Сегодня в «Волге» должна была состояться очередная встреча генерала Урусова с серьезными авторитетными людьми – теми, с кем он давно нашел взаимопонимание и договорился о взаимовыгодном сотрудничестве. Евгению Николаевичу предстоял непростой разговор по душам. Он приехал на Речной вокзал, как всегда в таких случаях, не, на служебной «ауди» с синей мигалкой, а в неприметной казенной «Ладе» с подмосковными номерами. Как обычно поставив «Ладу» на стоянке, урусов неторопливо направился ко входу в ресторан. Выглядел он очень даже понтово: черная кожаная куртка-косуха на крупной стальной молнии, черные джинсы «Райфл» в обтяжку, сверкающие черные ботинки на каблуках, на носу черные зеркальные очки. Невысокий, коренастый, с пышной шевелюрой черных с проседью волос, Урусов специально выбрал себе такой, говоря по-молодежному, прикид: в подобных злачных местах немолодой фраер в кожаной куртке хоть и сразу бросался в глаза окружающим, но никто бы ни за что не признал в нем генерала внутренних дел, который хладнокровным акульим взглядом выискивает в тухлой ресторанной тусовке свою очередную жертву, чтобы, подкараулив ее и дождавшись, пока жертва расслабится, вонзить в нее острые клыки профессионала.
Урусов заранее предупредил Столбуна о своем сегодняшнем вечернем визите и попросил, как всегда, накрыть стол в кабинете. Встреча предстояла очень серьезная. Едва он подошел к стеклянной двери ресторана, как дверь сама собой распахнулась, точно под действием невидимой пружины. Евгений Николаевич знал отлично, что это дело рук поджидавшего швейцара, угодливо глядящего в щелочку между портьерами и сразу фиксирующего приближение особого гостя.
Едва он вошел в зал, как со стороны кухни к нему метнулась знакомая долговязая фигура в смокинге. На лице у Столбуна играла его вечная любезная улыбочка. Урусов, не снимая темных очков, едва заметно мотнул головой: мол, пошел прочь, сейчас не время! – и уверенно двинулся через весь зал к кабинету за перегородкой, зашторенному тяжелой двойной портьерой, из-за которой можно было наблюдатьза всем, что происходитв зале.
* * *
Стол был накрыт на троих. Скромно, но со вкусом. Салат из огурчиков-помидорчиков, копченый угорь в нарезку, черная икра в хрустальной вазочке на блюде с ледовыми кубиками, бананы, виноград, очищенные от волосатой кожицы киви. Посреди стола возвышалась заиндевевшая бутыль шведской водки «Абсолют». Он снял очки и не спеша обвел довольным взглядом яства. Молодец Ленчик: ни ветчины, ни буженины. Накрепко запомнил мерзавец, что генерал Урусов – вегетарианец!
Евгений Николаевич сел и налил себе стопку «Абсолюта» но не выпил. Он просто не любил слишком переохлажденную водку.
Через пять минут – ровно в назначенное время – и зале за портьерой послышались уверенные шаги, потом шуршание и сопение Ленчика. Столбун нарочито гоомко, чтобы услышал важный гость, произнес: «Вас уже дожидаются, Закир Юсупович!»
Урусов развернулся вполоборота. У стола стоял Закир Большой.
Несмотря на то что они были земляками, у них изначально сложились непростые отношения. Во-первых, Закир был представителем древнего дагестанского рода, а Урусов, хоть и родился в Ингушетии, а потом долгое время жил в Махачкале, был наполовину чеченцем, к тому же со временем обрусевшим. Но стена неприятия выросла между обоими горцами вовсе не поэтому – дело в том, что Закир был правильный законный вор, а Урусов – московский милицейский начальник, генерал МВД. Они стали знакомы не так давно, совсем немного – года два. Урусов нарыл на Закира серьезный компромат, причем дело касалось, конечно, не криминальных дел законного вора, а его темных делишек, проворачиваемых дагестанцем за спинами российских воровских авторитетов. Закир, к примеру, контролировал в Дагестане практически всю нелегальную торговлю черной икрой и осетровыми, без его указа не функционировал целый ряд нефтепроводов, о существовании которых знали даже далеко не все чиновники российского Министерства топлива и энергетики. Но самое главное – Закир Большой умудрился подмять под себя наркодельцов, действовавших на дагестанских нарко-маршругах.
