Удачный снимок у меня не получился. Пришлось взять его в австралийской книжке. Вот он перед вами. Наиболее заметные части этого портрета — роскошные уши, большой мясистый темного цвета нос, любопытство в глазах на большой голове. «Одежда» — шелковистый мех, на лапах длинные острые когти, которые медвежонок запускает в кору дерева, а при случае — в руку ветеринара, если тот возьмет добродушного и спокойного зверя без специальных рукавиц.
Днем трудно заставить медвежат спуститься с дерева — на земле они беспомощны. Зато в потемках они возятся и издают характерные звуки.
Коала — одно из сумчатых животных материка. Самка переносит новорожденного, который чуть больше фасолины, в сумку на её спине. В ней два соска — в течение восьми месяцев ребенок будет получать материнское молоко.
Через восемь месяцев уже взрослый медвежонок, цепляясь за материнскую шерсть, выбирается из «кармана» и больше в него не возвращается. Но мать ночами продолжает согревать уже взрослое дитё. Его дальнейшая жизнь протекает в обществе соплеменников. Если это самец, он перед свиданием пропитывает на груди шерсть эвкалиптовой жидкостью. Такие «духи» привлекают самок. Число самцов и самок у медвежат различно. Если у других животных гаремы заводят самцы, то тут полдюжины самок ожидают «надушенного» жениха.
Так у сумчатых австралийцев жизнь длилась тысячи лет.
Ничто не мешало медвежатам. Хищники не трогали их, потому что мясо коалы пропитано эвкалиптовым маслом, по той же причине избегали есть его охотники-аборигены.
Золотые века для этих животных кончились недавно, когда в Австралии стали селиться выходцы из Европы. Они тоже не ели мяса коалы, но сразу оценили превосходный мех медвежат. И началось их истребление. В начале минувшего века было добыто полмиллиона их шкурок. Это в девять раз превышало их прежнюю численность.
Охота на тихого мирного зверька давала немалый доход — из шкурок коалы шили одежды, и большое их число шло на изготовление детских игрушек. Охота на маленьких медвежат стала модной, рассказывает немец Гржимек, посетивший Австралию. «Любители стрельбы по живому приходят в восторг, наблюдая, как малоподвижные медвежата не «спешили» после двух-трех выстрелов падать на землю с дерева, а цеплялись за спасительные сучки. Кажется прямо-таки невероятным, что в цивилизованной стране такое беззащитное и к тому же редкое животное могло подвергнуться подобному безжалостному истреблению».
К середине ХХ века коалы оказались на грани полного исчезновения, казалось, уже ничто не может спасти симпатичных медвежат. Но австралийцы опомнились. Нашлись люди, которым небезразлична была гибель природного богатства страны. Они при поддержке большинства добились запрещения охоты на сумчатых медведей. На телевидении симпатичные звери стали желанными, и не только в Австралии. А здесь началось движение по спасению «природных ценностей». Медвежат стали переправлять в опустевшие эвкалиптовые леса, открылись даже лечебницы, где зверей лечили и выпускали в природу. Появились медвежата во многих зоопарках маленьких городов.
Во многих странах медвежатами любуются на экранах телевидения. Приютить «австралийцев» где-либо в зоопарке в Европе, Азии или Америке нереально. Во-первых, нельзя вывозить редких животных в другую страну, но главное, невозможно обеспечить медвежат пищей. Даже на родине, где растут более сотни разных видов эвкалиптов, лишь немногие годятся привередливым медвежатам.
Возить из Австралии листья редких деревьев и сложно, и очень накладно. Вот и приходится любоваться «австралийской редкостью» только на телеэкране. Медвежата стали героями, выжившими в борьбе за существование.
Нелюбимая всеми
В древнем вулканическом кратере Нгоронгоро, как в Ноевом ковчеге, есть, кажется, все, чем богата Восточная Африка, — от слонов до крошечных антилоп дик-дик. В галерее этих животных есть одно, по облику и повадкам очень непривлекательное.
