— Глупый, ты разве не понял? Я любила тебя, еще когда была совсем девчонкой, а вы с Мери еще только поженились. Я тебя все эти годы любила и так ревновала к сестре, что, кажется, готова была убить ее. Сколько раз я была близка к тому, чтобы броситься к тебе на шею и сказать, что хочу тебя. А ты все никак не мог решиться ...
Фред хмыкнул и плеснул себе в лицо пригоршню воды, чтобы скрыть смущение.
— Но ведь я же знал, что у тебя еще никого не было, — Мери говорила мне. Как же я мог?
— Я так и подумала, что тебя это будет останавливать. Я уж хотела завести с кем-нибудь из одноклассников бурный роман, чтобы тебе от этом стало известно и ты перестал бы считать меня недотрогой.
— И ты пошла бы на это только ради меня? — изумился Дэвис, даже перестал плыть.
— Почему же только ради тебя? — возразила Бэт с воркующим смехом, которого он никогда раньше от нее не слышал. — В основном я сделала это ради себя, а не ради тебя. Но я рада, что тебе было тоже хорошо.
Когда они вышли из воды, Мери встревожено окликнула их:
— Эй, чемпионы, вы заставили меня волноваться — до острова не меньше полумили. Что это на вас нашло?
На Дэвиса вдруг напал какой-то ступор, и он никак не мог найти, что ответить. Но Бэт легко отшутилась, сказав, что хотела проверить Фреда,— хватит ли у него смелости на такой дальний заплыв.
— Ну и как он держался? — поинтересовалась Мери.
— О-о, он вел себя молодцом, почти не боялся.
Дэвис невольно покраснел и отвернулся. Черт знает, в какую двусмысленную ситуацию он попал теперь. Все-таки Бэт — родная сестра Мери, к тому же младшая. А вдруг она из чувства соперничества похвастается перед старшей сестрой своей победой? Или, того хуже, покается перед ней за происшедшее и свалит всю вину на него?
От постоянного беспокойства и нахлынувших мыслей он настолько изнервничался, что уже стал всерьез подумывать самому признаться во всем жене, попросить прощения за свое временное помрачение ума и поклясться, что и взгляда на Бэт теперь не бросит.
Но через пару дней Мери улетела в Чикаго к известному гомеопату, а Бэт в тот же вечер, когда Фред уже лег, без стука вошла в его спальню и, сбросив с себя у двери пеньюар, уверенно шагнула к его кровати. Бэт взяла руку Фреда и положила себе на живот, где узкая белая полоска атласной кожи резко выделялась на фоне темно-золотистого загара. Дэвис почувствовал, как упруго напряглось ее тело под его рукой, и, делая последнюю жалкую попытку, заведомо обреченную на поражение, неуверенно попросил:
— Бэт, давай попробуем забыть этот остров, оставим все как было раньше.
Бэт засмеялась этим своим новым, тихим смехом и крепче прижала к себе его ладонь.
— Такой большой, а трусишь,—ласково прошептала она, сбрасывая свободный рукой с Фреда одеяло. — Не бойся, моя сестрица ничего не узнает, если ты сам ей об этом не скажешь.
Наутро Дэвис позвонил в свой офис и сказал, что берет недельный отпуск. Это была совершенно безумная неделя, когда дни, полные изнурительных ласк в полумраке за плотно задернутыми шторами мешались с бессонными ночами, когда прохладное дыхание ветерка, залетевшего через настежь распахнутые окна, касалось влажной кожи истомленных тел, и мужчина и женщина, ненадолго разомкнувшие объятия, вздрагивали во сне.
Через неделю, промелькнувшую как один час, Мери вернулась от врача из Чикаго. А еще через неделю она погибла в горах во время восхождения.
Стоунвилл встретил Майкла Ричардса солнцем и теплом, хотя из Мильтауна он улетал под проливным дождем ... "Все сдвинулось на земле, — думал он, пока такси везло его из аэропорта в город, — в Джорджии проливной дождь, а в Монтане сухо и тепло. Наверное, правду пишут, что климат меняется".
Ричардc отпустил такси в центре города•и пешком дошел до красного с белыми колоннами здания художественного центра, где Сэди занималась в изостудии. Слева от здания полускрытая кустами можжевельника стояла красная "ланчия". Ричардc открыл переднюю дверцу и плюхнулся на сиденье.
