Так как каждый из них хочет перещеголять другого в «аристократизме», то конкурируют наши касриловские миллионеры и миллиардеры, в чем только могут. Ротшильды утверждают, например, что им трудно разговаривать по-еврейски, а Бродские хвастают, что они ни единого слова не понимают по-еврейски (в Касриловке это лучший признак аристократизма). Или приключилась такая история у Ротшильдов. Играя в карты, их сынок проиграл целую сотню, тогда Бродские тут же распространили слух, будто их дитя проиграло двести рублей. Или невестка Ротшильдов открыто флиртовала за границей на курорте с незнакомцем. Бродские же, чтобы не отстать от Ротшильдов, стали рассказывать, будто их невестка за границей на курорте тоже флиртовала на виду у всех, но зато с двумя незнакомцами.
Когда аристократы стремятся переплюнуть друг друга, городу от этого только польза.
Касриловка никогда не забудет ту зиму, когда стояли большие морозы и бедняки умирали как мухи. Касриловцы подняли хай: «Где же наши богачи, почему они молчат?» Ротшильды смилостивились и прислали несколько подвод соломы, для того чтобы согреть замерзших. Что же, вы думаете, сделали Бродские? Они бесплатно прислали несколько подвод дров для бедняков: кому — фунт, кому — и два. На Пасху Ротшильды раскошелились и, кроме моэсхитым[63], выделили пятьдесят мешков картошки. Тогда Бродские решили: раз Ротшильды дают картошку, то они дадут сало к картошке. Они открыли большие горшки с салом и делили его. «Всякому нуждающемуся», то есть каждому бедняку, ложку сала, а семье — большую ложку, если глава семьи успел получить бумагу от раввина, которая подтверждала, что его семейство состоит не меньше чем из пяти душ.
Щегольство друг перед другом в превосходстве перекочевало из города в деревню, на дачи. «Палестина» открыла свои ворота перед «Эрец Исроэлом», и полумертвые его дачники ожили. Как это случилось? Вот как. Однажды летом «наши» Ротшильды построили в «Палестине» дачу. Но какую? Шикарную! С верандами, с зеленым крашеным забором, с садом, в котором были яблони, черешня и вишня, крыжовник и смородина. Ротшильды объявили, что вход в сад открыт для всех касриловских дачников: обитателям «Эрец Исроэла» разрешается здесь гулять по субботам, сколько им заблагорассудится. Но только по субботам. В будние дни не сметь!
В ответ на это «наши» Бродские в следующее лето построили в «Палестине» еще более шикарную дачу, с еще более шикарной верандой и садом, в котором росли вишня, черешня, смородина и крыжовник, и во всех синагогах Касриловки они объявили, что вход в сад открыт для всех не только по субботам, но во все дни недели с условием, что никто к деревьям не прикоснется, плодов не станет рвать и траву не будет топтать…
Но раз дачники из «Эрец Исроэла» появились в саду и увидели траву, то им уже не устоять. Сняв с себя кафтаны, они валялись в траве и топтали ее, как только могли. И мальчишки, увидев зеленый крыжовник и красную смородину, вишню и черешню, неотвратимо потянулись к ним…
В ответ на это Бродские обнесли свой сад высоким забором, на ворота повесили замок и издали приказ: отныне вход в сад категорически запрещен, если же кто-либо осмелится войти в сад, ему руки и ноги переломают, морду расквасят и натравят на него собак…
Собаки — это фантазия, досужий вымысел для острастки, но он больше всего помогает: касриловские евреи не любят иметь дело с собаками.
6
Никто не знает, чье будет завтра
Всем известно, что у настоящих, франкфуртских Ротшильдов издревле установлен обычай: сватать детей, не выходя из своего круга, чтобы семья, упаси Бог, не растворилась в чужой среде. Исключение может составить какой-нибудь граф, маркиз или принц. Если такой вельможа полюбит дочь Ротшильдов, то, разумеется, велик соблазн, против него устоять невозможно…
Касриловские Ротшильды придерживаются установленной традиции. И не потому, что воспитаны в ней прадедами. Они, видите ли, считают себя превыше всех и уговорили себя, что их родословная не имеет себе равных на белом свете. Недаром касриловцы острят по поводу «своих» аристократов: мал носок, да загибает кусок…
Было время, когда новоиспеченные касриловские аристократы, «наши» Бродские, и во сне не мечтали породниться с древними касриловскими аристократами, с «нашими» Ротшильдами. Когда же «наши» Бродские стали «делать деньги» и догонять «наших» Ротшильдов, то взлелеяли они одну-единственную мечту: породниться с Ротшильдами. Но вслух об этом не говорили. Один раз, только один раз приключилась такая история…
«Наши» Бродские послали свата к Ротшильдам, знаменитого шадхена Соловейчика.
