Ели, пили, танцевали, благодаря Кильке играли в фанты. Ему же, правда, и перепало. Ритка, уверенная, что фант вытягивает Ксюха, загадала:
— А этому фанту взасос поцеловаться с Серёгой!
Килька, по-моему, опешил, что невероятно. А все в подпитии, хохочут, подбадривают, и я первый:
— Не дрейфь, Киля, у Серёги медицинская справка есть, он здоров!
Серёга подпрыгнул к мелкому, сгробастал мартышку обеими руками, только хвостик и виден из-под Серёгиной толстовки и руки жалостливо висят. Серёга с рыком примкнул к мартышкиному лицу. Гад, головой ещё ворочает, это он так языком в нём крутит? Противно стало и мерзко, эх…
Мой дружок от Кильки отпрянул, губы у обоих блестят. Серёга довольнющий, мелкий — растерянный. Но быстро справился с собой и так же быстро свернул эту долбаную игрушку, тут же предложив другую — твистер. На плитках пола фломастером написал цифры и давай изголяться над желающими. Те запутывались руками, ногами, падали друг на друга, опять весело. В разгар твистера ко мне подходит Серёга и тихо в ухо говорит:
— Не дёргайся, чмокнул только! Я ж не сука!
Я покосился на друга:
— Да я и не дёргаюсь… ты Ксюхе это скажи!
— Она-то как раз пусть дёргается, ей не скажу!
На этом месте меня вызвали играть в твистер. Сначала я довольно легко обыграл Наташку с седьмого отряда, ей просто не повезло с циферками. А потом с победителем вызвался сразиться и Килька, а Наташка стала циферки называть, отвернувшись от нас.
Поднимаю правую руку:
— Два!
Килька левую ногу:
— Семь!
Стою, любуюсь на килькину ногу. Поднимаю левую руку:
— Двенадцать!
Теперь прижался шеей к его ноге. Он поднимает левую руку:
— Три!
Килька перегибается через меня… В общем, у нас что не игра, всё к одному сводится, ко грехопадению. Тут, правда, цель удержаться, не упасть, переплетаясь телами. Я сильный, а Килька гибкий, поэтому сражались долго. Позы принимали самые причудливые, то я на нём, то он между ног, то я лицом в его зад, то он пыхтит мне в шею. И таки я победил. Он поднимает левую ногу:
— Пятнадцать!
— Аааа! Я через этого кабана не дотянусь! — а правая нога на единице стоит.
— Под ним давай!
Чувствую, лезет под моим задом его нога, ну я и пошевелился немножко, Килька рухнул. А я закричал тарзаном. Ладно, хоть Киля не расстраивается, когда проигрывает, лежит на клеточках твистера и смеётся. По доброй традиции подхватываю его с пола и кружу.
Ещё Килька меня на танец пригласил, на медленный! Правда, у Серёги Стаса Михайлова не оказалось в фонотеке, но он какую-то офигенскую румбу включил. Бальными танцами я никогда не занимался, но поддержать могу, а вот по поводу Кильки у меня закралось подозрение, что он в хореографию ходил. Крутится, задницей восьмёрки выделывает, страстно губу нижнюю закусывает, то приближается, то отдаляется, двигает меня тельцем своим, обнимает меня за шею, я его за рёбра, в моей руке его ладошка… Ну да! У него вновь дурилка, а у меня вновь секс. Чувствую себя озабоченным котом, но котом, которого хотя бы не динамят так явно!
Потом я напился. В отличие от мартышек, я пьяный никогда не отключаюсь, поэтому прекрасно всё помню. Как танцевал вместе с Килькой на кубике, как догонял его, сбежавшего покурить, как отбирал очередную пачку сигарет, как поспорил на желание, что мы отрядом все спортивные соревнования на смене выиграем, как потом, навалившись на Килю, шёл в корпус, как он ржал над тем, что я упал на пол, снимая джинсы. Я всё прекрасно помню!
Килька
Сижу над пьяным телом и размышляю, как роденовский мыслитель. Интересно, вспомнит он всю эту хрень, что выделывал на тусовке? Пригласил меня на танец, идиот! Весело, конечно, отожгли, но я же типа пошутил вечером! Или как он тащил меня от курилки, захватив вокруг талии и уместив к себе на бок. Сила есть, ума не надо! А его стриптиз на кубике! Это, конечно, фигура высшего пилотажа! В одних плавках остался, урод! Мышцами своими играет, волну животиком накатывает, ягодицами дёргает. Ещё меня подбивал! Ага! Я и он голые, как слон и Моська — забавно и поучительно! И зачем меня тащил на себе до корпуса? Загадочна фраза: «Носить на руках — древний обычай. Надо, Киля, надо!» Позорище!