— Привет, Роберт, — негромко сказал он.
Бом Томпсон перекатил во рту жвачку и, не отвечая на приветствие, мрачно спросил:
— Зачем звали?
— Вот тебе на, — притворно удивился Ричардc, позвонивший Бобу из аэропорта, — я прилетел из другого города с важными новостями, касающимися непосредственно тебя, а ты со мной даже поздороваться не хочешь. "Зачем звали?" — это все, что ты можешь мне сказать?
— Я вам уже все сказал в прошлый раз, — буркнул Боб Томпсон, глядя в сторону.
— Ну что же, все так все, — миролюбиво согласился детектив. — Ты сделал в полиции заявление, что нечаянно столкнул с шоссе "линкольн" Дэвида Пиркса?
— Они сказали, что, может быть, все обойдется без суда, — ответил Боб и впервые с начала разговора посмотрел Ричардсу прямо в лицо.
— Так это просто прекрасно, если обойдется без суда. Я тоже надеюсь, что так все и будет, только в твоем деле есть маленькая деталь, которая может испортить тебе всю обедню.
— Какая еще деталь? — Глаза Боба Томпсона забегали.
— А ты не догадываешься? Ну что ж, я тебе объясню, но для этого нам нужно сейчас повторить твой маршрут в тот день, девятого августа, когда ты гнался за "линкольном".
— И что потом?
— А потом на развилке я тебе все объясню. Только у меня мало времени, поэтому езжай побыстрее.
С минуту Боб думал, мучительно морща лоб, но так и не понял, где здесь подвох. Отказывать детективу в просьбе у него не было оснований, ведь стоило тому сделать заявление в полицию, что "форд" на стоянке у отеля "Альпинист" сжег Боб, как его положение сильно осложнится. Он еще раз изучающе посмотрел на простоватое лицо детектива и сказал:
— Ну хорошо, я поеду тем же маршрутом.
Машина рванулась с места, на перекрестке повернула направо, затем налево, вдоль по Мэйн-стрит до федерального шоссе, потом еще пару миль по шоссе. Здесь Боб Томпсон, разворачивая машину, ткнул пальцем в прямое, как стрела, полотно дороги и бросил своему спутнику:
— Отсюда я повернул назад, потому что их не было впереди до самого горизонта.
Он надавил на педаль газа, и машина устремилась обратно в город. Немного не доезжая до городской черты, он обогнул Стоунвилл слева и выехал на дорогу, ведущую в горы. Через пятнадцать минут "ланчия" остановилась на развилке. Боб повернулся к своему спутнику и, когда тот демонстративно посмотрел на часы, вдруг все понял. Его опять провели, он сам сунул голову в ловушку. Холодно усмехаясь, детектив постукивал пальцем по стеклу своих часов. Теперь он уже совсем не казался Бобу простоватым.
— Не сходятся у тебя концы с концами в твоем рассказе, Боб. Ты мне говорил, да и в полиции наверняка письменно изложил, что гнал сюда от художественного центра, нигде не останавливаясь. Только что ты повторил этот маршрут, и он занял у тебя всего двадцать восемь минут. Сэди Дэвис после занятий вышла из художественного центра ровно в восемнадцать тридцать и почти сразу села в "линкольн" Пиркса. Ты, спустя самое большее три минуты, рванулся вслед за ними на своей машине, выше развилки нагнал "линкольн", в котором уже не было Сэди, и на повороте случайно столкнулся с ним. Так?
— Так, — обреченно выдохнул Боб Томпсон, решивший отстаивать свою версию случившегося до последнего.
— Значит, это столкновение должно было произойти в девятнадцать часов, самое позднее — в девятнадцать десять. Так?
— Ну так.
— Как же тогда получилось, что и разбитый наручный "Ролекс" Пиркса и часы на приборном щитке его машины остановились в девятнадцать двадцать семь? На что у тебя ушли эти семнадцать минут? Может быть, ты по дороге в кафе заезжал? Или во время погони за "линкольном" у тебя так прихватило живот, что пришлось где-то останавливать машину на семнадцать минут? Ну что ж, попробуй рассказать это в полиции и в суде, может быть, они тебе и поверят, но я в этом сильно сомневаюсь.
В машине повисло молчание. Ричардc смотрел на ищущего выход мальчишку, и ему было его даже жалко. Наконец на лице Боба медленно проступило выражение безнадежности.
