ходи туда.
— Неужели не понимаешь, Патрис? Твоего имени не должно там быть. Там, наверху, мертвый человек. Нельзя, чтобы нашли какую-нибудь связь с тобой. Ты его не знаешь, никогда не видела. Я должен забрать те вещи — чек, записную книжку. Надо от них избавиться. Еще лучше, если бы я только смог убрать оттуда его самого, бросить где-нибудь подальше отсюда, чтобы не так скоро опознали. Его, возможно, вообще могли бы не опознать. Он нездешний, вряд ли кто станет интересоваться его внезапным исчезновением. Перелетная птица — появился и пропал. Если же найдут в комнате, сразу установят, кто он такой, а это потянет за собой многое другое.
Патрис увидела, что Билл разглядывает машину, будто прикидывая, годится ли она в качестве гроба.
— Я тебе помогу, Билл, — вдруг решительно заявила она. — Помогу… во всем. — Увидела, что он смотрит на нее с сомнением. — Ну позволь мне, Билл. Позволь. Это малая толика… какой я могу искупить все мной содеянное.
— Ладно, — согласился он. — Во всяком случае, без машины мне не обойтись. — Он втиснулся в машину. — Дай-ка на минутку баранку. Покажу, что мне нужно.
Продвинув машину немного вперед, остановился. Поставил ее так, что за линию домов выступал лишь капот, остальная часть оставалась в тени переулка.
— Погляди со своего места, — начал объяснять Билл. — Видишь ту дверь?
— Не вижу. Правда, представляю, где она расположена, — ответила Патрис.
— Это я и имею в виду. Когда выйду и закурю сигарету, подгонишь машину прямо туда. Пока остаешься здесь. Если увидишь что-то подозрительное, не стой. Поезжай вперед не разворачиваясь. Прямо домой.
«Нет, — упрямо думала она, — никуда не уеду. Не сбегу, не оставлю тебя одного». Но ему этого Патрис не стала говорить.
Билл вышел из машины, постоял немного, осторожно огляделся вокруг.
— Ладно, — наконец сказал он. — Все спокойно. Пожалуй, можно идти. — Подбадривающе потрепал ее по руке. — Не бойся, Патрис. Может, нам повезет. Ведь мы с тобой новички в этих делах.
— Может, повезет, — до смерти напуганная, повторила она.
Билл решительно двинулся своей обычной так нравившейся ей походкой. Не прячась, не пригибаясь. Почему это так важно для нее именно сейчас, подумала она. Во всяком случае то, что они собираются делать, не кажется ей таким страшным.
Билл вошел в дом, где лежал покойник.
Глава 41
Казалось, Билл пробыл там вечность. Никогда еще время не тянулось так медленно.
Кошка, которая испугала ее раньше, вернулась. Патрис смотрела, как животное медленно, опасливо крадется к месту, с которого ее спугнули. Кошку было видно, пока она перебегала дорогу. Потом ее поглотила тень от домов.
Ты можешь задушить крысу, позавидовала женщина кошке, и тебя за это только похвалят. А ведь твоя крыса лишь кусает, крови не пьет.
Блеснула короткая вспышка.
Поразительно, как отчетливо видно пламя спички. Крошечное, почти мгновенное и такое живое. Словно светящаяся желтая бабочка, прикрепленная на секунду с распростертыми крыльями к черному бархату и тут же снова отпущенная на волю.
Патрис немедленно нажала на стартер, свернула за угол и бесшумно подкатила к условленному месту. В ночной тиши коротко проурчал мотор и прошуршали шины.
Билл, не дожидаясь, бросил сигарету и снова скрылся за дверью.
Она не знала, куда он собирался… собирался погрузить то, что вынесет. Спереди или сзади. Патрис дотянулась до задней дверцы и оставила ее открытой. Затем она уставилась прямо перед собой, не в состоянии двинуть шеей.
Слышала, как открылась дверь, но была не в силах повернуть головы. Пыталась заставить себя, но никак не могла взглянуть в ту сторону.
Слышала хруст медленных тяжелых шагов по тротуару — его шагов — и сопровождающий их более мягкий звук, вроде как по земле что-то тащили.
И вдруг услышала нетерпеливый голос Билла (показалось, прямо над ухом):
— Переднюю дверцу. Переднюю.
Ей было не повернуть головы. Но руки, по крайней мере, двигались. Не глядя потянулась к дверце, открыла ее. Слышала, как, будто в носике закипающего чайника, булькает в горле.
Кто-то буднично уселся рядом, скрипнув кожей сиденья. Толкнул локтем в бок.
Мышцы расслабились. Патрис стремительно повернулась.
