— Эй, — сказал он, когда она отодвинулась, чтобы пройти мимо него. — У тебя есть машина?
Она отрицательно покачала головой.
— Теперь есть.
Он протянул ей ключи от Лексуса и указал на него.
— Документы на машину найдешь в бардачке. Просто заполни их, и она — твоя.
Она моргнула.
— Ага, конечно.
Себастьян искренне улыбнулся ей. Он купил машину только, чтобы использовать, пока будет заключен в этом времени. Там куда он направлялся, она будет совершенно бесполезна.
— Я серьезно, — сказал он, подталкивая ее к автомобилю. — Никакого подвоха. Я принял обет бедности минут пятнадцать назад, и теперь она полностью в твоем распоряжении.
Она недоверчиво рассмеялась:
— Не имею ни малейшего понятия кто ты, но все равно спасибо.
Себастьян склонив голову, наблюдал, как женщина уезжает. Затем осторожно зашел в аллею и осмотрелся вокруг, чтобы убедиться, что нет никаких свидетелей. Призвав силу Ночи, чтобы оградить себя от любого случайного прохожего, он сменил форму. Мощь Дракоса хлынула в него, как огонь, как будто ионы воздуха вокруг него зарядились электрической энергией — силой, которая позволяла ему сбросить одну личину и заменить ее другой.
В его случае, этой альтернативной личиной была форма дракона.
Расправляя свои двенадцатиметровые крылья во всю ширину, Себастьян оттолкнулся задними ногами и взлетел в небо, на этот раз, стараясь держаться ниже уровня радаров.
Ему нужно было завершить одно последнее дело перед возвращением в свое время. И все равно, даже направляясь к музею, он не мог выбросить образ Чэннон из головы. Он все еще мог видеть ее, спящую в своей кровати, с волосами, рассыпанными по плечам, помнил ощущение медовых прядей в своей ладони.
Его драконья форма сгорала от нужды, и Себастьян жаждал вернуться к Чэннон. Если бы он только мог. Все, на что он осмеливался — это одна ночь с человеческой женщиной. Риск выдать себя был слишком велик.
За считанные минуты Себастьян пересек город и приземлился на крыше музея. Он вызвал электрическое поле, позволяющее молекулам его тела измениться из животного в человека, и вернулся к форме мужчины. Движением руки, он переоделся в черное и перенесся с крыши в комнату, где хранился гобелен.
— А вот и ты, — сказал он, увидев вновь работу Антифоны. Ощущение вины, печали и скорби прошло сквозь него, когда он вспомнил нежное лицо своей малышки-сестры.
После того, как он продал гобелен, у него никогда не возникало желания снова увидеть его. Но сейчас он должен был его забрать. Это был единственный способ спасти брата. Вообще-то, это не должно было его волновать. Сам Дэймос плевать на него хотел. Но даже после всего, что тот сделал, чтобы сломить его, Себастьян все равно не мог повернуться к брату спиной и оставить его умирать. Только не тогда, когда мог помочь ему.
— Я полный кретин, — с отвращением произнес мужчина.
Усилием воли он перенес гобелен из витрины музея в свою руку. Затем свернул и положил его в черную кожаную сумку, чтобы не повредить.
Уже готовый перенестись из комнаты обратно на крышу, Себастьян внезапно ощутил странное жжение в левой руке.
— Что за…?
Зашипев от боли, он уронил сумку и стянул перчатку. Дуя на горящую кожу, он нахмурился, когда округлый геометрический рисунок проступил на его ладони.
— Нет, — недоверчиво прошептал он, уставившись на него.
Это было невозможно, но он не мог отрицать того, что видел и чувствовал. Что было еще хуже, он ощущал внутри себя необычное волнение, которое заставило его выругаться еще громче.
Против своей воли, он обрел пару.
Это был кошмар. Действительно наихудший из кошмаров. Это была ошибка. Должна была быть.
Себастьян тотчас же покинул музей, все еще обдумывая свой следующий шаг. На крыше он приостановился. Ему нужно было вернуть гобелен в Британию на тысячу лет ранее. Он поклялся, что сделает это. Он разрушил будущее Антифоны, и сейчас, судьба брата была в его руках.
