Между тем как Астрономы занялись вычислениями о комете, другие, не менее важные явления, предвестники худа, также не были забыты: слухи носились, что несколько уже ночей сряду, на куполе Собора, огромный филин, хлопая пестрыми крыльями и огненными глазами, кричит и стонет не своим голосом; что на небе, ровно в полночь, показывались разные видения, столбы, кресты, секиры, драконы и кровавые струи.
Словом, по одному подобному дню общих смятений, можно было предсказать, что предрассудки, чудовища, рождаемые испуганным воображением человека, бессмертны.
Сборная палата, заманчивое поприще, в котором для честолюбия воздух был чище и здоровее, нежели на холме Альилель посреди Эйрена, опустела. Даже придворный доктор, удостоверенный в своих заключениях о роде болезни Иоанновой, всеобщим отголоском собственных своих же слов, удалился домой исследовать подробнейшим образом причины болезни и разные виды, и свойства оной.
Таким образом прошли несколько дней; течение государственных дел остановилось.
Первый Верховный, Действительный Совещатель предложил уже в собрании совета, что для избежания в управлении беспорядков, которые и самое время с трудом исправит, вести ход дел, до выздоровления Властителя, по определениям чрезвычайных собраний Верховного совета.
Составленный доклад по сему случаю, подписывался уже всеми членами, как вдруг явился дворцовый дневальный и объявил Первому Верховному Совещателю, что Властитель Иоанн требует его к себе.
Внезапный призыв к Царю поразил Верховного Совещателя ужасом; мысли его остановились на обезглавленном любимце Грозного; но он собрался с духом и предстал пред Иоанном, с готовностью на смерть.
— Садитесь! — сказал ему Иоанн. Здорова ли дочь ваша?
— Какая, Государь?
— Дочь Ваша!
— Дочь моя? Я полагаю… но уже более месяца, как не получал от нее известий из Пелопонеза.
— Да… а другая?
«Другая?» — думал Верховный Совещатель.
— Другая, Государь? — произнёс он, наполняясь мыслию о болезни Иоанна.
— Другая, — повторил Властитель.
«Другая?» — повторил мысленно и Совещатель.
— Другой у меня нет, Государь.
— Может быть я ошибся, приняв какую-нибудь другую девушку за дочь вашу, но главное не то… Что дела?
— Какие угодно Вашему Величеству? — произнес смущённый сановник.
— Последние мои распоряжения.
— Дело о снаряжении новой экспедиции к южному полюсу?
— Да!
— Совершенно приведено к концу. В Александрии, как уже я и имел, счастие докладывать Государю Властителю, вновь изобретенные для сего путешествия зимние суда, уже готовы. От вас, Государь, зависит назначить прощальный день с предприимчивым…
— Для открытий на южный полюс! — перервал Иоанн. — Это было всегда любимым моим предприятием! Давно хотел я на оконечности земной заложить собственными руками новый столп с Геркулесовой надписью, но все воспротивилось мне, и я сам на себя наложил оковы! Теперь остается мне разорвать их!..
Грозно произнёс он последние слова. Верховный Совещатель затрепетал и отступил несколько шагов назад.
— Стой! — продолжал Иоанн. — Чтоб корабли для сей экспедиции были готовы к отплытию по первому моему слову! Иди!
Верховный Совещатель удалился скорыми шагами, как приговоренный к смерти, которому подарили жизнь. Он не понял слов Иоанна, и не желал понимать, ибо считал их следствием болезненного бреда.
Часть пятая
Она бы не знала любви, если б взоры не были проводниками той электрической искры, которая падая на сердце, воспламенят всю кровь.
IX
— Кто ж приехали на остров? Где Мери? Лена, позови ее!
Засмотрелась на приезжих, да и села на мель! В шестнадцать лет как полумертвая! Вздохи, да задумчивость, а молчалива как рыба! Уж не хочет ли сын навязать себе на шею эту радость. Есть чем утешить старость мою!
Долго бы еще ворчала старуха, но охриплый её голос, сопровождаемый глухим кашлем, вдруг прервался воплем маленькой Лены; она вбежала вся в слезах, бросилась на старуху и закричала:
— Бабушка, бабушка! Мери умерла!
— Что ты, Лена, Бог с тобой! что ты! — едва выговорила испуганная старуха и стала креститься.