Помню, мы стояли у края кратера после захода солнца. Дно чаши заполняла густевшая синева, и из нее доносился дикий хохот со странным жутковатым завыванием: «Уууу!»
«Это гиены, — сказал наш спутник, местный зоолог, — завтра мы их увидим».
Мы их увидели неожиданно у вьющейся в травах речонки. Фотографируя лакавшую воду львицу, я вдруг заметил нечто, воскресившее в памяти карикатуры времен войны. Обликом этого зверя награждали фашистских вождей.
В каждом животном есть что-нибудь привлекательное. В этом — не было. Слегка похожая на собаку, гиена отличалась от нее мешковатостью тела, несоразмерно высокими передними ногами, общей нескладностью всей фигуры с недлинным хвостом-метелкой. Набитый живот у гиены висел почти до земли, ноздристая курносая оконечность морды поблескивала клыками. Когда клыки обнажались — с них стекала слюна. Оскал зверя походил на улыбку порочного существа. «Вот укушу, и ничего мне не будет», — говорил весь облик бестии. Словом, это был зверь, каким пугают грешников, рисуя картинки ада.
Из-за куста вышла еще одна столь же устрашающе-живописная матрона и облизала подруге губы. Никакой боязни нашей машины. Напилась и ушла за кусты львица. Гиены, проводим ее взглядом, спустились на песчаную отмель и тоже приникли к воде. Чепрачный шакал, прибежавший сюда же утолить жажду, вблизи мешковатых нерях выглядел щеголем — осанка, изящные линии тела, гладкая, лоснящаяся шерсть с темной полосой по спине.
Шакалы с гиенами живут бок о бок и частенько оказываются за «одним столом», когда пытаются поживиться около львов. Царь зверей к шакалам относится снисходительно, лишь отпугивает их как мух. Говорят, шакалам львы даже специально оставляют что-нибудь «на зубок», гиен же и львы не любят — не просто злобно гонят их от добычи, но и пытаются сцапать и придавить, презрительно кинув на съеденье шакалам.
Гиены знают такое к себе отношение. Их тактика — ожидать. Крошки от пира всегда останутся, и тогда, шуганув вертких, но слабых шакалов, они все подберут, даже кости растащат и перемелют в своих поразительно сильных челюстях. Иногда полночи с горящими глазами сидит стая гиен, ожидая, когда насытится лев. Бывает, терпение иссякает, и самая дерзкая из гиен, подкравшись, кусает льва за ногу.
Легко представить, как взвивается негодующий царь саванны. Но поймать наглеца очень трудно. И пока лев опомнится, стая неряшливых мародеров свое урвала и растворилась в ночи.
«Да все их не любят, — сказал Ганс Крук, когда у костра в Серенгети зашел разговор о гиенах. — Охотники раньше, увидев гиену, проверяли точность боя оружия. А знаете ли вы, что эти «иждивенцы-падальщики» и сами охотники превосходные».
Разговор этот был в 69-м году, когда молодые зоологи тщательными наблюдениями как бы заново открывали сложный мир поведения животных. Белокурый голландец Ганс Крук интересовался гиенами и уже тогда увидел в их жизни много неожиданно интересного.
Еще пристальней гиенами занялись знаменитая англичанка Джейн Гудолл и ее муж фотограф-анималист. Вот что узнала Джейн Гудолл, сопровождая гиен днем и ночью в автомобиле по кратеру.
Неряшливость, неприглядность гиен не случайна. Они землекопы. Роют норы, чтобы родить малышей, сами спасаются в них и забрасывают себя землей или грязью, чтобы во время сна не досаждали им кровососы. Охлаждаясь, гиены любят полежать в луже или хотя бы в жидкой грязи. Если таковых нет — помочатся и ложатся на это сырое место.
Запах? Гиенам, как, впрочем, и нашим любимцам собакам, нравятся запахи, от которых мы бы зажали пальцами нос.