Но метка….
Он не мог оставить свою пару здесь, отправившись домой. Остаться в этом времени он тоже не мог из-за высокой опасности поражения электрическим зарядом — его Ахиллесовой пяты
Из-за того, что он полагался на электрические импульсы, меняя форму, любой электрический разряд мог вызвать нежелательную трансформацию. Вот почему его род избегал периода времени после Бенджамина Франклина [2], так называемого сатаны его рода.
Но закон требовал защищать свою пару. Любой ценой. Века войны привели к тому, что аркадианская ветвь Дракосов почти вымерла. И, учитывая то, что Себастьян выслеживал и убивал злобных Дракосов — животных, их род сделает своей целью найти и убить Чэннон, лишь узнав о ее существовании. Она погибнет по его вине.
Если она умрет, он никогда не сможет вновь образовать пару.
— Пара, проклятье, — пробурчал он, подняв глаза к ясной, полной луне. — Черт бы вас побрал, мойры. О чем вы только думали?
Связывать человека с аркадианцем было жестоко. Это случалось очень редко, так редко, что Себастьян даже никогда не задумывался о такой вероятности.
Так почему это должно было случиться именно сейчас?
Оставь ее. Он должен был бы. Но, в таком случае, он упустит единственную возможность создать семью. В отличие от человеческих мужчин, ему давался только один шанс. Если у него не получится заявить свои права на Чэннон, он проведет остаток своей исключительно долгой жизни в одиночестве. В полном одиночестве. Он никогда не сможет вновь увлечься женщиной. Он будет обречен на целибат. Черт бы все это побрал.
Выбора не было. По истечении трех недель метка на ее человеческой руке сойдет, и Чэннон забудет о ее существовании. Его отметина останется навсегда, и он будет скорбеть о девушке всю оставшуюся жизнь. Даже, если он вернется потом, будет слишком поздно. С исчезновением метки — испарялись и его шансы. Это была ситуация, о которой говорят — «сейчас или никогда».
Не упоминая уже о том «незначительном» факте, что в течение этих трех недель Чэннон будет магнитом для катагарианских Дракосов, желающих его смерти.
Веками он и животные — Катагария играли в смертельные «кошки мышки». Те часто прибегали к использованию ментальной разведки, так же как и он. Их метафизический локатор легко уловит его метку на теле Чэннон и выведет их к девушке. И если один из них найдет его пару одну, без защитника… Он постарался отогнать эту мысль.
Нет, он должен был защитить ее. Это единственное, что он действительно должен был сделать.
Закрыв глаза, Себастьян превратился в дракона и полетел к отелю Чэннон, где вновь сменил форму и зашел в ее комнату уже человеком. Он собирался нарушить все известные законы.
Мужчина горько рассмеялся. Для него это было не в новинку. И какое ему вообще до этого дело? Его люди изгнали его давным давно. Он был для них мертв. Почему он должен подчиняться их законам? Они его не волновали. Ему было плевать на все. На всех.
И все же, когда Себастьян увидел Чэннон, спящую в лунном свете, с ним случилось нечто невероятное. Чувство обладания ею прошло сквозь него. Она была его парой. Его единственным спасением, по каким бы извращенным причинам не связали их мойры. Оставлять здесь Чэннон без защиты было неправильно. Она не имела ни малейшего представления о врагах, готовых на все, чтобы достать его, врагах, которые без колебаний причинят ей боль, просто потому, что она принадлежит ему.
Себастьян прилег рядом и заключил ее в объятия. Она пробормотала что-то во сне и прижалась к нему. Сердце мужчины заколотилось от ощущения ее дыхания на шее. Он опустил взгляд на ее правую ладонь, прижатую щекой, несущую на себе такую же метку, как и его левая рука. Он вечность ожидал ее появления. После всех этих веков опустошающего одиночества, мог ли он осмелиться, хотя бы помечтать о доме? О семье? С другой стороны, смел ли он этого не сделать?
Чэннон, — нежно прошептал он, — пытаясь разбудить ее. — Я должен кое-что у тебя спросить.
— Хмм? — промурчала она во сне.
— Я не могу перенести тебя из твоего времени без твоего согласия. Мне нужно, чтобы ты отправилась со мной. Ты согласна?
