Часам к трем дня Михальченко покинул последний кооператив. Ничего...
А в это время Левин заканчивал разговор с Чекирдой у себя в кабинете.
- Вернемся к началу, Артур Сергеевич. Груз вам вывозят машиной. Чья машина?
- По договору мы арендуем "Камаз" у автопредприятия номер 12149. Шофер один и тот же.
- Фамилию его знаете?
- Лукашин Антон Данилович.
- Он знает заранее о прибытии вашего груза?
- Нет. С вечера мы заказываем машину, а на следующий день утром Лукашин едет на склад.
- Сколько человек знает, что это груз вашей фирмы? И кто именно?
- Лукашин, конечно, завскладом - как приемщик. И еще мой зам.
- А кто ваш зам?
- Человек абсолютно надежный. Мы знаем друг друга много лет, еще со школьной скамьи. К тому же он муж моей сестры.
- Вы предъявили претензии завскладом?
- А что толку? "Заявляйте в милицию, - говорит. - Пусть ищут". А почему вас интересуют конкретные люди: завскладом, шофер и мой зам?
- Так уж я устроен, с детства любопытен.
В кабинет вошел Михальченко. Чекирда поднялся, поклонился, Михальченко ответил кивком.
- Ну? - Левин поднял глаза на Михальченко.
- Пустые хлопоты.
- Я вам еще нужен? - спросил Чекирда. - У меня деловое свидание.
- Пожалуй нет, Артур Сергеевич. Если что - я вам позвоню.
Когда Чекирда ушел, Михальченко, потирая больную руку - это стало у него уже привычкой, стыли пальцы, - сказал:
- Подведем итог. Сперва о базе. Там сам черт ногу сломит. Склады идут на сотни метров: обувные, верхняя одежда, электрорадиотовары, химтовары, канцтовары и прочее и прочее. Терминалы заставлены контейнерами. Протиснуться невозможно. Одни разгружают, другие загружают. База-то оптовая. Наверное, тысячи контейнеров. Беспрерывно подъезжают машины, автопогрузчики. Завскладом бегает от машины к машине, оттуда в конторку, из конторки снова на терминал. Весь в мыле. Мат стоит, хоть топор вешай. Я понаблюдал. Уволочь оттуда можно, что угодно. Охрана - говно: какая-то старуха, все время жует. Я говорил с завскладом. Плачется, разводит руками, мол, такого не бывало, чтоб так по-крупному. Понимает, что для него это кончится худо. В лучшем случае выгонят... Я вот о чем подумал: ну объездил я городские кооперативные гаражи, что толку? Ведь в каждом райцентре области их тоже немало. Но не гонять же по всей области!
- А что, если похищенное вывозили вообще за пределы области?
- Не исключено, - ответил Михальченко.
- Я попробую проверить через ГАИ, не было ли подозрительных задержаний... Ну что, по домам? Все-таки суббота...
7
В конце дня, когда Костюкович делал записи в чьей-то истории болезни, в ординаторскую вошел следователь ГАИ старший лейтенант Рудько. Костюкович узнал его.
- Я к вам опять, доктор, - сказал Рудько.
- Догадываюсь. Садитесь, слушаю.
- Как там Зимин? Мне дело закрывать пора, побеседовать с ним надо коротенько. Возможно?
- Умер Зимин.
- Да вы что! Когда?
Костюкович назвал число.
- Меня-то не было девять дней, к матери ездил в Винницу... Что же это с ним?
- Инсульт...
Когда Рудько поднялся, Костюкович вдруг спросил:
- Прошлый раз, когда вы были у меня, вы упоминали, что за полгода до этой аварии Зимин тоже попал в аварию?
- Да.
- Вы с ним разбирались потом?
- А как же!
- И как он объяснил? Вы говорили что-то о внезапной потере зрения.
- Когда я приехал к нему в больницу брать объяснения, он сказал, что его за рулем вдруг замутило, на секунду потерял зрение и врезался.
- А в больницу он как попал? В какую?
- Мы вызвали "скорую" и его отвезли сюда к вам. Кажется, в 1-ю нейрохирургию. У него было сотрясение мозга.
- Вы не могли бы установить месяц и число, когда это случилось?
- Попробую, если нужно. Я позвоню вам.
В пятницу, когда Костюкович закончил обход, позвонил старший лейтенант Рудько:
- ДТП произошло 19 января.
- Он был один в машине?
- Нет, с дружком. В деле есть его показания. Тоже спортсмен: Владимир Анатольевич Покатило.
- Спасибо, старший лейтенант.
- Пожалуйста, если для дела - всегда готов.