Соловейчик, доложу я вам, современный сват модернизированной Касриловки, и зовут его не шадхеном, а посредником. Соловейчик не столько знаменит количеством заключенных браков, сколько умением сватать, уговаривать и хлопотать. Своими уговорами он способен перевернуть мир. Нет такого человека, который мог бы устоять против речей Соловейчика. Огонь и пламень! Посредник Соловейчик — сын старого Шолома-шадхена, все же он уже человек из нынешних, носит котелок и белую манишку с галстуком. Правда, котелок очень поношен, манишка грязная, а галстук, прошу извинить, просто лоснящаяся тряпка. И все же Соловейчик при шляпе, манишке и галстуке! К этому прибавьте короткий, сильно изношенный пиджак, который сидит на нем, как на вешалке, да еще короткие, но широкие в клетку брюки, и вы сразу поймете, чем сын-«посредник» отличается от «шадхена»-отца. А о бороде и пейсах и говорить не приходится. Какая там борода, какие там пейсы! Не борода, а бороденка. Человек же не обязан носить бороду, словно веник, разросшийся во все лицо! От пейсов совсем ничего не осталось. Острижены, выбриты под самый корень. А как Соловейчик разговаривает! Еврейского «мир вам» вы не услышите, только русское «здрастие» и «до свидание». И никогда по-еврейски не скажет «я хочу вам сосватать», а обязательно по-французски и по-русски «имею для вас партию что-нибудь особенное». Отец Соловейчика, мир праху его, всегда носил с собой большой красивый зонтик. Соловейчику это не пристало. Он аристократ, ходит с тросточкой. Он ведь не шадхен, а посредник…
Получив такое высокое поручение, как устроить «партию» для двух аристократических домов, какими являются «наши» Бродские и «наши» Ротшильды, посредник Соловейчик надел чистую манишку, причесал бороденку и отправился к Ротшильдам. Не успел он сказать на своем смешанном языке «здрастие, у меня есть для вас партия что-нибудь особенное», как Ротшильды спросили Соловейчика, кого он имеет в виду. Узнав, что посредник предлагает им «партию» с Бродскими, Ротшильды так набросились на него, что он, кажется, детям и внукам прикажет никогда больше не соваться со своими «партиями». Его предупредили: если он появится в другой раз с таким «что-нибудь особенным», ему придется головой дверь открывать. Короче, Соловейчика выгнали. Зато, стоя на пороге, он им показал, на что «посредник» способен. Он громко произнес: «Запомните, это говорит вам Соловейчик, никто не знает, чье будет завтра».
Надо же! Слова Соловейчика оказались пророческими. И пробил час. Те же Ротшильды, которые его прогнали, послали за ним и просили заняться устройством «партии» с новыми касриловскими аристократами, с «нашими» Бродскими, как сказано: «Если нужен вор, то вынь его из петли».
Соловейчик немедленно прибыл к Ротшильдам. Его просили присесть, угостили папиросой и спичкой. Таков обычай у касриловских аристократов: дуются, как индюки, не допускают к себе за версту, но если вы им нужны, то склонят голову ниже травы, станут мягче масла, хоть возьми и приложи их к нарыву. Высказав свой восторг по поводу великого дара посредника Соловейчика, они дали ему понять, что ни за какие деньги с мире не искали бы жениха у Бродских, разве Бродские ровня Ротшильдам! Но как в Талмуде сказано: приходится. А посему пусть Соловейчик отправится к Бродским и скажет им: так, мол, и так… Язык у Соловейчика хорошо подвешен, не учить же его, он ведь еврей, который может…
Посредник растаял от приема и от комплиментов. Что за разговор? Он все умеет и все сделает.
— Нет, господин Соловейчик, вы должны, понимаете ли, намеками…
— Конечно, намеками!