Она моргнула, открывая глаза и, хмурясь спросонья, поглядела на него.
— Куда ты собираешься меня взять?
— Я хочу, чтобы ты отправилась ко мне домой.
Она улыбнулась, словно ангел и вздохнула.
— Конечно.
Себастьян сжал руки вокруг нее, когда девушка опять заснула. Она сказала да. Его затопила радость. Может быть он, наконец, искупил свои грехи. Может на этот раз, у него будет возможность получить временную отсрочку от мучений прошлого.
Прижимая Чэннон к себе, Себастьян пристально вглядывался в окно, ожидая первых рассветных лучей, чтобы перенестись из ее действительности, в мир, лежащий за границами самых диких ее фантазий.
Чэннон почувствовала странное подергивание в животе, переходящее в ужасную тошноту. Что за чертовщина?
Она открыла глаза и увидела Себастьяна, смотрящего на нее. На нем была интригующая маска из черных и красных перьев, еще сильнее выделяющая золото его глаз. Покрывая лишь его лоб и левую часть лица с татуировкой, она напомнила ей о Призраке Оперы. Она никогда не считала маски сексуальными, но на нем, м-м-м, детка. Он был одет в еще более возбуждающие доспехи черной кожи поверх кольчужной рубашки — кожаные доспехи, покрытые серебряными кольцами и заклепками, через которые сверху донизу проходила шнуровка. Концы ее были не стянуты, оставляя соблазнительную щель, сквозь которую проглядывала его загорелая кожа. Ням-ням.
Улыбаясь, она собралась что-то сказать, пока не поняла, что сидит на спине коня. Очень, очень большого коня. Что еще интереснее, она была одета в темно-зеленое платье с широкими рукавами, струящееся вокруг нее как наряд сказочной принцессы.
— Отлично, — выдохнула она, проводя рукой по замысловатой золотой вышивке на рукаве. — Это сон. Я согласна на сон, где я буду спящей принцессой или что-нибудь еще в этом роде.
— Это не сон, — сказал он тихо.
Чэннон нервно рассмеялась, приподнимаясь на его колене и оглядываясь вокруг. Солнце было высоко, как если бы день был в самом разгаре, и они ехали по старой проселочной дороге, которая вела прямо к густому выглядевшему доисторическим лесу.
Что-то было не так. Она чувствовала это сердцем и видела по его напряженному телу и осторожному взгляду. Он что-то скрывал.
— Где мы?
— «Где», — медленно сказал он, избегая встречаться с ней глазами, — и близко не так интересно, как «когда».
— Прости?
Она увидела эмоции, промелькнувшие в его глазах, и самой странной из них была мимолетная паника, как будто ответ на ее вопрос заставлял его нервничать.
— Ты помнишь, прошлой ночью я попросил разрешения взять тебя домой, и ты сказала «конечно»?
Чэннон нахмурилась:
— Смутно.
— Так вот, милая, я дома.
У нее заболела голова. О чем он говорил?
— Дом? Где?
Он прочистил горло и все еще боялся глядеть на нее. Этот мужчина определенно что-то скрывал. Но почему?
— Ты говорила, что любишь исследования, так? — спросил он.
Ее внутренности сжались еще сильнее.
— Да.
— Тогда считай это уникальной исследовательской кампанией.
— Что это значит?
Его челюсти напряглись.
— Разве ты никогда не мечтала попасть в Англо-Саксонию и выяснить, какой она действительно была до Норманнского завоевания.
— Конечно.
— Ну вот, твое желание исполнилось. — Он взглянул на нее и одарил неискренней улыбкой.
Так, этот парень не был Робином Уильямсом [3], и, если только она не забыла чего-то очень важного о прошлой ночи, она не вызывала его из бутылки. Если он не был джинном…
Она нервно рассмеялась:
— О чем ты говоришь?
— Мы в Англии. Или, скорее, мы там, где вскоре появится Англия. Сейчас это королевство называется Линдси.
Чэннон замерла. Она знала все об этом средневековом Саксонском королевстве и это…это было не возможно. Она ну никак не могла быть там.
— Ты опять подшучиваешь надо мной, ведь так?
Он отрицательно покачал головой.