- У меня тоже автомобиль есть, - засмеялся Костюкович.
- Тогда тем более.
- Еще раз спасибо, - Костюкович опустил трубку, - "Володя Покатило... Это тот парень, который был в приемном покое, когда я принимал Зимина", вспомнил Костюкович. Что-то в обрывочных сопоставлениях не вязалось. Поразмыслив, он отправился на шестой этаж в 1-ю нейрохирургию.
Завотделением была у себя, мыла руки, когда вошел Костюкович.
- Здравствуйте, доктор, - поприветствовал он.
- Здравствуйте. Вы ко мне? - куцым вафельным полотенцем она принялась протирать каждый палец.
- Я к вам с просьбой, - и он рассказал, в чем дело.
- Когда он к нам попал?
- 19-го января.
- Хорошо, я узнаю, у кого он лежал, поднимем из архива историю болезни.
- Буду очень признателен.
- Позвоните мне в конце дня, часа в четыре.
К трем Костюкович уже освободился, мог бы идти домой, но он ждал назначенного нейрохирургом времени. Около четырех раздался звонок.
- Слушаю, - сказал Костюкович.
- Доктор Костюкович? - спросил мужской голос.
- Да.
- Это из первой нейрохирургии Лернер. Вас интересовала история болезни Зимина? Она у меня, можете подняться, я в ординаторской. Только, пожалуйста, не задерживайтесь, мне нужно уходить, - все это было произнесено недовольным голосом. Костюкович знал доктора Лернера. Они встречались, когда Лернер приходил консультировать в неврологию или когда в нейрохирургию на консультацию вызывали Костюковича, сталкивались они и в приемном покое. Это был угрюмый раздражительный человек, постоянно чем-то недовольный, неуживчивый; коллеги его недолюбливали, но при этом признавали, что Лернер высокого класса оператор, золотые руки, хотя имел лишь вторую категорию...
- Вот, - Лернер указал на тоненькую папочку на столе, едва Костюкович переступил порог.
Зная его характер, Костюкович даже не удивился, что тот не поинтересовался, в чем дело.
- Он был ваш? - спросил Костюкович.
- Разумеется, - усмехнулся Лернер, - коль скоро мне было велено рыться в архиве.
Костюкович сел, начал читать. Ничего особенного: сотрясение мозга, поступил с высоким артериальным давлением - 180 на 80, что в этой ситуации объяснимо. Выписали Зимина через три недели. Артериальное в норме: 120 на 70...
- Все, доктор, спасибо, - Костюкович возвратил папочку.
Лернер пожал плечами, мол, стоило из-за этого морочить голову.
Поздно вечером Костюковичу позвонила начмед:
- Марк Григорьевич? Это Ильчук.
- Слушаю, Варвара Андреевна.
- Ну и камнепад вы устроили!
- С чем?
- Да с Зиминым, с этим спортсменом! Они пришли за телом, и когда узнали, что вскрытие все-таки было, подняли такой шум!
- Мать?
- И врач команды. Я сказала, что вы настояли. Но когда начали угрожать, что будут жаловаться, я их выставила. Так что вам они досаждать уже не станут... Просто имейте это в виду...
Но она ошиблась. Через час позвонил Туровский:
- Зачем ты настоял на вскрытии? Начмед матери пообещала. А ты настоял! У людей свои предрассудки, мать не желала, чтоб кромсали тело ее сына, - шумел Туровский.
- Не ори! - осадил его Костюкович. - Мать - ладно. Но ты же врач и обязан знать, какой порядок существует, если человек умер в больнице. А если этому человеку всего двадцать первый год и умирает он от внезапного инсульта, о чем тут может идти речь?! Мы вообще не имеем права выдавать труп без вскрытия. В данном случае к правилам прибавился и мой интерес: он мой больной!
- У тебя что, мало других загибается?! Тебе понадобился именно Зимин?
- Жаль парня... Успокой мать, объясни, что иначе было нельзя. Будь здоров! - Костюкович положил трубку.