Эти пути, ведущие из Афганистана, последнее время активизировались, особенно после строительства на берегу Каспийского моря, вблизи калмыцкой границы, нескольких мини-заводиков по переработке афганского опия в героин. Эти заводики постепенно стали личной собственностью Большого Закира о чем не знал почти никто. Даже самые уважаемые воровские авторитеты, к коим принадлежал Закир, ничего не знали об этом. А генерал Урусов знал. Ему стало об этом известно совершенно случайно, во время очередной облавы на таджиков, снабжавших героином Москву. Установив, что героин не афганского производства, генерал Урусов сильно заинтересовался и стал рыть дальше. Постепенно его ребята вышли на дагестанских «химиков», а там уж ниточка потянулась дальше и привела прямехонько к Закиру Большому.
Урусов не стал об этом факте писать в официальном рапорте, но нашел способ через верных посредников сообщить Закиру о своем удивительном открытии.
Вот так дагестанец и попал на его крючок. Ведь самым страшным ударом для законного вора – это Урусов понял четко – стало не то, что милицейский генерал вычислил истинного хозяина подпольных героиновых заводиков, а то, что этот хозяин держал свои левые предприятия втайне даже от своих корешей, забывая отстегивать в общак положенные суммы. Это было по воровским меркам тяжкое преступление, и виновного могли ожидать очень серьезные последствия, но что особенно было страшным для вора – то, что он мог навсегда потерять свой авторитет: клеймо бесчестья уже не отмоешь ничем, даже кровью. И вот этого бесчестья более всего боялся дагестанский законник.
Понимая это, генерал Урусов крепко, точно клешнями, впился в Закира Большого и теперь держал его на коротком поводке: разлучить их могла только смерть.
– Садись, Закир Юсупович, – с многозначительной усмешечкой бросил Евгений Николаевич. – Угощайся, чувствуй себя как дома.
Он всегда разговаривал с Закиром с глазу на глаз в таком полуулыбчивом тоне. Знал, что Закира, привыкшего к весьма почтительному обращению, подобная интонация страшно бесит, и что гордый сын Дагестана, будь другая ситуация, готов порвать его на куски или вонзить острый кубачинский кинжал в горло ненавистному ментовскому чинуше. Но ситуация была совсем не в пользу Закира.
Причем от осознания собственного бессилия тот ярился еще больше. Вот именно это и доставляло генералу Урусову невероятное душевное удовольствие – «эмоциональный оргазм», как он любил шутить.
Закир скрипя зубами сел и молча уставился на Урусова. Глаза в глаза.
– Зачем позвал, генерал? – тихо, в растяжечку спросил он. – Без меня не можешь справиться с какими проблемами? Может, опять тебя подвела твоя ментовская хватка?
Усмешечка сползла с лица Урусова. Хоть он давно уже считал себя москвичом, горячая кровь горских предков нет-нет да и давала о себе знать: настроение у Евгения Николаевича менялось за секунду. Вот и теперь он внезапно рассвирепел и, подавшись вперед, злобно прошипел:
– Ты газеты читаешь, джигит? Телевизор смотришь или, кроме денег, водки и баб, тебя больше ничего не интересует? Ты слыхал, что вчера вечером в Шереметьево прихлопнули депутата Шелехова?
Закир неопределенно кивнул.
– Что-то слыхал. Но при чем тут бабы и водка? А главное – при чем тут я?
– Как это «при чем»! Мы разве не договаривались – еще летом? В Москве до июля двухтысячного года все должно быть тихо-мирно. Никаких наездов, никакой стрельбы, никаких разборок. Москва не Питер – это в Питере пускай они все друг дружку перестреляют, мне на это насрать! Там пусть губернатор ответ несет перед Кремлем. У них свои счеты. А здесь, в столице, совсем другая обстановка. Тут все живут как в большой семье и если какие-то конфликты случаются, то все решается полюбовно в своем кругу. Знаешь русскую поговорку про сор, который нельзя из избы выносить?
– Вашу русскую поговорку знаю! – не удержался от иронической ухмылки Закир Большой, намекая на происхождение генерала. – Да только я к вашим московским семейным делам имею мало отношения… Для меня что «сор», что «мусор» – почти одно и то же.