Прямо перед глазами — его лицо. Нет, не Билла. Широко открытые насмешливые глаза. Эта страшная голова качнулась в ее сторону, и Патрис оказалась с ней лицом к лицу. Даже после смерти Стивен не отпускал ее…
Из горла женщины вырвался сдавленный крик ужаса.
— Ну-ка, перестань! — раздался из-за покойника голос Билла. — Садись сзади. Я буду за рулем. Он рядом со мной.
Звук его голоса подействовал успокаивающе.
— Я не хотела, — невнятно пробормотала Патрис.
Не помня себя, хватаясь за машину, она перебралась на заднее сиденье.
Билл, видно, понимал, что с ней происходит, но даже не обернулся.
— Говорил тебе, езжай домой, — спокойно напомнил он.
— Все в порядке, — заверила она дребезжащим, как на заигранной пластинке, голосом. — Все в порядке. Поезжай.
Хлопнула дверца, и они тронулись.
Билл, держа одну руку на баранке, медленно тронул машину. Другой рукой он надвинул шляпу на маячившее рядом лицо.
Не оборачиваясь, Билл постарался найти для нее ободряющие слова.
— Слышишь меня?
— Да, — еле слышно откликнулась Патрис.
— Постарайся не пугаться. Не думай о нем. Пока нам везет. Чек с записной книжкой были у него. Смотри на все это так: у нас должно получиться. И не иначе. Тем самым и мне поможешь. Понимаешь, твое нервное напряжение передается мне.
— Я в полном порядке, — дрожащим голосом заверила Патрис. — Успокоюсь. Буду держать себя в руках. Поехали.
Дальше ехали молча. Да и как иначе в такой-то поездке?
Она отводила глаза. Смотрела в сторону, сколько могла; когда уставала, смотрела в потолок. Или на пол прямо перед собой. Куда угодно, только не вперед, не туда, где, знала она, одновременно покачиваются две головы.
Старалась следовать совету Билла не думать. «Мы возвращаемся с танцев, — внушала она себе. — Он везет меня домой из „Кантри-клуба“, только и всего. На мне то черное платье с золотыми кружочками. Видишь? То самое черное платье с золотыми кружочками. Мы поссорились, поэтому я… я сижу сзади, а он впереди один».
Патрис вытерла холодный влажный лоб.
«Он везет меня из кино, — представляла она. — Мы смотрели… смотрели… смотрели…»
Неожиданно она произнесла вслух:
— Как называется картина, которую мы сейчас смотрели?
— Молодец, — отозвался Билл. — То, что надо. Хорошая мысль. Сейчас назову. А ты думай дальше. — Поразмышляв, он предложил: — Марк Стивенс в «Хотелось бы знать, кто ее сейчас целует». — Они вместе смотрели эту картину днем, тысячу лет назад (в прошлый четверг). — Рассказывай с самого начала. Запнешься, помогу.
Было трудно дышать, на лбу все время выступал пот.
«Он писал песни, — вспоминала она про себя, — повел свою молочную сестру в… варьете и услышал, как одну из его песен поют со сцены».
Машина повернула, и обе головы качнулись. Одна почти упала на плечо водителю. Кто-то невидимый их раздвинул.
Патрис поспешно зажмурилась.
— Когда… вступает мелодия песни, давшей название фильму? — запинаясь, спросила она. — Это та, в начале, которую они слышали с балкона?
Машина встала под светофором. Рядом, колесо в колесо, остановилось такси.
— Нет, она… — начал Билл, взглянув на такси. — Это была… — Он снова повернулся к такси, глядя на него отсутствующим взглядом, как смотрят на предмет, когда вспоминают что-то не относящееся к нему. — Это была «Привет, крошка». Под нее еще танцевали, помнишь? А заглавная песня появляется в конце. Вспомни, он еще никак не мог найти слова.
Светофор переключили. Такси сразу рванулось вперед. Патрис прикусила зубами руку. «Не могу. Больше не могу, — пронеслось в голове. Хотелось крикнуть: — Открой дверь! Выпусти меня! Я не такая смелая! Думала, что смогу, но не… Будь что будет, только выпусти меня скорей!»
Паника, такое состояние называется паникой.
Она впилась зубами в руку. Панический страх отхлынул.
Теперь они ехали быстрее. Но не настолько быстро, чтобы вызвать подозрение или привлечь случайный взгляд. Наконец достигли пригородов, поехали вдоль проходящей справа железнодорожной ветки. Теперь можно было ехать побыстрее.
Потребовалось время, прежде чем Патрис осознала, что главная опасность миновала. Они находились уже за пределами Колфилда, по крайней мере покинули его плотно застроенную центральную часть. И к счастью, ничего не случилось. Ничего непредвиденного. Не задели никакой машины. Не подошел ни один полицейский, чтобы сделать замечание, заглянуть в машину. Пока ни одного происшествия. Но что происходило в душе…