Неспокойно было на душе Моряны. Привязанность к Человеку вынуждала ее оставаться здесь, а разум звал туда, к подругам, которые были особенно хлопотливы в тот день. Много раз наведывались они к ней. Торопливо упрашивали вернуться, торопливо угрожали, торопливо хотели унести силой, а потом нежданно-негаданно оставили одну и не тревожили больше.
Н-да!.. Знала ведь Моряна, что последует за этим, и от горести лютой сжалось ее сердце. Волнуясь, спустилась она вниз, окунулась в реку, почувствовав отрадную прохладу, но выбралась оттуда уставшая, обессиленная, с тоской во взгляде, метнувшемся за низовье — там в открытом море уже всколыхнулась, вскипела вода, вытолкнув высокую черную пирамиду в далекое облачное небо… По щекам Моряны покатились горькие слезы, она не могла оторвать взгляда от того, что еще совсем недавно было малой частью ее далекой неведомой родины, которой она теперь уже никогда не увидит!
И вдруг взметнулась Моряна, будто ужалил кто, хотела подняться наверх, на склон, но сильный надежный хвост впервые отказал ей. Закрыла она лицо руками, закричала протяжно и жалобно и упала на горячий песок…
Поди пойми: как она почувствовала, как поняла, что в ту самую минуту осатаневшая, слепая в своей вере толпа прихожан жестоко, бесчеловечно убивала бедного Мурло на Диком Лугу, что возле леса…
Вот откуда взяла начало дивная сказка о русалках. Но неправда, что Моряна многих заманивала к себе, нет. У нее был только Мурло. Один только Мурло, уж вы мне поверьте.
Крылья Икара
Сергей Вольский
Четвертое Измерение
Вечером,
когда под теплыми одеялами
сбывшихся вожделений
спят счастливцы,
я домой возвращался,
сгибаясь под тяжестью одиночества.
В мире было безлюдно,
ни одно окно не светилось…
В переулок свернул я — и вдруг
замер от удивления
перед неоновой надписью:
“АГЕНТСТВО МЕЖГАЛАКТИЧЕСКИХ КОНТАКТОВ”.
А мне так хотелось контактов!..
Сбросив свое одиночество возле порога,
я толкнул застекленную дверь.
Девушка со звездами в волосах
вышла ко мне навстречу,
усадила в кресло,
стала рассказывать
о самой прекрасной планете,
затерянной в Метагалактике, о своем удивительном мире,
где нет ни болезней, ни войн,
где друг друга без слов понимают…
Потом я рассказывал о себе:
о растраченной юности,
о надеждах,
о безумии сердца, опьяненного первой любовью,
и о горьком его похмелье.
Она внимательно слушала,
но так и не поняла,
что же все-таки такое — одиночество.
Чтобы скрасить неловкость,
стала мне предлагать космические сувениры:
молектронный прекогникатор — заменитель
гадалки,
предсказывающий судьбу с точностью до секунды;
удивительный календарь Альфы Центавра,
где год длится семнадцать месяцев;
зажигалку, замаскированную под вороненый бластер
космического пирата…
А я предложил ей руку и сердце.
Она смутилась,
так что звезды в ее волосах
заискрились нефритовым светом,
и открыла прозрачную дверь
в ЧЕТВЕРТОЕ ИЗМЕРЕНИЕ.
Вслед за ней я шагнул торопливо —
но в ту же секунду
звезды погасли
и мир очертанья утратил.
…Я очнулся от тяжести:
груз одиночества
вновь сдавливал мне грудь…
Весь переулок я тысячу раз прошел из конца в конец
— нигде ни единой вывески,
ни единой двери…
Спрашивал у прохожих —
они пожимали плечами,
не понимая, чего я ищу.
“Что еще за девушка
со звездами в волосах?
Таких не бывает!..”
А вскоре
(по непроверенным данным)
Над Петрозаводском
заметили
летающую тарелку…
Ирина Малярова
Кусочек океана
Наша кровь — это кусочек
океана, который мы унесли
с собой, выбираясь на сушу.
Из выступлений биолога
Кусочек океана
Живет в моей крови.
Поют моря и страны
От вечной той любви.
А что все это значит? —
Плоха ли, хороша,
Но вдруг во мне заплачет
Нездешняя душа.
Сожмется сердце странно,
Услышав позывной:
Кусочек океана
Зовет меня домой!
Ответ никто не спросит,
Когда, привстав со дна,
Меня с собой уносит
Девятая волна…
О ком русалка плачет
Среди морских зыбей?
Ведь не привязан к мачте
Наш новый Одиссей.
На зов тот неизменный
Шагнет — и все дела!
Сирена иль Селена
В пучину позвала?
Махну ему из бездны
Чешуйчатым хвостом,
Мой капитан железный
Ныряет за бортом.
Но онемеет парень —
Не против и не за, —
Узнав у дивной твари
Знакомые глаза.
Ему кидают в воду
Спасительный канат,
— Живи сто лет от роду! —
Ребята говорят.
Среди полярных вихрей
Корабль ему вести,
Ни айсбергам, ни рифам
Не сбить его с пути!
Но ежится он зябко
И смотрит в водоем,
Когда поет морзянка
На языке моем…
Ирина Малярова
А это ведь…
Посвящается
Николаю Степановичу Гумилеву
А это ведь еще с Гомера повелось:
Бродяжная судьба, лукавые сирены,
Плеск чаек в небесах и винограда гроздь,
Песчаны берега и горизонт сиренев.
И мачта словно гвоздь,
И этот странный гость…
Привязан человек, и призрачна Итака…
И верная жена, и теплый пряжи горсть,
И, высунув язык, по следу мчит собака.
