Быстро светало.
Лейтенант Курилов приказал «добираться домой», но чувствовали разведчики: он не очень верил в успех. «Заройтесь, ждите наступления наших войск, действуйте по обстановке, живым не выпускайте…» За три года, проведенные на фронте, Сергей не слышал, чтобы вражеские разведчики схватили в тылу наших войск советского генерала, перетащили его через передовую и живым доставили в свою часть. Чувство дерзости охватило Сергея. Глаза разведчика еще днем отметили слабые места в обороне противника. Там, в камышах, замаскированная травой, стояла лодка. Старшина надеялся на своих боевых друзей. Очень надеялся. И все же он дал приказание остановиться.
Старшина задумался. Там, на шоссейной дороге, остались следы их действий. Перебитые мотоциклисты, разгромленная легковая автомашина, остановленный бронетранспортер, в котором остался кто-то живой, наверное пулеметчик. Гитлеровцы не найдут среди убитых своего генерала, все поймут, бросятся в погоню. Их танки, автомашины, бронетранспортеры и даже мотоциклы не смогут двигаться по густому, заболоченному лесу, но офицеры прикажут солдатам прочесать весь лес. Правильно поступил лейтенант Курилов, предложив разбиться на группы, запутать следы. Фашистам, наверное, не придет в голову, что русские разведчики с пленным генералом двинутся через линию фронта. Матыжонок чувствовал, что здесь, вблизи позиций артиллеристов, генерала искать не будут, понял, что не сумеют они сегодня перейти линию фронта и главным в их действиях должны быть осторожность, выдержка, терпение.
Справа были большие воронки, слева — заболоченный, заросший кустарником овражек. Решение созрело четко, с молниеносной быстротой. Сергей подозвал товарищей, и после минутного совещания все энергично принялись за дело. Разведчики крепко связали пленного, скрутили его веревками, ремнями и положили в воронку. Чтобы генерал не выбрался из нее, старшина приказал просунуть, между ногами и заломленными руками пленного сучковатую дубину. А чтобы «язык» не задохнулся, вынули кляп и накрепко завязали рот бинтом. Разведчики уложили генерала в воронке, обложили его кусками дерна, забросали травой и землей, сделали щель для дыхания и отползли в овраг. Теперь они могли отходить, кружить, затаиваться, сражаться, выжидать.
Через полчаса, когда уже совсем рассвело. Антипов подполз к воронке: надо было узнать, как чувствует себя «язык», не задохнулся ли. Считая, что русские ушли, пленный дергался, шевелился, однотонно и тоскливо мычал. Антипов разгреб траву, достал из кармана гранату, поднес ее к лицу генерала, пригрозил, потом опять забросал пленного травой. Отполз, прислушался: генерал больше не мычал.
Разведчики затаились в промоине оврага и поочередно вели наблюдение за воронкой, в которой укрыли свою добычу. Очень жалели они, что с ними не было рации. Под покровом тумана гитлеровцы стали отводить войска и часть артиллерии на запад. В то же время они вели обстрел наших позиций.
Взошло солнце, рассеялся туман. Вдали ярко сверкал многоводный Неман. Антипов кивнул в сторону реки, тихо засмеялся:
— А ведь здесь Наполеон драпал.
Обнял старшина за плечи своих друзей, сказал:
— Перетащим генерала. Обязательно живым. Пусть расскажет своим детям, как ходил на Россию, как драпал.
Метрах в трехстах выглядывало из кустарника дуло гаубицы. Один из артиллеристов полез на дерево и долго оставался там, что-то рассматривая в бинокль. Когда у батареи разорвался снаряд, солдат спрыгнул с дерева и юркнул в кусты. Ровно в полдень показалось до взвода гитлеровцев. Бегло осматривая деревья, траву и воронки, солдаты цепочкой шли по поляне. Один из них осмотрел овраг, спустился на один шаг, снова вылез, метрах в десяти от воронки швырнул на траву автомат, справил нужду и побежал догонять своих товарищей.
Бесконечно длинным показался разведчикам жаркий день, проведённый рядом с врагом, под огнем наших орудий. Они наметили путь, по которому будут двигаться к реке, распределили обязанности, поклялись, если будет трудно, сражаться до последнего патрона. Как только стемнело, Мицуренко подобрался к воронке, разбинтовал пленному рот, развязал руки. Послышалось грубое ругательство. Старшина поднес ко рту пленного флягу. Генерал жадно прильнул к ней, зачмокал и, к неудовольствию разведчиков, страдавших от жажды, выпил всю воду. Мицуренко забросил пленного к себе на спину и понес по направлению к Неману.