— А если я расскажу вам по правде, как все было? — спросил он, не надеясь, впрочем, на успех. — Вы не сообщите об этом в полицию?
— Все будет зависеть от того, что ты мне расскажешь и от степени твоей правдивости. Конечно, убийство я покрывать не буду, могу тебе это сразу сказать.
— Но я его не убивал, — фальцетом выкрикнул Боб Томпсон. — Это действительно был несчастный случай.
— Тогда успокойся и расскажи все, как оно было в действительности.
Боб уныло вздохнул и неохотно начал:
— Когда я подъехал к развилке, машина стояла пустой, но дверцы были закрыты. Я вспомнил, что у Сэди был с собой этюдник и заглянул в машину, но там его не было. У меня немного отлегло с души. Если бы они пошли в горы заниматься любовью, этюдник с собой не взяли бы. Сначала я бросился искать их, но сразу вернулся — я же не знал, куда они пошли: по тропинке к Трону Вождя или вверх по склону к пещерам, или еще куда. Боялся, что разминусь с ними и ничего не выясню. Решил ждать у машины. Ждал, наверное, с четверть часа. Смотрю — спускается по склону этот тип — один и злой, как черт. Расфуфырен, как итальяшка в ресторане, волосы до плеч, к тому же явно крашеные, тьфу! Я его спрашиваю, где Сэди? А он меня послал .. .
— А ты?
— Ну, я ему слегка кислород перекрыл, чтоб не наглел. Как я его вообще не придушил, не знаю. Вежливо спрашиваю его еще раз: где Сэди? А он уже хрипит и синеть начинает. Я его отпустил, и тут он мне все рассказал. По его словам, Сэди сама подошла к нему в тот день утром, когда он, выйдя из отеля с чемоданчиком, садился в свою машину. Спросила, не из Канады ли он? И когда собирается назад? Узнав, что сегодня, попросила прокатить ее вечером в торы, сказав, чтобы он ждал ее ровно в полседьмого у художественного центра на Вест-авеню. Он, конечно, раскатал губу, еще бы, такая красивая и молодая девчонка сама напрашивается к нему в машину "покататься"... Но она его надула. Вышла у развилки из машины, сказав, что на минутку, по интимному делу, взяла зачем-то из машины свой этюдник и смылась. Он, как дурак, прождал минут десять, потом пошел искать и, только увидев, что ее нигде нет, понял, что его продинамили, как мальчишку.
— А что было потом?
— Я хотел набить этому гаду из Канады морду, он он оттолкнул меня, юркнул в свой "линкольн", захлопнул дверцу и газанул вверх по шоссе. Я нагнал его только на повороте. Не знаю, зачем я поехал за ним, я был просто в бешенстве из-за Сэди. В общем, он пытался вывернуть влево и ударил меня в правый бок. Хоть его "линкольн" и тяжелее "ланчии", но он был у самого края шоссе, к тому же там крутой поворот ...
Ричардc все это время внимательно смотрел на лицо парня и понял, что тот не лжет. Все, видимо, было так, как он рассказал. Но как же тогда то гнусное письмо с фотографией, пришедшие на следующий день утром? Фотография, фотография ... В голове у Ричардса смутно забрезжила интересная мысль, которая, правда, нуждалась в проверке.
— Ладно, Боб, — сказал он, — я тебе верю, а поскольку я сейчас работаю не на полицию, а на отца Сэди, то и сообщать Полу Стивенсу о том, что ты мне только что рассказал, не буду. Могу лишь от души посоветовать выбросить из головы и, главное, из своего сердца Сэди Дэвис. Она принесет тебе только беду.
— Знаю, — мрачно ответил Боб, — но я все равно люблю ее и всегда буду любить, что бы она не сделала.
— Ну что ж, за это тебя можно только уважать. Давай отвези меня в город к самому лучшему фотографу. Есть в Стоунвилле хороший фотограф?
— Есть. И не хороший, а отличный, его снимки даже в "Лайфе" печатались. Его зовут Брайан Редфорд, у него свое фотоателье.
— Ну так поехали к этому Брайану Редфорду. Заводи мотор. Только сначала заскочим в полицию по моим делам.