Намазать, что ли, кабана зелёнкой? Она почти не смывается! Ему можно меня позорить, а мне его? Можно реснички нарисовать, носик, написать что-нибудь, типа «кот-задрот». Хотя непедагогично, дети ж кругом! Тогда «кот Шурик»? Или убьёт? Пожалуй, оставлю зелёнку на будущее, когда наши отношения будут более близкими и дружескими! Улыбаюсь! Хм, он тоже улыбается. Лыбься, лыбься, завтра на лбу рог будет! И будет не кабан, а носорог! Как он запутался в штанинах и вперёд в пол упал лбом! Ржака! Когда его поднимал, он при этом фигню какую-то нёс:
— А левая-то без ебли осталась! Чё ты, тебе трудно, что ли? А правой повезло-о-о-о! Киля, ты смотри-и-и-и, не увлекайся этим! А тем более с Серёгой, у него прикинь, затычка! Ага… Слушай, левую-то уважь… а?
И о чём это всё? Что за ебля? Что за затычка у Серёги? Левая и правая? При всей моей фантазии, расписываюсь в капитуляции. Решаюсь всё-таки воспользоваться бессознательным состоянием Шурика. Тихонечко прокрадываюсь в палату девчонок, видел у них лак для ногтей, похищаю красненький флакончик. И минут 15, высунув от усердия язык, раскрашиваю Коту ногти — сначала на руках, а потом и на ногах. Потом ещё любуюсь минут пятнадцать. Красавчег! Лежит на спине, ручки на грудь сложил, улыбается во сне. Ну-ну, что тебе снится, крейсер «Аврора»? И крейсер вдруг загудел:
— Ки-и-иля!
Я подпрыгиваю! Так, пора спать, руки чешутся ещё что-нибудь для Кота приятное сделать. Массаж делал, маникюр делал, танцы сексуальные в басике для него танцевал — все удовольствия мира! Ставлю назад флакончик с лаком и ныряю под одеяло.
Такое ощущение, что не спал, что только глаза закрыл, а тут гудок с крейсера:
— А-о-а-о-а! Киля-а-а-а! Тебе капец пришёл!
Я сонно ворочаюсь:
— Это ты на будильник такое поставил?
С меня слетает одеяло, меня хватают за щиколотки и стягивают на пол! Чёрт!
— Негуманно! — твёрдо говорю я, разлепляя глаза.
— Это что? — Кот в ярости протягивает мне руки.
— Красиво! — утверждаю я.
— Ты нормальный? Смысл этого теракта?
— Ты сам попросил! — упс, встрял котик, открыл ротик.
— Я?.. Ты врёшь, мерзкая Килька! Даже моё подсознание не способно на такие идеи!
— Ага! На стриптиз способно, а на красный лак нет?
— Стриптиз? — он нахмурил лоб, видимо, всё-таки что-то помнил. — Стриптиз — могу себе представить, но ла-а-ак! Я тебя просто сейчас за…
От за… (-ебу, -бью, -рою, -целую… думаю, первое) меня спасла чудесная ТатьСанна. Сначала она отматерила нас за внеурочную побудку. Потом, издеваясь над ориентацией Кота, предложила ему ацетоновую водичку. Я грустно смотрел, как красный лак исчезает у него с ногтей. К зарядке он вышел без моего креатива. Дулся всё утро.
А потом ещё хуже. После завтрака между нашими отрядами футбол и непонятый олимпийским комитетом пионербол. Конечно, мои дети меньше, у Кота — одни шкафы и шкафихи! Ясно же, кто должен победить! Кот свои команды выстроил, ценные указания даёт, с мальчишками мяч гоняет, голы забивает. А я что могу? Ну, румбу станцевать! Или танец маленьких утят! Могу поиздеваться над противником!
Их болельщики, кроме тупого: «Если наши проиграют, наши вашим напинают» — ничего придумать не могли. А мои — красавчики! Придумали с десяток, были и тупые, но часть — симпатичные кричалы:
— Как у первого отряда ноги есть — ума не надо!
— Если у вас тренер — Кот, то в воротах — обормот!
— Кто тронет олбанца, тот хуже засранца!
По поводу последнего я сомневался, а матершинные вовсе не утвердил. И ещё я взял рупор у физрука Виктора Ивановича и комментировал весь матч. В духе:
— Косоногий бугай из первого отряда прорывается к нашим воротам! Лёня! Не стой у него на пути, если он и сейчас промажет, его же напинают свои! Гол? Задница косоногого парня (как зовут?), мне подсказывают, Андрея, спасена-а-а-а!
— Счёт два ноль, это не то, что я от вас жду! Наши четыре ноль проиграли, а вы? Вам есть к чему стремиться!
