Глори вздрогнула и выдернула свою руку из-под руки Брэма.
– Я не хотела вас напугать, милочка, – извинилась официантка. – Кофе?
– Нет, спасибо, – ответила Глори. Брэм тоже покачал головой, и женщина отплыла к следующему столику.
– А что было дальше с вашими родителями?
– Они до сих пор вместе, До сих пор доводят друг друга до истерики.
– Но зато теперь вы знаете, как сделать брак таким, чтобы вашему ребенку никогда не пришлось плакать в туалете.
– Да? Вы думаете, я знаю, Брэм? – Она махнула рукой. – Родители не раз говорили мне: «Вот выйдешь замуж да понюхаешь настоящей жизни – и сама начнешь устраивать скандалы. Так всегда было, и так будет». А если я буду одна…
– Мило, – сказал, нахмурившись, Брэм. – …Глори, послушайте…
– Брэм, – сказала она, похлопав его по руке, которая все еще лежала на столе, – тема для обсуждения закрыта. Мы оба надеемся получить пользу от нашего эксперимента, но лично я согласилась на эту игру только потому, что в действительности вашей женой никогда не буду. – Она помолчала. – Интересно, что здесь предлагают на десерт?
* * *
Брэм лежал на кровати и никак не мог заснуть. И каждый раз, когда он видел мысленным взором, как испуганная маленькая девочка плачет в туалете потому, что ее родители опять ругаются, сердце его сжималось.
Но стоило ему вспомнить о ее намерении никогда не выходить замуж, и его сразу охватывала безнадежная тоска..
– Да-а, старина, – пробормотал Брэм и крепко растер лицо руками, – что же теперь делать?
Он раскинул руки и закрыл глаза.
Начиная с вечера понедельника Глори Карсон будет как бы его женой, а он будет как бы ее мужем. У него впереди две недели, чтобы приглядеться к ней в роли хозяйки дома. Сегодня он осторожно наблюдал за ней и пришел к выводу, что она была естественна и искренна.
За эти две недели он обязан убедить Глори, что мужчина, постоянно болтающийся в доме, – это еще не самое плохое в жизни.
Брэм метался по кровати. Дело было в двух неделях, которые должны выглядеть как подлинная семейная жизнь; никто не приносит домой цветы и конфеты каждый вечер – так и в жизни не бывает. Самое лучшее – это просто оставаться самим собой.
Так Брэм пришел к окончательному выводу, что, наверное, он должен быть просто Брэмом Бишопом, человеком, который придет в понедельник вечером.
* * *
Глори выпила теплое молоко, сполоснула чашку, поставила ее в сушилку и направилась к кровати. Она все еще надеялась, что после теплого молока сможет заснуть.
В голове Глори продолжал звучать собственный голос, рассказывающий Брэму о детстве. Почему она это сделала? Почему все выболтала Брэму? И, что совсем уж настораживало, почему она чувствовала такое тепло, такое успокоение, когда он смотрел на нее понимающим взглядом синих глаз и говорил: «Простите, Глори»?
О'кей, что сделано, то сделано. Брэм знает о ее детстве. Хорошенькое дельце!
Но ей совсем не хотелось выглядеть претенденткой на звание Мисс Болтушка. Она бросала ему вызов, говоря, что никогда не выйдет замуж.
Предположим, что Брэм не будет покушаться на ее кредо, даже если оно покажется ему спорным, однако он может надумать сам жениться на ней, тем более что мужской эгоизм ни за что не позволит ему смириться с этим ее кредо.
– Ох, Глори, Глори, – произнесла она вслух, – вот уж действительно иногда ты говоришь слишком много.
Кроме всего прочего, остался вопрос, как вести себя начиная с вечера понедельника, когда она станет «женой» Брэма.
Она, черт возьми, не знает.
Глори закрыла глаза и уснула.
* * *
В воскресенье вечером братья Бишоп сидели во дворе дома Такса.
Они чокнулись банками пива.
– За ваших жен, – сказал Брэм.
– Может быть, на днях надо будет поднять тост за трех жен, Бишоп? – спросил Такс.
– Что будет, когда Глори поймет, что ты ее обманываешь? – спросил Блю, ставя банку на колено.
– А откуда она узнает?
