Очаровательная идиотка - Шарль Эксбрайа 7 стр.


19 часов 00 минут

Квартира мисс Лайтфизер живо напоминала Комптону обиталище его покойных родителей в Бристоле, и сердце у него снова растаяло. Все здесь, начиная с неизбежной комнатной пальмы в начищенном до блеска медном горшке, было типично английским. Чувствовалось, что здесь готовят истинно британский чай и кексы. Впрочем, ни в одной другой точке земного шара не удается стряпать более неудобоваримые пироги и столь поразительные соусы! Нет, эти потрясающие воображение смеси вкупе с крикетом и шотландскими привидениями составляют неотъемлемую собственность Соединенного Королевства. Гарри захотелось обнять Пенелопу и в ее лице — всю старую Англию. Познакомившись в мисс Лайтфизер, молодой человек испытывал куда меньшую тягу к СССР, чем к земле предков своей матери, давшей приют и его отцу.

— Так где же ваша комната, дорогая?

Это было, конечно, грубо, но Комптон твердо решил сразу идти в наступление.

— Пойдемте, я только сниму пальто…

Молодой человек двинулся следом за Пенелопой, чувствуя себя воплощением бога Пана, преследующего одинокую нимфу.

Комнатка Пенелопы, уютная и строгая одновременно, и нравилась, и сразу внушала доверие. Очень добропорядочная комната, как будто нарочно создана для супружеского счастья. Здесь царил безукоризненный порядок. Жених, впервые переступая порог такой комнаты, мог нисколько не тревожиться о будущем. В глубине души, с тех пор как он лишился родителей, Гарри всегда мечтал хоть еще разок провести ночь в подобном доме.

— Пенелопа… — взволнованно пробормотал он.

Но девушка была слишком занята — она снимала шляпку, стараясь не растрепать волосы, а потому ответила не оборачиваясь:

— Ну как, нравится вам моя комната?

Гарри крадучись приблизился к Пенелопе.

— Да, она мне очень нравится, но вы — еще больше, darling! — заворковал он и уже протянул жадные руки, чтобы обхватить девушку за талию, как вдруг сзади послышался голос:

— У тебя гости, Пенни?

Даже если бы Комптона неожиданно кольнули ножом в мягкое место, вряд ли ему удалось бы подпрыгнуть еще выше. Гарри обернулся. На него с улыбкой взирала седая дама. Остолбеневший от изумления молодой человек не мог издать ни звука. Положение спасла Пенелопа.

— Я как раз собиралась представить тебе, мама, мистера Комптона. Но он во что бы то ни стало хотел взглянуть на мою комнату.

Покраснев до корней волос, Гарри начал раскланиваться и, отчаянно путаясь в словах, забормотал нечто довольно бессвязное. По правде говоря, он сейчас предпочел бы оказаться в дырявой лодке посреди Темзы…

— То есть… э-э-э… Добрый вечер, мэм… Я просто хотел взглянуть, понимаете?.. Здравствуйте!.. Гарри Комптон… Меня зовут Гарри Комптон… У вас очень милый дом… Я представитель торговой фирмы — рекламирую новую марку кукурузных хлопьев… Я познакомился с Пенни… то есть с мисс Лайтфизер… вашей дочерью, насколько я понимаю… в ресторане… уже довольно давно… Мы ездили в Доркинг… Прошу прощения… меня зовут Гарри Комптон…

Седая дама по-прежнему улыбалась.

— Значит, вы ухаживаете за Пенни?

— Простите?.. Что… Ничего подобного! То есть, с вашего разрешения — да!..

— Ну, разрешения надо спрашивать не у меня, а у нее… И вы хотели посмотреть, как Пенни живет? Это вполне естественно и доказывает ваши добрые намерения. Выпьете с нами чаю?

— Да, конечно, с удовольствием… Меня зовут…

— …Гарри Комптон, я уже знаю. Побудьте тут с Пенни, а я пойду заваривать чай.