— Умерла, Мери умерла! — продолжала Лена, рыдая. — Там в саду за кустом, умерла, она! Я целовала ее, а она все лежала; я заплакала, а она вздохнула и опять умерла!
Выговорив сии слова, маленькая Лена опять залилась слезами, закрыла руками лицо и побежала вон из комнаты.
— С нами Божья сила! С нами воля небесная! — твердила старуха и силилась подняться с постели; но бессилье не сладило с тяжелою ношею лет.
— Пришел конец мой! — произнесла она, задыхаясь и борясь с подушками, которые завалили ее.
— Здравствуйте! — раздался вдруг громкий голос.
Мужчина средних лет, смуглый собою, в красной куртке, в пестрых волнистых шароварах, перетянутый кожаным желтым поясом, за которым торчали кинжал и пистолет, вошел в комнату.
— Здравствуйте! — повторил он, откидывая назади черные локоны, которые катились на глаза и заслоняли яркие взоры.
— Не помешал ли сладкому сну? — произнес он еще громче, и окинул взорами комнату.
Резкий голос, казалось, вывел старуху из беспамятства; она всмотрелась в пришельца.
— Постой, постой! — вскричала она вдруг, и потом отворотилась и спрятала голову в подушки.
— Что сделалось с нею! — сказал, улыбаясь неизвестный. — Жаль, что нет Эола, принять её благословенье.
— Эол!.. — прохрипела старуха.
— Эол? Его нет, да и не скоро ему приехать!.. Можно и без него умереть!
— Умерла, умерла!.. Да не говорите же ему, что Мери умерла!
— Мери умерла? — вскричал неизвестный, голосом, который воскресил бы покойника.
— Постой… постой! — завопила старуха в беспамятстве.
Неизвестный, как отчаянный бросился вон. Попавшуюся на дворе собаку он швырнул ногою так, что бедное животное перелетело чрез ограду и растянулось на земле с страшным визгом.
— Мери! А я принял сонный бред старухи за правду! — вскричал он, увидя идущую на встречу ему Мери.
Мери была бледна, следы слез блистали еще на щеках ее. Леночка влекла ее за руку. Услышав голос пришельца, она содрогнулась, подняла голову и остановилась.
— Здравствуй, Мери! — сказал неизвестный, стараясь смягчить голос, который не привык к ласковым словам, и взяв руку Мери.
— Ждала ли ты Севера?
Мери вырвала руку свою.
— Где Эол? — спросила она, взглянув неизвестному прямо в глаза.
— Приказал тебе жить долго и радостно, а меня сделал своим наследником! И то и другое к лучшему! Милая!
— Прочь от меня!
— Прочь от тебя не я, а грусть и печаль об Эоле! У Севера, милая, есть для тебя горячее сердце!
— Прочь, злодей!
— Злодей? А, так я по-злодейски тебя и обниму!
С сими словами бросился он к Мери, но Лена вскрикнула, а Мери вырвалась из рук Севера и вбежала в дом.
— Еще успеем примириться, девушка! — ворчал сквозь зубы озлобленный Север, закручивая длинные черные как смоль усы, и следуя глазами за Мери. — Успеем, милая!
Простояв несколько минут в одном положении, он вдруг вскинул голову, поправил бархатную красную шапку, и пошел медленными шагами по дорожке, которая вилась между холмами и строениями.
Мери и Лена вошли в комнату. Старуха лежала еще без памяти. Лена подбежала к ней, и толкая ее кричала, что Мери жива.
— Что? — произнесла наконец старуха, очнувшись.
— Бабушка, вот Мери, посмотри сама!
— Ух! Владыко земных и небесных сил! — прошептала наконец старуха. После долгого кашля, она протерла глаза, приподнялась, и осмотрела все кругом себя.
— Что за странный сон! Мери, а Мери?
Мери подошла к ней.
— Посмотри в соннике, что значит слышать во сне про мертвеца? Да и Севера я как наяву видела!
Мери взяла книгу, но видя, что старуха опять забылась, села и углу комнаты и закрыла лицо руками. Лена приютилась к ней, и обернув палочку в цветной лоскуток, показывала свое создание Мери, отдергивая руки её от лица.