В черных глазах Урусова вспыхнули желтые тигриные искры. Этот законный смеет над ним насмехаться! Намекает, сволочь, что, мол, он – дагестанец правильный, а генерал Урусов бросил Кавказ, перебрался в Москву и прислуживает «мусоркам»? «Ну ладно, подумал Евгений Николаевич, – это я тебе припомню, махачкалинский шакал!» И, подавив гнев, спокойно продолжал:
– …Ты хоть и кавказский вор, но я тебя не про Кавказ спрашиваю – если надо будет, спрошу у Шоты-грузина. Он-то поди побольше твоего в авторитетах ходит! Но здесь, в Москве, ты не последний человек. И знаешь, что в столице решаются самые важные вопросы. Всем нам не поздоровится, если что-то не так пойдет. Убили не какого-то сибирского братана с бабками, а депутата Госдумы. И не просто депутата – ладно бы он из хлева либеральных демократов был, ладно бы за ним шлейф из «уголовки» тянулся, – так нет же, убит известный государственный деятель. Убит будущий кандидат в президенты. А кандидатов в президенты, Заки рыч, так, за здорово живешь на шоссе не убивают. Ясно же, что за этим кто-то стоит… А ты вот молчишь, делаешь вид, что не знаешь! Какой же ты после этого московский авторитет? Посуди сам!
И генерал ввинтил жесткий взгляд прямо в глаза Закира Большого. Он понимал, что Закир скорее всего никакого отношения к этому убийству не имеет и иметь не может, но именно Закир, с его мощными связями в российском криминальном мире, способен что-то разузнать и выйти на след убийц. Урусов знал: дело даже не в поимке группы стрелков – а судя по тому, что на месте преступления нашли два ствола и стреляные гильзы от трех стволов, покушение было организовано широко, с размахом, и в нем участвовало как минимум трое…
Такие серьезные убийства не делаются без ведома очень больших людей. Главное сейчас в том, чтобы понять, кто и с какой именно целью «заказал» Шелехова.
– Я очень хотел бы надеяться, Закирчик, – продолжал Урусов, не дожидаясь ответа, – что наш давний уговор – то, о чем мы договорились летом, – остается в силе. Ты мне поможешь, а я, если судьбе будет угодно, помогу тебе…
Урусов имел в виду состоявшийся у них в июле разговор, в котором он потребовал, чтобы Закир через крупных воровских авторитетов собирал всю информацию о всяческих назревающих конфликтах или возможно готовящихся разборках в Москве. Особенно его волновал период до лета 2000 года, то есть до выборов нового президента. Закиру Большому не нужно было объяснять, что от итогов этих выборов зависит будущая расстановка сил как в эмвэдэшном, так и в криминальном мире России. Генерал лишь дополнительно намекнул, что эта деликатная просьба исходит из самых высоких кабинетов… Но, конечно, генерал Урусов тогда слукавил: никто из вышестоящего начальства не давал именно ему каких-то особых поручений на «спецразработку» криминальных авторитетов. Там, наверху, скорее всего, было не до Урусова. И генерал вынужден был пуститься в это рискованное предприятие по своему разумению, в надежде убить сразу двух зайцев: действительно добиться надежного затишья в Москве на предвыборный период, а заодно самому поглубже запустить руку в дела «законных». Это ведь как рыбная ловля в осетровый нерест: сунешь руку в бурливый поток, пошевелишь там пальцами наобум – да и прихватишь толстую севрюжину с распухшим от икры брюхом.
Он когда– то, еще будучи махачкалинским школьником, на каникулах летом так и ловил осетров, а потом толкал икорку скупщикам… Москва – далеко не Махачкала, тут и «осетры» водятся пожирнее, и «улов» можно надыбать побогаче. Надо только знать места для рыбалки… И время зря не терять… Под лежачий камень вода не течет.
Тогда, во время летней встречи, дагестанский вор проникся настоятельными просьбами генерала и пообещал содействие. Да и как же иначе он мог поступить, если Евгений Николаевич в разгар застолья приоткрыл «заветную» папочку с собранным на Закира материальцем и показал ему всего лишь три оперативных рапорта, но и этих трех было достаточно, чтобы Закира Большого бросило сначала в жар, а потом в холодный пот. Подпольные героиновые заводики на Каспийском бережку могли бы выйти Закиру Большому боком. «А что, Закирчик, если эта информация станет достоянием большого воровского общества?» – ехидно спросил тогда генерал Урусов, заедая огурчиком очередную рюмочку водки… С тех пор Закир и стал таким сговорчивым.