— Внимание, внимание, тут сообщают, что к голкиперу первого отряда Иванову Алексею приехали родители, просим его срочно покинуть ворота и не менее 20 минут тупо ждать у лагерных ворот!
А когда наши забили таки гол, мы устроили массовый танец-истерию и ещё пробежку вокруг стадиона, Олега, забившего гол, качали на руках, а все девчонки были отправлены мной для целования бедного Иванова Алексея, пропустившего мяч. В общем, я сделал всё, что мог, чтобы поражение было не таким обидным.
Кот не вмешивался, стоял ухмылялся. Даже бесит, что его не заводит, ведь я оскорбляю его деток! Да и про него пару кричал и язв было запущено в эфир! И я не могу оставить всё как есть, дурость наружу просится, меня несёт, что не остановить:
— Товарищи! — ору я в рупор почти в ухо Коту. — Матч куплен, слит! Международный скандал! Из достоверных источников стало известно, что тренер «Чёрной каракатицы» пообещал команде второго отряда заплатить, если они проиграют матч! Скандал!
— И что же он пообещал? — ехидно спрашивает тренер-взяточник.
Так про сигареты нельзя, про лак на ногтях — за… роет. Про что же?
— Он пообещал поцеловать в зад! Представляете, какой конфуз! Фи!
И тут я понял, что договорился! Во-первых, какие-то сексуальные аллюзии вслух при детях и опупевшем физруке, во-вторых, надо бросать рупор и бежать. Коту показалось, что это так обидно? Я же пошути-и-и-и-и-ил…
Чешу от кабана Шурика по всему полю, детишки улюлюкают, мои мне помогают. Сенечка подножку поставил, но Кот ловко перекувырнулся и продолжил погоню. А-а-а-а-а! Я не могу не орать, это придаёт мне скорости… Уже поле закончилось и трава началась выше колена, ёлки-палки! Что я сказал-то такого! Ничего такого! Чтобы так нестись за мной! Может, остановиться?
Но на этой светлой мысли меня и так остановили, вернее, настигли. Кот схватил меня одной рукой вокруг тельца, развернул, сделал бросок, и я в траве. А он на мне!
— Мягко тебе? — еле дышу, но не могу молчать. — Я же пошутил, ты…
— Да ну?
И… впивается мне в губы. Не как вчера Серёга, тот просто прижался и всё. Кот всасывает меня в себя и требует, чтобы я подчинился. Ой-ёой-ёой! Это его язык такой во мне? Это он зубами так по губе делает? Это он кофе пил и всё ещё не выветрилось? Это потому, что он с закрытым ртом стоял в отличие от меня… Это он что-то говорит мне в рот? Дурак, нужно оторваться от меня, чтобы я понял, так, один гудеж… не-не, не отрывайся, хотя… Дышать, дышать, дышать…
Просто лежим в траве, но у нас мало времени, дети рядом. Мои олбанцы спасут своего вождя.
— В жопу же должен был! — возмущаюсь я.
— Что? — окосело смотрит он на меня. — А! Ну не при всех ведь! Это дома…
Он отваливается от меня, набегают дети и скручивают насильнику руки, победно крича…
Футбол закончился отлично: все довольны. Первый отряд — победой, мои олбанцы — спасением вожатого и весёлым унижением противника, физрук — тем, что уже кончилась эта свистопляска, Кот — демонстрацией своей силы надо мной. А я? Вроде тоже доволен…
Кот
Не выдержал, значит… Но всё равно доволен, пусть так! Никакого самокопания и выедания мозгов, захотел и поцеловал. Настроение сразу поднялось, да и Килька вроде не сильно припух от моей прыти… Поговорить о поцелуе не дали милые дети, обожаю их. Мы сразу погребли на отряды, я резко придумал кучу мероприятий, играл в «чепуху», учил парней играть в лапту. Перед самым обедом наш отряд в бассейн пошёл. На обеде нас весело развлекали воспитки. В тихий час болтал с детишками «за жись». А потом мы по договорённости с Килькой устроили чемпионат по пряткам между двумя отрядами. Сначала прятался мой отряд, на всех нацепили бумажные номера на спины. Дети, и с ними мы, разбежались по лагерю (условие — не входить в помещения). Засекается время, и второй отряд отыскивает людей с номерами, догоняет, срывает бумажки, и когда сорвана последняя бумажка, таймер останавливается. Контрольное время. Потом меняемся ролями. Мы ищем, они прячутся.