20 часов 00 минут

Возвращаясь на метро в центр Лондона, Гарри все никак не мог успокоиться — уж слишком велико было разочарование. Сначала он даже подумал, уж не нарочно ли Пенни подстроила ловушку, надеясь таким образом вынудить его жениться, но, поразмыслив, признал, что девушка вовсе не пыталась заманить его в гости и это он сам почему-то вообразил, будто миссис Лайтфизер уже переселилась в мир иной. Нет, во всем виновата лишь невероятная наивность Пенни, ровно ничего не понявшей в маневрах своего воздыхателя. Да, не очень-то умна бедняжка Пенни, зато как хороша!.. По мере того как самолюбие успокаивалось, Комптон находил в девушке все больше достоинств и даже его неудача начинала казаться лишним доказательством того, что Пенелопа вполне заслуживает доверия. Непостижимо, где она только жила до сих пор, если все уродства капиталистического мира прошли мимо, нисколько не омрачив ее чистоты?

На Тоттенхем Корт-роуд Комптон вышел из метро и направился в Сохо, на Грик-стрит поговорить с Тер-Багдасарьяном. Навстречу то и дело попадались парочки, и Гарри, глядя на курящих и слишком громко смеющихся женщин, с нежностью вспоминал старомодную квартирку на Саус Гроув, где так заботливо культивировали исконно британские добродетели. Когда-нибудь Пенелопа станет примером для их общих советских друзей, ибо Комптон снова воспылал отвращением к капиталистическому обществу, которое в лице фирмы «Пирл и Клементин» так чудовищно несправедливо обошлось с той, кого Гарри уже считал своей подопечной. Вдвоем они возьмут сокрушительный реванш над существующим порядком вещей, при котором униженные и жалкие бедняки постоянно сталкиваются с непреодолимыми препятствиями. Да, они с Пенелопой докажут мистеру Мак-Миллану, что с его стороны было весьма опрометчиво не обратить на них должного внимания! Настанет день, когда вся Англия будет горько оплакивать совершенную ошибку, раскаиваясь, что не оценила по достоинству Гарри Комптона и Пенелопу Лайтфизер!

Ресторанчик Тер-Багдасарьяна специализировался на восточной кухне. Любители заранее заказывали столики, чтобы отведать барашка по-венгерски, мамалыги по-румынски, болгарской баницы, турецкой дауд-паши, греческих тарато, египетской мехаллабии или советского борща. Тер-Багдасарьян в широкой блузе и феске окидывал клиентов тяжелым взглядом, который многие дамы находили весьма многообещающим, хотя на самом деле армянин испытывал лишь глубокое презрение к этим эксплуататорам народа, чьи аппетиты ему приходилось удовлетворять, несмотря на все свое отвращение. Под набухшими веками мелькали кровавые видения — Тер-Багдасарьян представлял, как все эти люди, вытянув шеи, стоят перед ним на коленях, а он играючи рубит головы чуть заметным движением сабли, запивая каждую казнь хорошим глотком густого пелопоннесского вина, которое очень любил.

Армянин сразу заметил Гарри Комптона, но сделал вид, будто не выделяет его из числа прочих клиентов. Слегка поклонившись молодому человеку, он повел его к отдельному столику.

— Есть новости? — тихо спросил он, протягивая меню.

— И еще какие!

— После ужина зайдите ко мне домой. Ключ я положу в хлебную корзину. Подождите меня в гостиной. — И уже громче он добавил: — Я бы особенно посоветовал вашему вниманию, сэр, — если, конечно, вы его еще не пробовали, — афганское национальное блюдо китчири.

Дабы усыпить бдительность соседей, Комптон поддержал игру.

— Не то чтобы я пытался выведывать секреты вашей кухни, но все же из чего вы делаете это кит… китпи…

— Китчири, сэр! Это рисово-маисовая каша на кислом молоке. Подавая на стол, блюдо заливают очень ароматным соусом.