Как и собаки, они любят поваляться на падали, с удовольствием испачкают тело отрыжкой (комок шерсти с костями) своей соседки, с наслаждением пожирают помет травоядных животных и всякую падаль, «сжуют и переварят даже украденный у туриста сапог». Можно ли ждать от гиены опрятного вида при подобном образе жизни?
Живут эти звери стаями-кланами. Наблюдались кланы до ста голов. При таком количестве много ярких индивидуальностей и обязательно нужен какой-то закон-порядок, иначе не избежать свары. И этот порядок у гиен есть.
Царит в клане матриархат, самцы — на втором плане. А верховодит всем самка высокого ранга.
«Должность» эту надо завоевать силой, умом, отвагой. Самка руководит охотой, улаживает споры, и, конечно, ей в первую очередь оказывают сородичи знаки вниманья — вылизывают место между задними ногами, отвешивают поклоны, облизывают ей губы.
Важнейший момент в жизни клана — взаимоотношение полов. Тут тоже строгий ритуальный порядок. Самец не может буркнуть: «Подвинься, я лягу» — непременно ухаживанье! Претенденты на руку красавицы следуют за ней, совершая земные поклоны, делают роющие движения лапой. Они могут друг друга прогнать, могут подраться, но победитель, вернувшись, вежливо и смиренно добивается расположенья. И, если оно получено, парочка удаляется в заросли.
Таинство любви у гиен в отличие, скажем, от «бесстыдников» львов совершается без постороннего глаза.
Еще один важный момент в жизни каждого клана гиен — охрана своей территории. Ее границы тщательно метятся запахом. Манера — такая же, как у собак. Но тут маркировка — дело совсем неформальное. Границу безнаказанно может нарушить шакал, но ни в коем случае никто из гиен соседнего клана. Нарушителя не просто прогонят, его растерзают, если не унесет ноги.
Изгоняя противника за границу владений, группа уверенность эту теряет. Шансы «прирезать» землицы есть, но стоит это, как правило, дорого для сообщества, и воинственные походы возникают не так уж часто. Постоянное обновление запахов на границе — сигнал соседям: «Мы начеку!»
Гиены не прочь поживиться за счет охотника более сильного, а кислотность желудков их так велика, что и всякую падаль, разложившуюся на жаре, они поедают охотно без вреда для себя. Не пройдут гиены и мимо падших сородичей. Но там, где можно добыть свежее мясо, они его добывают.
На охоте «табель о рангах» тоже работает. Место в иерархии надо подтверждать смелостью, силой, умом. Самка-вожак будет всегда впереди атакующих, именно она отважится цапнуть за ногу поглощенного трапезой льва. Но ритуальные почести и первый кусок достаются тоже ей. Вот как об этом написано у наблюдателей в Нгоронгоро: «Через пятнадцать минут после того, как гну свалили, от него остались только голова и позвоночник.
Привилегией вожака-матери пользуются и ее отпрыски. Они раньше других подростков начинают принимать участие в охотах. Отхватив свой кусок, юный добытчик устремляется к матери. И эта его позиция в жуткой свалке беспроигрышна — «сына начальницы» никто не посмеет обидеть.
Жадность в еде у гиен такая, как у волков, — все запасаются впрок. На месте пира будет подобрана каждая крошка, даже кровь с травы и с боков сотрапезников вылижут.
Большая часть подростков в охотах участия не принимает — опасна охота, опасен для слабого и дележ того, что добыто. Добычу к норам гиены тоже не носят. По этой причине матери кормят щенят молоком очень долго. У других хищников этот период жизни длится несколько недель, у гиен — восемнадцать месяцев! «Молокосос» ростом почти что с маму, однако все время просит: «Дай сиси…» И мать безропотно подставляет соски — поймешь ее жадность на общей трапезе.
Щенят гиены рожают в вырытых норах. Один или два черненьких малыша появляются зрячими и уже с зубками. Через некоторое время они делают первые вылазки и уже умеют «приветствовать старших». Мать рядом, но и самим надо бдительность не терять. Врагов много — орел, шакал, даже родной папаша, так же, как у медведей, может соблазниться легкой добычей.