Но старуха очнулась снова; осмотрела опять Мери, комнату, все предметы, окружающие ее, и как будто утвердившись в порядке, к которому все чувства её привыкли, она повторила приказание посмотреть в сонник: что значит слышать во сне про мертвого?
— Быть морозу, — отвечала невнимательно Мери.
— Что ты, Мери!.. это бред… посреди горячего лета… пустыня здесь, что ли?
— Так в книге сказано.
— И книги как люди стали лгать! Впрочем, Бог ведает… говорят, что в последние веки вся земля замерзнет и людям нигде не будет пристанища!..
После столь горестной мысли, старуха замолкла; только один шепот её напоминал, что она не спит. Мери также молчала, но это молчание было бы горько для каждого, кто взглянул бы в это мгновение на Мери.
Грудь её стеснилась, дыхание было скоро, лицо бледно, голова приклонилась, руки были сжаты, из закрытых очей катились слезы, как в гротах Турских — капли воды, которые цедились некогда сквозь своды, стекали по белому мрамору, падали на землю, и уподоблялись, то искрам алмазов, то тусклой белизне перлов.
Лена сидела подле нее; она перестала вырезывать мальчиков и убирать куклу; она также задумалась, взглядывала часто на Мери, вздыхала также глубоко, как и она, и говорила ей тихо:
— Не плачь, Мери! а не то и я заплачу! Бабушка рассердится!
Мери схватила доброго ребенка на руки:
— Чья душа в тебе, малое дитя?.. Черты твои слишком мне знакомы, но чья душа в тебе?
Слезы заструились из очей её; Лена также заплакала. Она прижалась к труди Мери и стеснила вздохи и рыдания свои, боясь, чтоб не заметила их старуха; но она уже вслушалась.
— Что вы говорите там?.. Что ты рассказываешь, Мери?
— Ничего.
— Лучше бы ты взяла книгу с притчами, да читала мне. Садись подле.
Для Мери легче было бы слышать в эту минуту приговор к смерти; она готова была бы скрыться под мрачные своды неисходимой темницы, чтоб только быть одной, не удерживать слез своих и не скрывать горесть свою; но зависимость есть благо для слабых. Мери должна была рассеять по крайней мере признаки печали и исполнить волю старухи.
Она взяла книгу, развернула без внимания и стала читать:
— Долго ходил он по комнате, оглядывая все внимательно. Нетерпение его дошло до высочайшей степени.
— Здесь нет! — произнес он, и пожал плечами. После долгого размышления он бросился по всем ящикам, но напрасно. — Нет! — вскричал он горестно.
Тщетные поиски в комнате и в целом доме изнурили его. Скорыми шагами пошел он в сад, и выбрав самое высокое дерево, стоявшее на холме, взлез на него и окинул взорами всю окрестность. И там нет! Вышел в калитку, в поле, пробежал по всем тропинкам и по дороге, ведущей к мельнице, осмотрел все кусты и разрыл ногою все кучки, насыпанные кротами.
— И тут нет! — произнес он с отчаянием. Остановился и стал шарить по всем карманам. — Нет! — заревел он наконец, и возвратился домой.
— Что такое читаешь ты, Мери? Какой чудак ищет прошедший день.
— Это повесть.
— Где же тут Княгиня? Как звать ее, которая прогуляла княжество.
Мери стала перебирать листы в книге.
— Ну! — прохрипела старуха.
Мери читала:
— К вечеру роскошный дворец осветился, музыка загремела и Ариадна открыла бал с Олегом.
Соперник смотрел на него с завистью и досадою.
— Вы помните ваши, условия с Самбором, — произнесла тихо Ариадна.
— Помню, Княгиня! — отвечал Олег.
— Для чего безрассудною клятвою своею вы вырвали в у него клятву, которая лишает меня и владения и…
Олег думал понять слова Ариадны; он сжал её руку; она продолжала:
— Чем поможете вы теперь этому?
Олег молчал.
— Внимайте же мне, и исполните, что я скажу. Теперь время дорого; идите в главную внутреннюю галерею дворца, но, чтоб Самбор не заметил вашего отсутствия; близ третьих дверей, с правой стороны, ожидает вас женщина и другая одежда. Когда все будет готово, мы встретимся в галерее. В замке моем ожидает священник и венец союза. Согласны ли вы?
— Княгиня Ариадна! Кто не скажет: я согласен, если от этого зависит жизнь, счастие, блаженство! Но соперник? Его клятва?