— Нет, господин Соловейчик, вы не говорите, что мы вас к ним послали. Вы должны сказать, что это ваш план, что вы сами надумали… Вы понимаете?
— Разумеется, понимаю. Если я не пойму, то кто же поймет?
И Соловейчик, нагруженный важным делом и облеченный большим доверием, в тот же день пришел к Бродским. Ему казалось, что сколько бы он ни говорил — будет мало и что бы он ни сказал — будет не то. Уж так заведено: заходишь к сильным мира сего и мысли твои начинают путаться, вместо того чтобы сказать нужное, ты начинаешь плести Бог весть что…
До того как Соловейчик вошел к Бродским, то есть когда еще находился на улице, он имел про запас несметное количество притч и сказаний. Но как только он переступил порог Бродских и те спросили его «что вам угодно?», все смешалось в голове посредника. Начал он совсем неплохо, привел слова Раши о том, что обращаются даже к лисе, если в ней есть нужда… Но Соловейчика перебили и спросили: «К чему вы это?»
— Видите ли, — ответил посредник, — никто не знает, чье будет завтра… Совсем недавно вы хотели, а они не хотели… Сейчас им захотелось, но как? Горят, подыхают, они бы дали черт знает что, если…
— О ком вы?
— Как о ком? О них, о родовитых, великих, прекрасных, о «наших» Ротшильдах веду я разговор…
Бродским было бы милее, если бы посредник облил их уксусом или керосином. Они, очевидно, не забыли постыдный отказ, который получили от Ротшильдов, и излили на голову Соловейчика всю свою злобу:
— С кем вы хотите нас породнить? С этими ростовщиками, процентщиками, лихоимщиками, которые и нашего помета не стоят. Как посмели вы, еврей-посредник, прийти к нам с таким предложением? Кто они, ваши Ротшильды?.. Ведь еще недавно сидел их дед с мешочком мелких монет на базаре и замерзал, как собака! Теперь они якобы банкиры, берут векселя и кожу сдирают. Нет, нет! Не смейте и слова вымолвить, вы понимаете, что вам говорят? Если вы тотчас не уйдете по-хорошему, вас спустят со всех лестниц!
Уже на улице Соловейчик еще раз повторил: «Никто не знает, чье будет завтра…» И слова его опять оказались пророческими. На сей раз заступником посредника стал бог любви. Вмешался крохотный ангел, имя которому Амур, направляющий свои отравленные стрелы прямо в сердца юношей и девушек. Случилось это в тот жаркий день, когда в колейке Авремла, направлявшейся в «Палестину», если читатель помнит, находились аристократическая дама с дочкой и франтоватый парень в белой шляпе на голове и с тросточкой в руках, который их очаровал.
Пришло время раскрыть тайну. Аристократическая дама, которая красиво изъяснялась по-русски, была мадам Ротшильд, а молодой человек — сыном Бродских из Касриловки.
Остается только выяснить, насколько бог любви оказывал свое влияние, удалось ли Соловейчику устроить «партию», а если устроил, то сколько он при этом заработал, где состоялась великолепная свадьба — в Касриловке или в «Палестине» на даче? На все эти важные вопросы читатель получит ясный ответ в следующей главе этого «летнего» романа.
7
Посредник Соловейчик работает в поте лица
Полагаем, что читатель, доволен тем, что «он» и «она» не обычные люди, а аристократы, благородные, из касриловских миллионеров и миллиардеров. Он — из Бродских, она — из Ротшильдов. А ведь это же факт, что мы, обыкновенные люди, хотим знать, что творится там наверху, как живут богачи, что они едят и пьют. Потому свадьба у миллионеров вызывает особый интерес, хотя, по правде говоря, что нам от этого? Ничего, совсем-таки ничего! Но так мы уж устроены, ничего не поделаешь. Итак, с чистой совестью продолжаем наш рассказ.