Разведчики обогнули вражескую батарею, проскользнули мимо молчаливой железной громады вкопанного в землю танка и осторожно, боясь в темноте неожиданно наткнуться на немецких солдат, поползли среди деревьев. Пленный замычал, и его пришлось оглушить. На бугре, на самом видном месте, друзья разом прильнули к земле: все вокруг озарилось вспышками разорвавшихся снарядов. А когда опять наступила тишина, поползли дальше.
К траншее подбирались долго. Ощупает Антипов землю — на пути могли быть мины, — раздвинет траву, послушает и опять чуть проползет вперед. Метрах в пятидесяти от траншеи пленный опять замычал. Его снова оглушили, разрезали ему комбинезон, натянули на голову, завязали и двинулись дальше.
Долго лежали у траншеи: слышали разговор, шаги, бряцанье оружия. Но вот настал удобный момент. Антипов сполз вниз, принял от Мицуренко пленного, положил его на землю, стал выбираться наверх. Послышался шепот: мин на бруствере не было. Сползли в яму Мицуренко и Матыжонок, подали пленного Антипову, благополучно выбрались наверх сами. Оттащили «языка» в траву, немного отдохнули и двинулись к проволочному заграждению.
Делать проход не пришлось. При свете вспыхнувшей ракеты Антипов увидел вырванные взрывом колья, перепутанные нити колючей проволоки. Здесь пришлось пережить очень напряженную минуту. Совсем рядом, шагах в десяти, вдоль проволочного заграждения прошли четверо гитлеровцев.
До следующей траншеи было около километра. Волоча за собой пленного, разведчики осторожно ползли дальше, но вдруг остановились.
— Свежие, днем поставили, — зашептал Антипов. — Нажимные.
Впереди оказалось минное поле. Обезвреживать? Не успеть. На востоке уже светлеет. Что делать? Убить генерала и налегке уползать, спрятаться в воронках, зарыться в землю?
— Вправо, — приказал старшина.
Взяли вправо, нащупали на бугре тропинку и обрадовались: к реке торопливо шел немецкий солдат с ручным пулеметом. Поползли по его следам, в воронке остановились, посовещались. Решили перейти и через вторую траншею, пробраться к лодке, под покровом тумана переправить пленного через Неман.
Старшина взял «языка» за кисть руки. Тог вздрогнул, его пульс забился быстро-быстро. Генерал был в сознании, все понимал, все чувствовал. «Как заяц в мешке, — улыбнулся в темноту Сергей. — Парады и воинственные речи, города и столицы покоренной Европы, награды фюрера… И вот конец. Выкрали, приказали идти быстрее, зарыли в воронку, под носом у «рыцарей восточного похода» перетащили через траншею… Может, не стоит рисковать? Один взмах кинжалом, и разведчики развяжут себе руки. О чем расскажет на допросе этот генерал, оказавшийся со своим войском в железных тисках нашей армии? Украденный генерал… Живым, только живым! — требовало сердце. — Пусть все прочувствует, пусть еще больше поседеет, пусть поймет и расскажет другим, что такое война».
— Вперед, — шепотом скомандовал старшина.
Подползли ко второй траншее, затаились и, выбрав удобный момент, сползли в нее. Вдруг послышался громовой залп орудий, совсем недалеко раздались крики «ура». Дивизия перешла в наступление! Очередной залп пришелся по брустверу траншеи, разорвал туманную мглу проблесками пламени, поднял тучи черной земли. Грозная опасность встала перед разведчиками. Они быстро выбрались из траншеи, уложили пленного в огромную воронку, закидали гранатами строчивший немецкий пулемет и укрылись под броневым колпаком. Мимо пробегали большие группы гитлеровцев, выбитых с берега, и тогда в них опять летели гранаты. Расстреляв все патроны, оглохшие, засыпанные землей, увидели разведчики своих солдат.
— Хальт! — послышался грозный голос. С автоматом на изготовку подходил советский офицер. — Хенде хох, гады! Ну!..
Поднялся старшина Матыжонок, встали его боевые друзья. Никто не поднял рук перед офицером, готовым открыть огонь.
— Мы русские, — сказал старшина. — Свои.
— Что здесь делаете?