Он, конечно, слукавил, сказав, что лишь соблюдение правил заставило его настоять на вскрытии. Редкий врач-ординатор и в редких ситуациях требует вскрытия. У Костюковича к смерти Зимина имелся свой интерес. Когда-то он был любимым студентом у заведующего кафедрой патологической анатомии профессора Сивака, ходил в его научное общество, хотя специализировался по терапии и после некоторых сомнений и метаний выбрал в ней неврологию. Все последующие годы встречался с Сиваком в больнице, кафедра Сивака работала на ее базе, но имела свою отдельную гистологическую лабораторию. Несмотря на разницу в возрасте и положении, Костюкович и Сивак поддерживали добрые отношения, которые поощрял деликатный Сивак. Года полтора назад у Костюковича умер больной. Диагноз Костюковича и патологоанатома больницы несколько расходился. Как к третейскому судье, отправились к Сиваку на кафедру. Он подтвердил правоту Костюковича. Когда все уходили, Сивак задержал Костюковича: "Присядь, Марк. Как жизнь?" - "В пределах профессии и возможностей нашего здравоохранения, - засмеялся Костюкович. - Беготня по коридорам, из палаты в палату, писанина". - "Сам виноват: изменил патологоанатомии расхлебывай. Женился?" - "Некогда, Владислав Иванович". - "Наукой не хочешь заняться? Ты же способный!" - с неким смыслом прищурил глаз Сивак. - "Поздно начинать в тридцать пять лет. Да и вести палаты, дежурства! Когда тут наукой заниматься?!" Он не врал, отделение было тяжелым: девяносто процентов - сосудистые больные, из них острых инсультов процентов пятьдесят пять, девять-десять дежурств в месяц - дневных, ночных, суточных без права сна (правда, этим запретом пренебрегали, не выдерживали нагрузок). Имелось две ставки врачей-дежурантов, но они были постоянно вакантны - за нищенскую зарплату никто не хотел идти на эту каторгу, даже свеженькие выпускники мединститута. Последним год назад сбежал врач-дежурант Сева Алтунин... - "Это все отговорки, доктор, сказал Сивак. - Лень. А я мог бы тебе кое-что предложить. Материал соберешь быстро, он у тебя под рукой каждый день. Тут ты в более выгодном положении, нежели какой-нибудь аспирант. Так и быть, я пошел бы к тебе в руководители", - подмигнул Сивак. - "А о чем речь, Владислав Иванович? из вежливости спросил Костюкович. - "Скажем, инфаркты, инсульты в раннем возрасте, в группах риска... Подумай на досуге. Если решишь, зайди, поговорим подробней..."
После долгих колебаний Костюкович решил: займусь. Хватит времени и сил, - сделаю кандидатскую, а не удастся, не выдержу, - тоже ничего не потеряю...
Работа двигалась медленно, но материал накапливался. Вот почему смерть Юрия Зимина привлекла его внимание...
Через три дня в ординаторскую позвонила Каширгова, попросила Костюковича. Его позвали.
- Слушаю вас, Сажи, - сказал он.
- Диагноз ваш подтвердился, Марк, - геморрагический инсульт. Гистология готова. Но тут вот что... - она прервала разговор и обратилась к кому-то, вошедшему в ее кабинет: - Тебе чего, Аня?.. Хорошо... Посиди подожди, я разговариваю с доктором Костюковичем, закончу и подпишу, посиди... - И уже - Костюковичу: - Извините, Марк, тут лаборантка пришла, надо подписать бумаги на химикаты... Да, так вот - листок гистологических исследований передо мной, читаю, - она начала читать, а когда закончила, стала комментировать, в итоге спросила: - Вы удовлетворены?
- Пожалуй, - задумчиво ответил он. - Спасибо вам, Сажи, - Костюкович повесил трубку.
Несколько дней назад между Левиным и начальником ГАИ области состоялся такой разговор:
- Привет, Миша. Это Левин.
- Здравствуй, Ефим.
- Задавать тебе вопросы типа "как живешь?" не буду. О вашей жизни представление имею. У меня к тебе просьба.
- Что, машину раскурочили, угнали?
- У меня машины нет. Мы с Иваном Михальченко заняты тут одним делом. Наш заказчик - совместное предприятие "Золотой ячмень". Они получают из Чехии оборудование, краску. Арендуют склад у базы "Промимпортторга". Так вот с этого склада похищено несколько ящиков с электронным оборудованием и краской. Мне хотелось бы знать, не задерживали ли твои посты при выезде из города, из области какие-нибудь грузовики с этим добром. Документов на вывоз у похитителя быть не может.
- Я проверю. Оставь мне свой номер телефона...
И вот сегодня ответный звонок:
- Ефим? Здравствуй. Я по поводу твоей просьбы. У нас ничего такого не зарегистрировано. Хотя задержания были: левый сахар, шифер и прочее. Вашего товара не было. На всякий случай я дал твой телефон старшему лейтенанту Рудько. Он следователь, парень толковый. Если что где проклюнется, сообщит. Но ты особенно не обольщайся. Мы не в состоянии натыкать посты на каждом километре. Объехать их по проселкам несложно.