Вспомним «его» первую встречу с «ней», как он пробрался в колейку Авремла, как он пленил не только мадемуазель, но и ее мамашу, мадам Ротшильд. Недаром она самым дружелюбным образом пригласила его: «Пожалуйста, без церемоний». Но такая любезность редкое явление, ибо нам же известно, что с той минуты, как был создан мир и между людьми начались романы, все происходило как раз наоборот: в то время когда «он» и «она» влюблялись друг в друга, отец или мать невесты, а то и вместе начинали чинить им всяческие препятствия. Примечательнее всего то, что родители, да простят они мне, в молодости сами были влюблены и отчаянно боролись со своими отцами и матерями, втихомолку удирали из дому и втихомолку венчались. Кажется, им бы это и помнить? Так нет же. Сейчас, когда с Божьей помощью сами стали родителями, они затевают войну с детьми. Так всегда: дети подрастают и становятся предками, забывают они свои страдания в молодости и начинают борьбу со своими детьми. Это Божье проклятье. Один только Адам был счастливцем, так как Ева не имела предков. Для всех остальных людей предначертаны горести, несчастья, драмы и трагедии. Сердце разрывается и волосы становятся дыбом, когда вспоминаешь, сколько пролито слез и сколько погублено молодых жизней! А так как теперь лето, жарко, дачный сезон, все в зелени и в цвету, все растет, так как мы не меланхолики и далеки от трагических описаний и мрачных мыслей, то проходим мимо всего этого. Мы вправе об этом умолчать еще и потому, что в «летнем» романе, о котором мы ведем здесь разговор, все, к счастью, так хорошо и красиво получилось, что можно прямо перейти к описанию помолвки, к тому, как били тарелки и выкрикивали «мазлтов» — к счастью! Однако, когда все уже было налажено, вдруг застопорилось. В чем дело? А дело в «червячке». Для писателей «червячок» — это прямо-таки находка. Если бы все шло гладко, чем бы мы занимались на белом свете?
Червячок, о котором мы говорим, — это, видите ли, то, что наша мадемуазель уже была почти невестой. Сосватали ее за родственника, за отпрыска из Ротшильдов, пара была прямо-таки божественная: она и он из одного рода, именитые, важные, и жили они на дачах в «Палестине» дверь в дверь, можно сказать. У каждого из них было большое приданое (десять тысяч), они хорошо знали друг друга. С нею читатель уже знаком, он имел удовольствие видеть ее в колейке Авремла, красавицу из красавиц, девицу что надо. А с ним, то есть с ее нареченным, надо вас познакомить, изобразить двумя штрихами — парень что надо: окончил коммерческий, любит картишки, завсегдатай шантана, знает на память много оперетт, днем спит, ночью бодрствует, носит шляпу и хорошо сшитый костюм, ходит с тросточкой, появляясь в театре, цирке или в кино, он там чувствует себя как в своей тарелке.
С невестой такой жених держится надменно, холодно, скрывая свои чувства. Парень из «Эрец Исроэла» показывает свою любовь, аристократу из «Палестины» это не к лицу.
Только тогда молодой Ротшильд открылся и предъявил претензии невесте, когда встретил молодого человека из Бродских в доме Ротшильдов и увидел, как тот влюблен в его невесту, как любезна с ним мадам Ротшильд, как она подлизывается к нему и тараторит с ним по-русски — хоть лопни со смеху.
Это задело молодого Ротшильда, и возгорелась в нем любовь. И не так любовь, как ненависть к молодому Бродскому. Зачем новоявленный аристократ посещает дом Ротшильдов, где он сам бывает на правах жениха?..
Чтобы покончить с этой неприятной историей, молодой Ротшильд добился от своих родителей согласия ускорить свадьбу. Но как они были ошарашены, узнав, что о свадьбе не может быть и речи. По трем мотивам: во-первых, теперь лето, а летом свадеб не бывает, во-вторых, невеста слишком молода, в-третьих, весьма возможно, что вскоре она действительно станет невестой одного из местных аристократов…
Имя аристократа умолчали. Оно и так было известно. Для Ротшильдов это было двойным ударом: во-первых, их сынок лишился невесты и, во-вторых, в благородный род Ротшильдов влезает новоиспеченный аристократ, какой-то Бродский.
Полужениха из Ротшильдов эта история страшно огорчила, он был готов на все, что вычитал из французских романов, даже на дуэль! Но секундантов он пока что к Бродским не послал. Только матери невесты молодой Ротшильд дал знать, что, как он понимает, все исходит от нее и никогда этого ей не простит — он опубликует в обеих касриловских газетах все любовные письма, все до единого, какие были им получены от ее доченьки, и пусть новый жених узнает, кто его невеста…