— Идем домой, — сказал Антипов и устало присел на глыбу земли, вывороченную снарядом. — Если у вас есть… Дайте закурить, товарищ старший лейтенант. Мы из роты Лосева, в разведку ходили.
— Что-то не похоже… Власовцы?
Отвернулся Антипов, провел рукой по грязному, закопченному лицу, заморгал глазами. И старшине Матыжонку тоже захотелось заплакать. Дрожащими руками он взял из рук офицера папиросу, закурил.
— Давно идете? — спросил старший лейтенант.
— Второй день, вчера вон в том лесочке были, — Мицуренко показал на видневшуюся рощицу. — А за ночь сюда продвинулись. Если бы не артподготовка, дальше бы были.
— Тихо шли, — сказал кто-то из солдат.
— Перед траншеями много времени потеряли, — вздохнул Антипов. — Мы не одни. «Языка» тащим.
— «Языка»? — удивился старший лейтенант. — Где же он?
Пленный был жив, его не тронули пули и осколки. Молча смотрели солдаты, как старшина Матыжонок сдирал с головы «языка» балахон, развязывал ноги. Антипов приподнял пленного, вынул изо рта кляп и зло произнес:
— Шнеллер, господин генерал!
Выкарабкавшись из воронки, тихо пошел пленный к переправе, наведенной через Неман нашими войсками. Разведчики оглянулись: солдаты стояли у воронки и смотрели им вслед. Один из них, молодой веснушчатый солдат в новеньких, неумело навернутых обмотках, догнал разведчиков.
— И вы… Вы с генералом через траншеи?
— И через Неман бы перетащили, — сказал Антипов. — Иди воюй.
Уже взошло солнце и рассеялся туман, когда разведчики подошли к штабу дивизии. Развязывая руки пленному, старшина заметил на лице «языка» что-то новое, необычное. Наверное, много пережил генерал за несколько последних часов. Теперь он пристально смотрел на хлопотавших возле него русских солдат, одетых в задымленные, порванные маскхалаты, и, кажется, чуточку любовался ими.
Командир дивизии и начальник штаба выехали на место боя. Не было в штабе и командира разведроты. Охраняемые часовыми, возле штаба толпились немецкие солдаты и офицеры. Пленные все прибывали. Старшина сдал «языка» начальнику караула, зашел в штаб и сообщил переводчикам, что доставлен генерал. Молоденький лейтенант быстро выяснил, кого привели разведчики.
— Таких генералов, видите, сколько у нас? Допрашивать не успеваем. Он инженер танковых войск.
Инженер? А погоны? Может, немецкие инженеры-танкисты носят на своих плечах витые погоны? В самом деле, едва ли генерал будет ходить в комбинезоне. Разочарованные, отправились разведчики догонять свою роту. Только к вечеру увидели они Курилова.
— Ну как? Живы, здоровы? — обрадовался командир взвода. — А генерал? Уничтожили?
— Живым привели, — сказал старшина. — Зря рисковали… Переводчик сказал, что это инженер.
— Какой инженер? — удивился Курилов. — Запирается гитлеровский служака. Не за инженера отдал свою жизнь наш товарищ, Георгий Орешин… В канаве нашли генеральскую фуражку, вот его погоны. А ну, пойдемте к переводчику!
На следующий день в кузов грузовой машины, в которой ехали разведчики, заглянул подполковник Бараболько.
— А ну, вылезайте все, кто брал в плен генерала! — радостно сказал он. — Да поживее, ребята!
Спрыгнули на землю Антипов, Мицуренко, Потемкин, Харчиков, Кочетков, Матыжонок. И лейтенант Курилов подошел к строю.
— Герои вы, товарищи! — сказал подполковник. — Взяли вы в плен командира танковой группы, генерал-майора фон Штиммера. Сегодня по радио об этом сообщали, вся страна узнала. Один из стратегов, преподавал в военной академии. Работал в ставке Гитлера.
В августе 1944 года, в торжественной обстановке, Председатель Президиума Верховного Совета СССР Михаил Иванович Калинин вручил высокие правительственные награды воинам, отличившимся при разгроме немецкой группы армий «Центр».
— Служу Советскому Союзу, — произнес старшина Матыжонок, принимая из рук Михаила Ивановича второй орден Красного Знамени.
НЕТ, ЕГО НЕ ЗАБЫЛИ
В сентябре 1945 года большая группа демобилизованных солдат и сержантов бывшего 2-го Белорусского фронта возвращалась в родные края.