Вчерашнее убийство Шелехова напугало Урусова не на шутку Конечно, формально он не нес никакой ответственности за это происшествие, и его главк не будет принимать участия в расследовании. Однако, если бы вдруг оказалось, что в убийстве замешаны кавказские мафиозные кланы, с него бы спрос был по полной программе. С другой стороны, его и самого разъедало любопытство: он сам хотел понять, что же произошло. Вот и решил провести самостоятельное расследование – с помощью московских криминальных кругов. Если, паче чаяния, ему удастся раскрыть это убийство раньше официального следствия – о, это будет сильным ударом по руководству Следственного комитета и, возможно, откроет Евгению Николаевичу путь на самый верх министерской иерархии… И сама мысль об этом доставляла Урусову тот самый, как он любил выражаться, «эмоциональный оргазм»!
– Ну, в общем, ты меня понял, Закирчик. Я должен знать, кто «заказал»
Шелехова. Позвони мне… по тому телефону, ты знаешь… – небрежно мотнул рукой Урусов.
Закир к еде не притронулся. Он молча поднялся и, едва кивнув на прощанье, ушел. Гордый, шакал! Горным орлом себя мнит. Ну ничего, мы тебе крылья-то подрежем, погоди, придет время! Не таким обрезали: те тоже сначала ерепенились, а потом кровью харкали и на коленях ползали. Урусов почувствовал, как внутри закипает ненависть. Все-таки зов предков ничем не заглушишь.
Кавказский темперамент – тут уж ничего не поделаешь…
Евгений Николаевич ощутил, как застучало в висках, как вспыхнули щеки, дыхание участилось. Рассердил его дагестанский уголовйик. Крепко рассердил.
Генерала всегда бесило то, как неприступно гордо держится с ним этот ублюдок.
Подумаешь, законный вор. В гробу мы таких видали. Видите ли, он не признает власти над собой – не хочет признать! Ну ничего, обломаем – не таких обламывал Евгений Урусов.
Он схватил вилку со стола и с силой сжал ее в пальцах – мельхиоровая вилка послушно согнулась, как оловянная. Урусов отбросил ее в сторону. Ну вот, завелся. Опять. После чеченской войны с ним это стало часто случаться. Надо держать себя в руках. И все же не прав этот махачкалинский шакал, если думает, что Урусову чужд норов его горских предков! Он выглянул из-за портьеры в зал и сразу заметил тех, кого искал взглядом.
Евгений Николаевич всегда приходил на встречи со своими «связниками» под прикрытием двух ребят из службы внутренней безопасности главка – Никиты Левкина и Артема Свиблова, двухметровых качков, которые одним своим видом могли насмерть перепугать прохожих на оживленной улице в ясный день. Иногда к ним присоединялся Виктор Кузяков, в прошлом мастер спорта по греко-римской борьбе.
Ребята никогда не толклись около своего начальника. Вот и сегодня они вдвоем подвалили к Речному вокзалу в сверкающем джипе с прибамбасами и вошли в ресторан следом за генералом, делая вид, будто ни сном ни духом не ведают, что это за великовозрастный лох в черной косухе. Они расположились на почтительном расстоянии от шефа, готовые в любой критический момент совершить бросок и заключить в свои стальные объятия всякого, кто осмелится покуситься на безопасность их шефа… Сейчас оба сидели в центре зала напротив друг друга и внимательно изучали посетителей, ленивым взглядом облизывая их жующие лица.
Но не они сейчас интересовали Евгения Николаевича. Он жадно скользнул взглядом по лицам посетителей. Прямо перед его укромным убежищем стоял роскошно накрытый стол на шестерых, за которым сидели две девицы и четыре парня. За столом то и дело раздавался заливистый хохот. Пацаны смешили телок. Урусов зафиксировал одну из них. Смазливая моська. Черная пышная копна коротко стриженных волос, тоненькая майчушка. Джинсики, крепко обтягивающие тугую попку На майке Урусов разглядел надпись: «Fuck off Guys» и усмехнулся. Что такое по-английски FUCK, он знал – и очень любил это дело. Буквы С и G торчали вызывающими холмами. Урусов облизал мгновенно пересохшие губы. Эх, эту чернявую козочку раскорячить бы раком прямо здесь, на этом мраморном полу, и впендюрить ей по самое не могу… Он ощутил мелкую нервную дрожь во всем теле – в бедрах, в коленях. Так бывало с ним всегда… Всегда, когда его внезапно охватывала волна похоти, когда его властно затягивал водоворот неуемного, непреодолимого желания доставить себе мучительное наслаждение: схватить сильными руками податливое женское тело, измучить, искусать его… Вот и сейчас совсем рядом с ним – только руку протяни! – сидела смазливая молоденькая поблядушка в тонкой майке на голое тело и бесстыдной возбуждающей надписью на груди… Ох, как же ему не терпелось… Но сейчас не время.