Уединенная жизнь в роге у малышей сменяется коммунальной — мать поселяет их в «городок» со множеством нор. Иногда в одной норе оказываются отпрыски двух матерей — ничего, ладят, а если нет — матери подыщут им новое место, но непременно тут же, в колонии. Детвора вместе играет, постигает законы клановой жизни, свои права и обязанности. Сложное социальное бытие требует правил: что можно — то можно, а что нельзя — то нельзя…
Наблюдения за гиенами Джейн Гудолл подтвердили уже известное об этих животных, но открыли и много ранее не известного.
Драгоценная ноша
Я знал двоих хороших волчатников — братьев Анохиных — Александра и Василия. Слушать обоих было интересно.
«Волк — дурак!» — говорил Александр. И правда, в иных ситуациях волк не выглядел молодцом. «Не, волк не дурак!» — возражал Василий. И в самом деле, выходило, что не дурак.
Однажды Василий Александрович, работавший в Хоперском заповеднике, повел меня в лес показать волчье логово, из которого волчица увела волчат. «Почему увела?»
— «Заметила, что я обнаружил логово».
— «Она всегда так делает?»
— «Да. Если она застала грабителя в момент, когда он бросает волчат в мешок, она ничем не выдаст, что при этом присутствует. Казалось бы, надо напасть. Нет, волчица знает, что человек вооружен и чем кончится для нее схватка. Для нее важно опередить грабителя, унести волчат в безопасное место. Это зверю, который даже овцу способен унести в зубах, задача легкая, простая».
Волк — не единственный, кто способен нести детей в зубах. То же самое делает кошка. На моих глазах кошка перенесла свое потомство по лестнице на чердак. Таким же образом поступают рысь, львица и другие «зубастые» звери, в том числе крокодил.
Яйца крокодилица прячет на берегу в гниющий мусор и уносит в воду крокодильчиков, которые появляются из яиц.
В жарких странах детишки обезьян сидят на спине матерей, держатся за космы их шерсти. Мать не боится прыгать с ветки на ветку высоких деревьев, и детей с первых дней приучают к этой акробатике.
А в Антарктиде я видел, как перемещают пингвины сидящих на лапах родителей птенцов. Мороз пятьдесят градусов, птенец сидит, прижавшись к животу матери. Надо передать птенца другому родителю. Передает! Мастерски передает, чтобы не мог схватить хищный поморник.
Многие видели, как «катаются» на спине у матерей птенцы лебедей. Еще лучше это делают птенцы чомги. Птицы не имеют зубов. Как перенести куда-то птенца, чтобы спасти его, например, от хищника? Вальдшнеп это делает так: прижимает лапками птенца к груди и летит вместе с ним.
Недолго, но этого хватает, чтобы в нужном месте сесть и дать птенцу спрятаться от врага.
И новость: дятлы, живущие в лесах Америки, способны переносить яйца из одного дупла в другое место. Случается это, если ствол дерева рухнул. Об этом не знали, но снимок, сделанный счастливым орнитологом, показывает: это может быть.
Яйца кладут кукушки в чужие гнезда и по «ошибке» оставляют в гнезде соседей утки. И уже не по ошибке оставляют яйца старой опытной страусихе.
А вот случай, когда самке филина удалось водворить в гнездо выпавшего птенца. По следам было видно: несколько дней его кормили родители и потом в лапах принесли в гнездо. Сам птенец в гнезде на высоком речном обрыве появиться не мог — он еще не летал. Птенца в лапах принесла снизу взрослая птица.
И еще два интересных явления. Маленькая землеройка соединяет свое потомство в одну цепь — дети бегут друг за другом, держась за хвосты. А рыба тиляпия (водится в Ниле) мечет небольшое количество икринок. Стараясь их сохранить, она держит икринки (а потом и мальков) во рту. При опасности тиляпия широко открывает рот, и мальки ныряют в спасительное убежище.