– Отношения, начинающиеся со лжи, скоро и плохо кончаются, – резонерски заметил Такс.
– А что мне оставалось делать? Глори против замужества в принципе. Но две следующие недели она будет проводить каждый вечер со мной. Клянусь, я иногда сам удивляюсь, как мне пришла в голову такая блестящая идея!
– Ну, ладно, – суховато произнес Такс. – Жизнь во лжи образцом служить не может.
– Хватит твердить одно и то же! «Жизнь во лжи, жизнь во лжи», – вскричал Брэм, сердито зыркнув на Такса. – Пока что, скажу вам, она – совершенство.
– А ведь я Эми тоже обманул! – вдруг воскликнул Блю. – Я тогда, помню, взялся за босса газеты, Гибсона Маккинли, чтобы он послал Эми в командировку вместе со мной. Когда Эми узнала, что это организовал я, черт побери, она сделала из меня отбивную.
– Однако она поняла, что ты это сделал ради любви, – сказал Брэм. – А что же вы мне посоветуете? Как мне быть завтра вечером, когда я стану «мужем»?
– Можем мы ему чем-нибудь помочь, Такс?
– Нет.
– Чертовски благодарен, Такс, – слегка поклонился Брэм. – И тебе, братец Блю, тоже.
– И помни: я тебя предупреждал, что тебе не хватает правдивости, Бишоп, – подсказал Такс.
– Я тебя слышал, Бишоп. Теперь скажите мне: что самое опасное для мужа?
– О'кей, – сказал Блю. – Во-первых, будь осторожнее в разговоре, который начинается словами: «Мне нужно с тобой поговорить». Во-вторых, не говори ей, что она прекрасно выглядит, если она скажет, что очень устала. И в-третьих, постарайся не прямо с порога спрашивать: «А что на обед?» – посоветовал Блю.
– Фью-ють, – присвистнул Брэм. – Это, пожалуй, посложнее, чем я думал.
– Они такие, эти женщины, эти жены, – сказал Блю. – Но я уверен, что возненавидел бы жизнь, если бы мне пришлось жить одному, без Эми.
– А мне без моей невероятно красивой Нэнси, – поддержал его Такс, потом внимательно посмотрел на часы. – Концерт скоро кончится. Они скоро будут здесь.
– Может быть, мне стоило бы обратиться к Эми и Нэнси за советом, как мне быть «мужем»? – спросил Брэм.
– Не-е, – протянул Блю. – Что они тебе могут сказать?
– Аминь, – подытожил Такс.
* * *
В понедельник после неимоверно долгого рабочего дня Глори ехала домой. И уже в который раз ловила себя на мысли, что после работы она будет «женой» мистера Бишопа.
– Абсурд, – хмыкнула она. И так ведь провела уикенд, мотаясь взад и вперед по гостиной, как пинг-понговый мячик. Хватит пилить опилки! Решение принято!
А что, если Брэм уже приехал и, как все мужья, устроившись на диване, ждет, когда она приготовит обед?
Нет, если он уже приехал, то ему придется сидеть в своей «телеге» или торчать на ступеньках крыльца – ни у нее, ни у Брэма даже мысли не появилось обменяться ключами.
Глори нахмурилась. Никогда в жизни она не отдавала ключа от своего дома, тем более, упаси Господи, мужчине.
Медленно подъехав к дому, она увидела, что Брэм еще не приехал. Значит, у нее есть несколько минут, чтобы успокоить свои расходившиеся нервы и войти в образ «жены».
Может быть, надо было воспользоваться учебниками и инструкциями?
За последние два дня она тысячу раз обдумывала, что и как должна делать жена. И каждый раз приходила к заключению, что лучше всего оставаться самой собой, то есть вести себя как обычно.
– О'кей, – пропела она.
Скинув на ходу обувь, Глори бросила сумочку в кресло, потом опустилась на диван, чтобы просмотреть свежую почту.
Услыхав шум подъезжающей машины, она прошептала:
– О, Господи.
Через несколько мгновений раздались шаги. Повернулась ручка, дверь открылась, и появился Брэм!
Сдерживая волнение, Глори разглядывала конверт так пристально, будто более очаровательной вещицы она никогда в жизни не видела.
– Привет, Глори, – сказал Брэм. – Вот и я. Наконец я дома.