Пассажирский поезд шел с большой скоростью, оставляя позади города и села. Дымились трубы фабрик и заводов, строились новые дома. Зарастали полынью и чертополохом траншеи, ржавела проволока на поваленных заграждениях, на фронтовых аэродромах мальчишки играли в футбол.
Мир…
Глубокие чувства волновали демобилизованного старшину Сергея Матыжонка. Не нужно было идти в разведку, ползать, затаиваться, убивать. Ночью уже никто не разбудит его и не произнесет слов, после которых мгновенно улетал сон и в сердце заползала большая тревога.
— Вам пора на исходную позицию.
Теперь можно отдохнуть. На теле двенадцать ранений. Не все осколки вынули фронтовые врачи, сказали: «Потом». Временами немеют и отекают руки, мучают головные боли.
Новосибирск, Красноярск, Иркутск… Вот и Чита. Отсюда уезжала на фронт забайкальская лыжная бригада.
— Как только вернетесь, сделаете на бюро отчет о своей боевой жизни, — сказал секретарь карымского райкома комсомола, провожая на фронт лыжников-комсомольцев.
Есть что доложить районной комсомольской организации коммунисту Сергею Матыжонку. Семьдесят раз ходил он в разведку, двадцать пять «языков» доставил в свой штаб, более тридцати раз действовал в тылу врага, подрывал железнодорожные пути, добывал важные сведения. Огнем из автомата, ножом и гранатами уничтожил сто шестнадцать гитлеровских солдат и офицеров. Сергей везет домой «Памятку разведчика», которую ему выдали на фронте под Ржевом. Когда-то чистые страницы теперь полностью заполнены. Всюду слова: «подтверждено актом», «подтверждаю» и росписи командиров. Шесть раз враги надолго выводили из строя старшину Матыжонка, четыре раны он залечил в санитарных ротах и батальонах своей дивизии, а две раны скрыл от врачей — царапины… Прерывались, но потом снова появлялись на тропах следы разведчика, упрямо шли к логову фашистского зверя.
В памяти старшины всплывали события последнего периода войны. В августе 1944 года он стал командиром взвода разведки. Ужас наводили на врага «зеленые призраки». Под Белостоком разведчики из взвода Сергея Матыжонка вышли в тыл врага и на глазах отступавших гитлеровцев взорвали большой мост. Сотни автомашин, танков и орудий достались нашим войскам. У офицера, схваченного под городом Остроленка, оказался секретный приказ немецкого фельдмаршала Моделя. На землю фашистской Германии старшина Матыжонок вступил в ноябре 1944 года. В первом же боевом поиске за рекой Наревом он снова был тяжело ранен. И все-таки «язык» — немецкий телефонист-корректировщик — был перевезен на лодке через реку и доставлен в штаб. Врачи предполагали, наверное, что уже не вернется в строй старшина. Его эвакуировали глубоко в тыл, на станцию Реутово Московской области. Но не считал разведчик, что уже отвоевал. В конце марта 1945 года выписался Сергей из госпиталя и снова выехал на фронт. Вот последние записи в военном билете старшины: «304-я отдельная разведрота 343-й Кенигсбергской стрелковой дивизии. Командир взвода разведки. 8 апреля 1945 года ранен в правую руку. 1 сентября 1945 года демобилизован».
8 апреля 1945 года… В этот день Сергей выполнил последнее боевое задание: вышел со своим взводом в тыл яростно огрызавшихся немецко-фашистских войск, блокировал кенигсбергское управление тайной полиции и до подхода наших танков не выпустил из здания ни одного гестаповца.
За участие в штурме Кенигсберга двадцатидвухлетний старшина был награжден третьим орденом Красного Знамени. Его вручили, когда Сергей выздоровел после двенадцатого ранения, — в середине мая 1945 года. Кругом было тихо. Война закончилась. А в середине июня старшину Матыжонка вызвали в Москву для участия в параде Победы. Многих боевых друзей встретил он на улицах столицы в памятный день 24 июня 1945 года. Командир колонны все время беспокоился, как бы не подвел его высокий худощавый человек, припадавший на правую ногу, — он был ассистентом у знамени гвардейской воинской части. Но старшина, с шестью боевыми орденами на кителе, на вид совсем еще юный, немного растерянный — таким он запечатлен на кадрах кинофильма «Парад Победы», — четко прошел мимо Мавзолея Владимира Ильича Ленина.