Наше время — 50 минут. Мы второй отряд почти всех нашли быстро, минут за 30. Ещё пять минут и осталось найти двух человек. Один из них — Килька. Я лично бегал до когда-то обнародованной дыры за складом, залезли даже на карусель в верхнюю кабинку, нарушая технику безопасности. Блин! Время идёт, уже 42 минуты! Бегу за костровую с двумя пацанами, нет никого, но тссс… Прижимаю палец ко рту, показываю парням, мол тихо! Подкрадываемся к пожарному щиту, рядом ящик с песком, а из него глухой голос:
— Ба… всё нормально! Лекарства пью! Всё взял!
— …
— Не бегаю! Да тут все мирные! Никто же не гоняется за мной! Дети маленькие, спокойные! Никаких нагрузок!
— …
— Ну, это в твоё время такие лагеря были! Сейчас не опасные для твоего внука-хлюпика!
— …
— Кормят хорошо!
— …
— Не курю! Тут не разрешают!
— …
— Не переживай, не было никаких приступов! Врач же сказал, что ремиссия…
— …
— Зачем он приходил? Гони его в шею! Я ничего от него не возьму! И не смей говорить ему ни про меня, ни про деньги!
- …
— Ба! Я сам справлюсь, он мне не отец! Ты лучше о себе подумай! Как давление?
— …
— Я не увиливаю!
— …
— Не говори ему, где я! Прошу тебя, бабулечка моя любимая!
— …
— Целую тебя, позвоню завтра!
И я забыл, зачем мы тут, что-то у меня сердце закололо. У Кильки проблемы? Проблемы с отцом? А что там про врача, про лекарства, про ремиссию? До меня доходит, что у него есть какая-то другая жизнь, в которой нет ни меня с мокрыми губами, ни надувной уточки, ни теневого театра. А есть что-то страшное… Или я неправильно понял?
Пацаны трясут меня за плечо, не дают анализировать. И мы открываем ящик. Килька, лежит там скрюченный, с телефоном под ухом.
— Ага! — восторженно кричат парни.
— Вот, гады! — так же восторженно кричит Килька, вскакивая. Мы срываем с него номер и бежим к нам в отряд. Когда добежали, таймер показывал 50 минут! Блин, ничья, что ли… Но я не расстроился, я уже расстроен, и мне всё равно стало, чем эти прятки закончатся…
Но Килька носится, бегает, он уже для своего отряда новую игру придумал, какой-то пионербол четырьмя мячами. Угнал их на стадион… Как он там сказал? «Никаких нагрузок…»
========== 6. ==========
Килька
Вечером Кот какой-то не такой. Ни с того ни с сего наорал на меня после второго ужина. И за что! За то, что мы решили в вышибалы поиграть. Бесит! Он что, бог вожатых? Видите ли, «нужно знать меру», «бегаете весь день», «обалдел, столько спорта нельзя». Велел заняться чем-то «мирным». Мой отряд, что хочу, то и делаю! Но на его сторону вдруг встала Ольга Петровна, она предложила провести «свечку». Кот одобрил, так как лежание в холле на одеялах и всякие россказни и прибаутки он счёл подходящим занятием.
Потом, после планёрки, я удачно улизнул за склад, договорившись с Серёгой, чтобы он тоже пригнал покурить. Он и пригнал, пригнал сюда Кота. Тот опять на меня наорал, главное, на Серёгу не орёт, его здоровьем он не обеспокоен! Бесит! Он что, моя бабушка?
В корпус пришли, так Кот запретил мне на ночное вожатское сборище идти. Типа хоть эту ночь выспись! А покушать? Повёл меня к нашим воспиткам, те впихали в меня всё сегодняшнее меню: сыр с завтрака, котлету с обеда, банан с полдника, запеканку с ужина, булку со второго ужина, всё это сверху залито чаем и засыпано конфетками. Наверное, это всё для того, чтобы меня обездвижить, так как сижу наетый, вздохнуть боюсь, кажется, что разорвёт. Договорились, что завтра двумя отрядами пойдём за территорию, на речку, обещали показать мне «чудо-место». В конце этих старческих посиделок Кот поднял меня за шкирку и уволок до кровати. Ладно, хоть не бросился раздевать меня, как маленького! Зато приказал:
— Всё, дрыхни!
Блин! Что за диктатура? Может, у меня планы какие на ночь? Чувствую, как во мне зарождается революционная ситуация, когда «низы не хотят, верхи не могут», в данном случае низы — мои ноги, не хотят смирно лежать, а верхи — моя головушка, не может просто подчиниться этому эксплуататору. Отвернулся от него, ручки под щёку сложил, изображаю засыпание, причмокиваю и соплю… А Кот даже свет ещё не выключил! Давай, спи уже! Моё сопение не убеждает, слышу, он мне говорит (совсем не как с заснувшим говорит, громкость не сбавляя):