Когда Майкл Ричардc позвонил у калитки дома Дэви-сов, шел уже шестой час. Детектив прошел вслед за хозяином в гостиную и опустился в уже привычное ему кресло у окна. Дэвис настороженно наблюдал за ним, чувствуя какую-то необычность в поведении Ричардса, но вопросов не задавал. Так же молча он налил Майклу в бокал сухого мартини, а себе плеснул на два пальца виски. Безуспешно поискав в баре тоник, он долил в свой стакан мартини и тяжело уселся в кресло у камина. По тому, как он двигался, по его отяжелевшему, обвисшему лицу Ричардc понял, что Дэвис сегодня уже пил.
- Слушаю вас, мистер Ричардc. Вы ведь пришли сообщить мне что-то, новое о расследовании?
— Собственно говоря, мистер Дэвис, расследование в тех границах, которые были вами определены, я закончил. Расширение этих границ может ущемить ваши интересы. А поскольку вы мой клиент, то я хотел бы услышать от вас, желательны ли вам дальнейшие поиски или нет.
— Не понимаю, — хрипло сказал Дэвис, уставившись тяжелым взглядом в переносицу детектива. — Вы хотите сказать, что нашли того, кто похитил мою дочь и убил мою жену?
— Вашу дочь никто не похищал, мистер Дэвис. Она инсценировала похищение, использовав для этого чужого в городе человека — Дэвида Пиркса. Думаю, что она давно искала подходящую кандидатуру — человека, который должен уехать из Стоунвилла в тот же день, а уж уговорить прокатить ее в горы, да еще с "ветерком" такой красивой девушке, как ваша дочь, ничего не стоило.. В горах она легко отделалась от простака Пиркса и провела сутки в дальней, заранее облюбованной пещере. Думаю, что у нее в этюднике было несколько сандвичей, так что особого дискомфорта в_этой пещере она не испытала.
— Что вы такое несете? — вскричал Дэвис. — Вы же сами видели то письмо, ту фотографию ... Я это письмо каждую ночь в кошмарных снах вижу.
— Это письмо она написала сама, а фотографию сделала заранее вашим "поляроидом" с помощью складного штатива и автоспуека. Сегодня я был у Брайана Редфорда, профессионального фотографа, и он дал заключение, что снимок сделан примерно с высоты четырех футов. Это как раз высота складного штатива. Думаю, у вас в доме есть такой? Кроме того, на фотографии из письма и на снимках, которые вы сделали с автопортрета вашей дочери, один и тот же дефект: из-за неполной синхронизации фотовспышки и затвора, слева на снимках осталась узенькая темная полоска. Эксперт категорически утверждает, что все снимки сделаны одним и тем же аппаратом, то есть вашим "поляроидом". Письмо пришло утром потому, что было опущено в почтовый ящик после восемнадцати часов, когда производится последняя выемка почты. Я думаю, что по дороге в горы Сэди попросила Пиркса на минуту остановиться у почтового ящика, и опустила в него это письмо. Еще когда я читал его в первый раз, мне показалось, что оно написано сексуально неуравновешенным или, как обычно говорят, сексуально озабоченным подростком. Вспомните, смакование в этом письме деталей изнасилования и различных мучений, которым якобы подвергнется ваша дочь, если вы не отдадите картину. У нее должна быть вторая желтая майка, точная копия той, в которой она была в день "похищения". Она разорвала ее и сфотографировалась в ней заранее, потом изготовила письмо и постоянно носила его с собой, скорее всего, в этюднике, ожидая, когда появится подходящая кандидатура на роль похитителя. Канадский номер на машине Пиркса остановил ее выбор на нем.
— Но зачем, ради всего святого, зачем ей писать такое письмо и посылать, да еще с этой фотографией?
— Я же уже сказал вам, что у вашей дочери нечто вроде преждевременного полового созревания. Думаю, что ей нравится появляться на людях обнаженной. Я выяснил, например, что в своей изостудии она позирует художникам в качестве обнаженной модели. Ко всему прочему это дает ей и карманные деньги.
— Я не об этом. Зачем Сэди нужно было затевать все это? Чего ради?
— Но вы же сами рассказывали мне, как она привязана к портрету своей прабабушки. Возможно, для нее он был чем-то гораздо большим, чем просто картина Дега. Иногда люди фетишизируют любые вещи, превращают их в собственных богов. Разве большинство языческих религий зародились не так?
— А Бэт хотела продать картину, — начал понимать Дэвис.