Привычный к вареной картошке, пирожкам, приготовленным на говяжьем жире, и сыру, всегда имеющему такой вид, будто его случайно забыл на тарелке какой-нибудь рассеянный штукатур, Комптон все же счел, что китчири — настоящая пища для дикарей. Однако пока СССР требует от своих сторонников только таких жертв, им, право же, нечего особенно роптать. Тем не менее при всей жажде самопожертвования (хоть и весьма непостоянной — что верно, то верно), поднеся к губам первую ложку китчири, Гарри Комптон горько пожалел о своем ресторанчике на Стекли-стрит, не говоря уж о том, что Элинор, несмотря на свое физическое несовершенство, все же выглядела гораздо привлекательнее Тер-Багдасарьяна.

21 час 00 минут

У армянина не было жены, во всяком случае — в Лондоне. Возможно, супруга терпеливо ждала его на родине, но так это или не так — знал один Багдасарьян. Сам он, однако, никогда о себе не рассказывал и не терпел ни малейших расспросов о личной жизни. Открыв дверь в жилище армянина, Гарри чуть не задохнулся — в нос сразу шибанул мощный запах перца и чего-то сладкого. Подумав, какой дьявольской кухней, должно быть, тешит себя его коллега по шпионажу, Комптон невольно вздрогнул. В гостиной, где устроился Гарри, тоже стоял на редкость тяжелый дух — смесь восточного табака и испарений каких-то масел. Молодой человек счел это отвратительным. Меблировку составлял диван, на котором, надо думать, нередко возлежал хозяин дома, разнообразные пуфы, ковры и множество подушек всевозможных размеров. Взгляд притягивали блестящие медные подносы: на одном стоял кофейный прибор, на другим — наргиле, на третьем — горшки с розовым вареньем. Медь тускло поблескивала в сумраке, разбрасывая по неопрятной комнате золотистые блики. Тер-Багдасарьян не заставил гостя томиться ожиданием. Очень скоро он вошел в гостиную, и к прочим удушающим ароматам добавился резкий запах прогорклого сала. Это совсем доконало Гарри.

— Немного ракии?

И, не дожидаясь ответа, армянин достал бутылку и бокалы, потом, чокнувшись с молодым человеком, удобно устроился на диване, среди подушек. Закурив наргиле и выпустив первый клуб дыма, он с довольным видом проговорил:

— Выкладывайте, товарищ, я вас слушаю!

Комптон рассказал, какая неудача постигла его в доме сэра Реджинальда Демфри и как он столкнулся со свирепым драконом в обличье кухарки Маргарет Мод Смит. Поведал он и о глубоком унынии, охватившем его после провала, так что сперва он было собрался идти к Тер-Багдасарьяну и отказаться от миссии, выполнить которую явно не в силах.

Наконец Гарри добрался до встречи с Пенелопой и живописал девушку в самых ярких тонах. Не забыл он рассказать и о происшествии в Доркинге, и о том, с каким радостным волнением узнал, что леди Демфри — клиентка Пенелопы, а последняя — член коммунистической партии. В заключение молодой человек признался, что, не отделайся он от такого буржуазного предрассудка, как вера в потусторонние силы, непременно поставил бы в церкви свечку за столь счастливый поворот событий, поскольку теперь благодаря Пенелопе похищение досье «Лавина» снова представляется возможным.

Армянин слушал не перебивая и все это время курил наргиле так невозмутимо, что клубы дыма выбивались изо рта с величайшей размеренностью — Гарри ни разу не заметил, что Тер-Багдасарьян сбился с ритма. Когда молодой человек наконец умолк, армянин вытащил изо рта мундштук.

— Короче, вы втюрились в эту молодую особу?

— Да.

— Вы совершили ошибку, товарищ.

Комптон сразу ощетинился:

— Это еще почему?

— Потому что в нашем ремесле слабость к женщинам — ужасный порок. Рано или поздно самого лучшего шпиона губит именно женщина.

Гарри презрительно расхохотался, желая немедленно дать понять хозяину дома, что в подобных вопросах не ему давать советы такому знатоку.

— Пенелопа никогда бы не…

Но Тер-Багдасарьян бесцеремонно его перебил:

— У каждого из них была своя Пенелопа!