— Предоставьте все мне; ступайте, но помните: осторожность и молчание до окончания обряда — это необходимо.
Олег скрылся.
Ариадна подошла к Самбору.
— Моя судьба должна сегодня решиться, — сказала она ему, — понятно ли вам это, Самбор?
Самбор вспыхнул от таинственного смысла слов, в которых понял он все, чего желало его сердце. Он хотел говорить, но Ариадна прервала излияние его восторга теми же словами, которые она высказала Олегу.
Вскоре и Самбор отправился во внутреннюю дворцовую галерею, где у третьих-же дверей, но с левой стороны, ожидала его поверенная Княгини Ариадны.
Молча провела она его чрез ряд покоев в уборную, к зеркалу, близ которого толпа девушек с платьем и уборами Княгини, взяли Самбора в свое распоряжение. Вскоре в стекле отразился не образ прекрасного мужчины, а прелестная, молодая: женщина, светская красавица, мечтательница о победах и наслаждениях любви. Но недолго наслаждался Самбор превращением своим: на него накинули широкое, непроницаемое покрывало, и повели.
С Олегом, полетевшим на крыльях счастливца исполнять священную волю Княгини: Ариадны, случилось, с противной стороны галереи, подобное же превращение. Как божество тайн, или как невесту, с трепетом ожидающую минуты, в которую все чувства, понятия и отношения к жизни изменяются, его также вели под руки.
Между тем Княгиня Ариадна, спустя несколько минут после удаления Олега и Самбора, обратилась к собранию и объявила всем, что она едет в свой загородный замок, где для её гостей готовятся новые, неожиданные удовольствия.
— Это последний день моей свободы, и потому я хочу провести его так весело, чтоб память об нем никогда не изгладилась! Там ожидаю я всех гостей моих, ровно в 12-ть часов ночи!
После сих слов Ариадна скрылась, оставив всех в изумлении.
— Княгиня ожидает вас! — сказала поверенная её переодетому Олегу; взяла его за руку, покрытую перчаткой, и повела. Двери в галерею отворились; с противной стороны также вышли.
— Вот! — произнесла она и сложила руки двух соперников.
Восторг пробежал по чувствам их; каждый мечтал сжимать в руке своей руку Ариадны. Обманутое воображение вливало в сердца их тот же трепет, который испытывает взаимность двух полов; их свели с крыльца и посадили в карету.
Чувства, не смевшие выражаться иначе, как только пожатием руки, перелились в пальцы. Говорить было запрещено и невозможно; в той же карете сидела любимица Ариадны, неугомонная Графиня Орни, которая заглушала рассказами своими стук колес. По гладкой дороге, карета скоро докатилась до замка.
У подъезда, приезжих встретили с факелами и ввели по большой лестнице, через ряды покоев в огромную залу, которая была уже полна гостей. Все стояли в молчании и с удивлением смотрели на совершающийся обряд венчания. По обычаю, невеста была под покрывалом, а жених в рыцарском одеяния и в шлеме с опущенным забралом. Обряд уже кончился, и, тогда как Олег и Самбор, следуя за Графиней Орни, приблизились к налою, священник благословил жениха и невесту, и произнес громким голосом:
— Да нерасторгнется союз ваш вовек! Княжите со славой над добрым народом!
В это время Рыцарь снял шлем, а невеста сдёрнула с себя покрывало. Граф Войда и Княгиня Ариадна обняли друг друга.
— Обман! Обман! — раздались вдруг два звонких мужских голоса. Все обратили внимание на двух вошедших с Графинею Орни женщин, которые отскочили друг от друга и бросились вон из залы.
* * *
Мери остановилась читать, ибо старуха захрапела.
— Подожди меня здесь! — сказала она тихо маленькой Лене. — Если проснётся бабушка и спросит меня, то скажи ей, что я пошла к Врасанне за смоквами, слышишь?
— Слышу — отвечала Лена, и с горестию смотрела на скорое удаление Мери.
Пробежав сад и взобравшись на полускат горы, Мери торопилась по узенькой тропинке, идущей густым кустарником до самой вершины скалы, где была вестовая или обзорная башня. Приблизившись к оной, Мери устремила внимательный взор на два окна, находившиеся в верху строения и заделанные железными решетками.