– Привет, – сказала она, все еще рассматривая конверт.
– Я по дороге сюда подумал, что нам надо обменяться ключами от наших домов. О, черт!
Глори повернулась на возглас и увидела, что Брэм уставился под ноги.
– Что случилось? – спросила она.
– Я раздавил туфлю.
– Что? – Глори вскочила, и конверты разлетелись во все стороны. – Мои новые туфли! Что вы прикажете делать с одной туфлей? – Глори уперла руки в бока. – Обычно люди смотрят под ноги, когда входят.
– Обычно люди убирают обувь в шкаф.
Они стояли, сверля друг друга взглядами.
– Какое паршивое начало! – сказал наконец Брэм. – Но теперь я буду знать, что моя… «жена» сбрасывает туфли, как только входит в дом. Ну ладно. Вернемся на минуту назад. Я вошел в дверь, а вы должны подойти поздороваться со мной. Ведь не очень красиво уткнуть нос в почту и приветствовать появление мужа после тяжелого трудового дня крепкой бранью.
– О да, конечно, вы правы. – Она испуганно оглядела его. – Но вы такой грязный!
– Я знаю и привезчистую одежду, но она в машине. Сейчас приму душ и переоденусь.
– Вы собираетесь принимать душ в моем доме? – смешно пискнула она и съежилась.
– Я здесь живу. Понятно?
Глори приложила руку ко лбу:
– Мне никогда с этим не свыкнуться.
– Свыкнетесь, это вопрос времени. Так на чем мы остановились? Ах да, я вошел в дверь, и вы должны приветствовать меня. Так, приветствуйте меня, радостно и громко.
– О'кей. Добро пожаловать домой, Брэм.
– Спасибо, любимая, – сказал он. – Как дома хорошо!
Потом одна рука Брэма скользнула ей за шею, он склонился и поцеловал ее…
Глава пятая
Брэм проскользнул языком между ее губ, и ее ресницы опустились. Требовательный мужской язык встретился с ее робким язычком.
Потом Брэм крепко обнял Глори. Руки ее медленно поплыли вверх, и кончики пальцев осторожно погрузились в его густую шевелюру.
Господи, подумала Глори, как давно она никого не обнимала, не целовала. А этот поцелуй был изыскан, как никакой другой. Она была охвачена таким жгучим желанием, точно языки пламени лизали все ее тело.
Она чувствовала себя полной жизни и женственности. И ей хотелось, чтобы этот поцелуй, этот экстаз длился вечно…
Вдруг Брэм разжал объятия, и она едва устояла на ногах.
– Ну вот, – сказал он слегка охрипшим голосом. – Теперь я дома. Пойду, пожалуй, возьму из машины чистую одежду.
Он повернулся и вышел. Когда он добрался до «телеги», открыл дверцу и сел на сиденье, сердце его колотилось с такой силой, что он был вынужден придержать его рукой.
О, Господи, этот поцелуй, этот невероятный поцелуй, вызвал в нем взрыв такой жгучей страсти, какую он никогда прежде не испытывал.
Доктор Карсон, эта сплошная Мисс Профессия, без сомнения, самая чувственная, самая желанная женщина, какую он когда-либо встречал.
– Бишоп, ты идиот, – сказал он сам себе, крепко растирая лицо руками. – И притом, провалиться мне на этом месте, выдающийся!
Неудивительно, если теперь дверь дома Глори закроется перед ним.
Бишоп забрал свою спортивную сумку с одеждой, хлопнул дверцей с гораздо большей силой, чем требовалось.
На крыльце он было заколебался, но, обозвав себя трижды трусом, настороженно вступил в гостиную.
Глори все еще стояла там, где он ее оставил. Вся ее одежда была покрыта грязью и цементной пылью.
Брэм остановился перед ней.
– Брэм, – неуверенно проговорила Глори, глядя куда-то в центр его груди, – когда в следующий раз вы вознамеритесь приветствовать свою жену, я посоветовала бы вам принимать во внимание состояние вашей рабочей одежды. Вряд ли стоит рассчитывать на безмятежный вечер, если ваша жена начинает с чистки испачканной вами одежды.
– Справедливо, – сказал он.
– Душ за моей спальней, надо только спуститься в холл. В холле в шкафу есть льняные полотенца.