С этой минуты Комптон по-настоящему возненавидел армянина, но тот, не обращая ни малейшего внимания на реакцию собеседника, продолжал:

— Если вы точно описали мне все происшедшее, товарищ, я вынужден с огорчением заметить, что ваша Пенелопа — просто идиотка!

— Но она очаровательна!

— Что ж, значит, очаровательная идиотка!

— Ну и что? Насколько мне известно, женщине совсем не обязательно блистать умом, верно?

— Согласен… при условии, что они действительно глупы, а не только делают вид…

— На что это вы намекаете?

— Да на то, что вся эта история мне очень и очень не нравится, товарищ!

— Почему?

— Причин — куча… Я не люблю чудеса… Почти всегда это ловушки. Судите сами. Откуда ни возьмись в самый ответственный момент появляется девица и тут же принимает ваши ухаживания. При этом она несусветно глупа и, как нарочно, работает именно в доме, который нас интересует. И еще более невероятное совпадение — ваша пассия оказывается членом партии! Нет, откровенно говоря, товарищ, мне это решительно не по нутру…

— Пенелопа не умеет притворяться!

— Вот это-то мне бы очень хотелось проверить!

— Хотите, я ее к вам приведу?

— Не раньше чем я сам скажу… Дайте-ка мне ее адрес и место работы. Что касается партии, то я свяжусь с ответственным за прием новых членов.

Багдасарьян тщательно записал все сведения.

— Ладно. Надеюсь, вы ей ни слова не сказали о своей миссии?

Гарри снисходительно пожал плечами:

— Можете не сомневаться, нам было о чем поговорить, не касаясь международной политики!

— Отлично. Я позвоню вам в понедельник, часов в одиннадцать. Сидите в это время дома и ждите звонка. А до тех пор — отдыхайте или флиртуйте — мне все равно. Но никаких действий по собственной инициативе! Ясно?

Воскресенье, вечер

Стараясь загладить дурное впечатление, произведенное, как думал Гарри, его поздним визитом на миссис Лайтфизер, а также в благодарность за чай он приехал к обеим дамам довольно рано и предложил совершить небольшую прогулку втроем. Приглашение было принято с радостью. Они отправились в Хэнли и пообедали на террасе, нависавшей над самой водой. Тая от блаженства, Гарри взирал на Пенелопу и ее мать, все более убеждаясь, что в недалеком будущем они втроем могли бы явить собой классический образец семейного счастья. Молодой человек с величайшим простодушием погружался в эти мирные грезы, как вдруг ему пришло в голову, что он мечтает о буржуазном счастье и тем самым невольно предает идеальный образ «homo soveticus», раз и навсегда взятый за образец, хотя и не виденный воочию. Последнее соображение Комптон, впрочем, отвергал с презрительным смехом, говоря про себя, что христиане тоже никогда не видели Христа, но это не мешает многим из них жить согласно заповеданным им правилам.

На сем Комптон прекратил философствовать. Во-первых, потому что это мешало с должным вниманием ухаживать за дамами, а во-вторых, он не был уверен, что, признав существование Христа, не впал в какой-нибудь «безродный уклонизм». Эпитет «безродный» невольно напомнил Гарри о Тер-Багдасарьяне, которого молодой человек считал самым отвратительным типом, какой только попадался ему в жизни, но Комптон от всего сердца верил, что подобный субъект никак не может походить на идеального советского человека, чей образ запечатлелся в его душе.

В тот день миссис Лайтфизер произвела на молодого человека впечатление замечательной женщины, а Пенелопа, несмотря на ее идиотское хихиканье и порой совершенно ошарашивающие замечания, все больше казалась Гарри самой очаровательной девушкой, на которой здравый умом и телом мужчина может мечтать жениться. Расстались они так дружески, что миссис Лайтфизер предложила Гарри считать их дом своим собственным и попросила разрешения называть его просто по имени. А Пенелопа согласилась завтра поужинать вместе, поскольку за ленчем они никак не смогут увидеться — девушка весь день проработает у леди Демфри.

Назад Дальше