Все будет хорошо! И на душе легко,
Улыбчивый дельфин пловцу подставит спину…
И ждет тебя очаг, и козье молоко
На берегу Земном, который ты покинул.
Татьяна Савельева
Причал
Когда-то я была водой.
А ныне человеком стала.
Искрилась поутру. Со мной
На зорьке солнышко играло.
Потом я воздухом была.
Касалась сердцем Мирозданья.
И мудрость Вечности пила,
Изведав горький плод познанья.
И стало мне невмоготу.
И тесно стало в поднебесье.
И я, покинув сферу ту,
Пришла в людское мелколесье.
Но как же трудно средь людей
Рожденной от воды и неба!
Жить среди будничных страстей,
Мешая сон, и явь, и небыль.
И все ж, Начало Всех Начал,
Перед лицом жестоким века
Позволь остаться Человеком:
Я отыскала свой причал.
Андрей Карапетян
Потоки неземного света
Потоки неземного света
Лия в аквариум ночной,
Стоит пустынная планета
Над очарованной землей,
И неземною тянет силой,
И вдоль великой кривизны
Летят погасшие светила,
Плывут планеты-валуны…
Так длится ночь. Так шевельнет
Глотком воды плавник у рыбы.
Так по пространству тень плывет
От круглой и тяжелой глыбы.
Так шелестящий океан
Ракушку вытолкнет на берег,
И в темноту открыты двери,
И на столе забыт роман.
Так, не желая пренебречь
Ничтожным шансом, купол строят,
Пытаясь в хаосе прибоя
Разумную услышать речь,
И кромкой берега бредут,
И подставляют брызгам пальцы,
И верят, что вот-вот найдут
Следы неведомых скитальцев…
Еще ведь просто есть упрямство.
Еще пустыня так нова!
Еще легенды о пространстве
Полны чудес и волшебства.
Еще ночная песнь не спета.
Гудит в локаторах прибой…
Так длится ночь — и до рассвета
Стоит огромная планета
Над очарованной землей.
Леонид Смирнов
Демон “Кеплера”
Глава 1. Вечный сосуд
Будильник мягко тронул меня за плечо — безрезультатно. Затряс терпеливо — никакого эффекта. Наконец не выдержал и заревел басом:
— Подъем! Подъем! Подъем!
Я замычал, заворочался в постели, а потом — броском вперед — попытался достать членистую руку. Как всегда, не достал. Реакция машины малость получше. Кибер-будильник убрал руку в паз стены. Одеяло теперь лежало на полу. А я, зацепившись за воздух, в нелепой позе завис над краем кровати.
Привести себя в порядок — дело трех минут. Идти или не идти в столовую? Мотаться по станции взад-вперед было лень. В малюсеньком холодильнике с вечера оставались сок и суфле. Как-нибудь перекантуюсь! Открыл дверцу холодильника, достал банку суфле, нажал ногтем на кнопку. Крышка отлетела в сторону, и в нос ударила удушливая вонь. К горлу подступило. Я брезгливо подцепил банку двумя пальцами и швырнул в распахнувшийся мусорозаборник. Система регенерации воздуха моментально восстановила норму.
Что же это такое? Надо думать, морозильник сработал как нагревательный элемент. Парадокс современной техники. Отнюдь не чудо. Принцип Оккама — святой и вечный. Аминь.
Я нарочито бодрым шагом двинулся в пустынную сейчас столовую. Мерно отмахивал руками: ать-два, ать-два. А на душе скреблись кошки. Инстинкт исследователя требовал не спускать глаз с холодильника, установить по-быстрому анализаторы, всякие там интроскопы и ретротермометры.
Стены и пол коридоров алюминиевого цвета. Так и кажется, что любой шаг должен отдаваться звоном или металлическим лязгом. А мягкая дорожка гасит звуки. Словно идешь по ворсистому ковру. До сих пор никак привыкнуть не могу. Какой-то в этом подвох…
Покрытый люминофором потолок заставляет ускорять шаги. Он гонит меня вперед так, что трудно потом остановиться. Он слишком напоминает мне трассу кольцевых гонок на мотоскуттерах. Включаются запретные рефлексы. Иллюзия возврата в прошлое. Ведь после аварии в Луго надо мной довлеет вето Медконтроля.
Мало кто попадался навстречу, чаще я обгонял сонно бредущие фигуры. Мы живем в разных ритмах. И нам трудно бывает понять друг друга. Мне говорят: “Ты все время идешь на обгон и когда-нибудь врежешься в стену”. А я отмалчиваюсь. Не хочу зря тратить слова.
Потом был спуск на третью палубу. Лифт огромный, будто пещера циклопа. В нем затерялись три человека. Мы казались самим себе крохотными песчинками и с каждой секундой становились все меньше и меньше, грозя вовсе исчезнуть. Лифт рассчитан на несчетные толпы, на движение исследовательских смен, но часы “пик” на станции коротки. Остальное время он странно выглядит, даже нелепо.
Остановка. Стена раскололась, и половинки ушли в стороны. Дверь в столовую была, как всегда, распахнута настежь. Изнутри струился ровный, чуть зеленоватый свет, странно обрывающийся на пороге и ничуть не смешивающийся с желтым свечением коридорного люминофора. Ни единого звука не доносилось из залов. Странно. Ночь — ночью, но все же… Я сделал шаг вперед и вдруг ударился коленом. Осторожно пощупал рукой воздух: что-то вроде силового поля. “Мания преследования у меня, что ли?” — подумал с досадой.