– Черт подери, Глори Карсон, а что вы скажете по поводу поцелуя?
Глори приподняла брови:
– По какому поводу?..
Брэм даже рассердился – точно маленький ребенок, который принес из школы нарисованную им картинку и ждет маминой похвалы.
Что хотела сказать Глори, не сказав ничего? Хорошенькое дельце!
Была ли она так же возбуждена, как и он? Или ничего не почувствовала? Или он всего только посторонний человек?
Выражение лица Глори было совершенно безмятежным: похоже, она действительно презирает удовольствия. Он забрал свою сумку и поплелся вниз, в холл.
Глори медленно сосчитала до трех, подошла к дивану, тяжело опустилась на него и снова взялась за почту.
Силы небесные, она погибла. Сердце, казалось, намерено было совсем растаять. Она прижала руки к щекам. Остынь, Глори, сказала она себе. Брэм не разгадал, что его поцелуй поверг ее в сильнейшее волнение. Пусть не воображает, что она поддалась его мужскому очарованию.
Теоретически она допускала, что он все сделал так, как должен делать муж, вернувшийся с работы домой и приветствующий свою жену. Но, наверное, стоит устранить из их эксперимента излишний натурализм, тем более что день приближается к концу. А если бы она рискнула вспылить, Брэм мог бы подумать, что его поцелуй произвел на нее неотразимое впечатление – факт, который она не собиралась признавать.
Глори вскочила и начала старательно очищать свою одежду от грязи и пыли. Она больше не собиралась думать об этом поцелуе.
Что сделано, то сделано. Поцелуй теперь принадлежал прошлому, стал воспоминанием. Просто они с Брэмом разыграли, как пришли с работы домой и как приветствовали друг друга. Но двух недель такого мероприятия она не переживет.
Она должна взять себя в руки и помнить, что, во-первых, она психолог и только во-вторых – женщина. Научное исследование, которое она проводит, даст ей ценный материал. И пока собирает информацию, она не имеет права терять голову.
Брэм надевал свою любимую ковбойку и хмурился.
Такс и Блю определенно были правы, когда говорили, что женщины, особенно жены, очень сложные натуры. Когда он встречался с другими женщинами, ни одна из них вообще не усложняла отношений. А тут… Странно.
Судя по всему, он может в течение двух следующих недель каждый вечер приезжать с работы домой в качестве мужа, обнимать Глори и целовать ее, но только в щеку, то есть совсем не так, как сегодня. И Глори не будет топать ногами и требовать, чтобы он держал свои руки и поцелуи при себе.
Конечно, Глори живо отреагировала на поцелуй, целовала его так же пылко, как и он ее, но после все выглядело так, будто ее больше всего интересовало, найдет ли он полотенца.
– Глори! – позвал он.
– Я на кухне.
Он пересек небольшую комнату, за которой находилась кухня. Глори стояла перед холодильником и разглядывала содержимое морозилки.
– Замороженный обед, – провозгласила она. – У меня как раз две порции.
– А почему бы не заказать большую пиццу?
– Она нам не по карману.
Глори закрыла морозилку и оглянулась на Брэма.
О, вот это был бы муж, подумала она: блестящие, влажные после душа волосы, бронзовое от загара тело… Ей нравилось, что волосы Брэма выгорели на солнце, а мощная грудь словно создана для ковбойки.
– Алло! Я хочу заказать пиццу…
– Ой нет, не надо пиццы, Брэм, ведь мы только недавно поженились, нам надо учитывать, что седьмая причина для разводов – нехватка денег. Полуфабрикаты – самая экономная еда.
– Ну, если вы так считаете… – Брэм повесил трубку. – У нас есть арахисовое масло и джем?
– Есть.
– О'кей. Я съем один из замороженных обедов, а потом сделаю три-четыре сэндвича.
Глори кивнула, потом достала из холодильника два замороженных обеда и головку латука.
– А вы не собираетесь переодеться? – спросил Брэм.
– Не имеет смысла.
Брэм украдкой вздохнул: считай, пропал еще один день, поскольку он так и не увидит Глори в джинсах и с распущенными волосами.
– Прошу прощения за то, что запачкал вашу одежду.
– Ничего страшного. Пожалуйста, садитесь за стол. Только сначала выдвиньте ящик буфета и достаньте вилки и ножи.