Чэннон потерла лоб рукой, пытаясь разобраться во всем этом.
— Так, ты накачал меня клофелином. Великолепно. Ты понимаешь, что как только я приду в себя, я вызову копов.
— Ну, до появления копов, которых можно будет вызвать, пройдет еще лет девятьсот, и еще около столетия до того, как появиться первый телефон. Но я согласен подождать, если хочешь.
Чэннон зажмурилась, пытаясь думать, несмотря на пульсирующую головную боль.
— Так ты хочешь сказать, что я не сплю и не нахожусь под действием наркотиков.
— Верно, по обоим пунктам.
— Но мы в Англо-Саксонии?
Он кивнул.
— И ты — охотник на драконов?
— О, так эту часть ты помнишь.
— Да, — сказала она рассудительно, но с каждым словом, произнесенным после, ее голос превращался в тихую истерику.
— Чего я не помню, так это как, черт побери, я тут оказалась, — заорала она, вспугнув несколько птиц.
Себастьян моргнул. Она уставилась на него.
— Ты сказал, что голоса Рода Серлинга за кадром не будет, и вот она я, в центре эпизода Сумрачной зоны. О, и, дай-ка мне догадаться, она называется «Ночь абсолютного кретинизма»!
— Все не так плохо, — сказал Себастьян, пытаясь придумать, как лучше объяснить ей все. Он не винил ее за злость. Вообще-то, она восприняла все гораздо лучше, чем он осмеливался мечтать.
— Я знаю, что все это нелегко.
— Нелегко? Я даже не знаю, с чего начать. Я сделала что-то, чего раньше никогда не делала, и вот, я просыпаюсь, и ты говоришь, что предположительно перенес меня в прошлое. Я не уверена, что я нахожусь в своем уме, и у меня нет галлюцинаций. Почему я здесь?
— Я…— Себастьян не был уверен, как лучше ответить. Сказать правду он не мог. Чэннон, я практически похитил тебя, потому что ты моя пара, и я не хочу оставаться в одиночестве следующие триста-четыреста лет своей жизни. Нет, это определенно не то, что мужчина может сказать женщине на первом свидании. Ему нужно было соблазнить ее. Быстро. И завоевать, чтобы она сама захотела остаться с ним. Лучше всего еще до того, как дракон сожрет одного из них.
— Слушай, почему бы тебе не отнестись к этому, как к грандиозному приключению. Вместо того, чтобы читать об истории, которой ты учишь других, ты можешь пожить в ней пару недель.
— Ты что — Дисней Уорлд? — спросила она. — Я не могу оставаться тут несколько недель. У меня есть своя жизнь в двадцать первом веке. Меня уволят с работы. Я потеряю машину и квартиру. О боже, кто заберет мои вещи из стирки.
— Если ты останешься со мной, таких проблем не будет. Тебе никогда не придется волноваться об этом снова.
Чэннон в ужасе посмотрела на него. О, Боже, пусть это будет какой-нибудь ужасный кошмар. Ей нужно проснуться. Это не может быть правдой.
— Нет, — ответила она, — ты прав. Мне не нужно беспокоиться об этом в Англо — Саксонии. Мне нужно волноваться только о недостатке гигиены, отсутствии водопровода, нашествии викингов, сожжении на столбе, нехватке современных удобств и ужасных болезнях без антибиотиков. Господи, я даже не смогу достать тут Мидол [4]. Не говоря уже о том, что я не узнаю, что будет в «Баффи» на следующей неделе.
Себастьян испустил долгий терпеливый вздох и одарил ее извиняющимся взглядом, который подавил большую часть ее гнева.
— Гляди, — тихо сказал он, — давай заключим сделку. Проведи со мной пару недель и, если, ты действительно не сможешь этого выносить, я верну тебя домой, так близко ко времени твоего исчезновения, как только смогу. Хорошо?
Чэннон все еще пыталась ухватить суть происходящего.
— Ты можешь поклясться, что ты не играешь с моим разумом. Я действительно здесь, в Англо-Саксонии.
— Клянусь душой своей матери, что ты в Англо-Саксонии и я смогу вернуть тебя обратно. И, нет, я не играю с твоим разумом.