Анну кивнул.
— Рисование учит замечать частности. Хочешь попробовать? Это поможет тебе собрать воспоминания в цельный и яркий образ.
— Букашка у меня не выйдет, — Анну ухмыльнулся несколько даже смущённо, принимая у северянина кисть. — Я не смогу так тоненько.
— Как буквы.
— Я не умею писать. Это — дело писцов.
— Тогда мы пока не станем рисовать тонкие линии. Хочешь — попробуем нарисовать плод т-чень? Это не трудно.
— Круглый, красный, с веточкой?
Северянин серьёзно согласился:
— Почти так. Ты упустил лишь два нюанса — внизу впадинка, а от веточки до этой нижней впадинки идёт узкий желобок. Верно?
Анну снова покивал, окунул кисть в краску и принялся вспоминать, как именно выглядит веточка плода т-чень. Это детское занятие неожиданно сильно его увлекло.
Анну вернулся в апартаменты, когда за окнами стояла густая темень. В сумрачном углу комнаты, позванивая бубенчиком, тенью маячил Наставник; Эткуру не спал, а при свете фонаря ходил туда-сюда по залу; увидев Анну, он остановился, зацепив пальцы за ремень.
— Где ты бродил, брат? Я решил, что тебя убили, и хотел поднимать охрану!
Анну положил на поставец влажный лист бумаги — и нелепая гордость тут же сменилась острым приступом стыда: зачем вообще было тащить к себе эту ерунду?!
— Что это? Письмо?
— Да нет, — замялся Анну, чувствуя, как кровь приливает к щекам, и радуясь полумраку. — Это… как бы… плод т-чень я нарисовал. Краской.
Эткуру уставился на него, приоткрыв рот:
— С ума ты сходишь, брат?
— Да нет… с северянином разговаривал. Родич Снежного Барса, ну, как бы… Барсёнок Барсёнка. Ар-Нель из рода Ча… девственник. Мне стало интересно, о чём они думают, эти язычники… ну и вот.
— О плодах т-чень? — спросил Эткуру саркастически.
Анну вздохнул.
— И о них тоже.
— Не опрометчиво ли Львёнку заниматься с язычником языческими глупостями? — вставил Наставник из угла. — Не должно ли Львёнку подумать, что в этой холодной стране он ходит, окруженный врагами, а демоны глядят на него изо всех щелей?
— Тебе пора спать, мудрейший, — сказал Анну. — Всем пора спать, я сильно задержался.
Было совершенно невозможно объяснить Наставнику или Эткуру, как это было захватывающе и забавно — обсуждать с маленьким северянином особенности плода т-чень и смотреть, как на бумаге под его тонкими пальцами сами собой появляются живые формы, а плоские пятна приобретают призрачный объем, становясь похожими на настоящие осязаемые предметы… В этом было что-то от языческого колдовства — но без грязной тайны.
Разумеется, рисовальщик — всего лишь ремесленник, презренный работяга. Всё это изготовление вещей — удел рабов, в сущности, и северный аристократик роняет, опускает себя мараньем по бумаге. Достойное Львёнка дело — война. Власть. Эткуру совершенно прав, издеваясь над таким нелепым занятием, как мазня красками.
Но Анну почему-то думал об Ар-Неле. Он даже договорился, уходя, встретиться с ним на следующий день, чтобы выпить травника и ещё что-нибудь нарисовать при ярком солнечном свете.
Анну необычно хорошо чувствовал себя в обществе Ар-Неля. В конце концов, снисходительные смешки северянина — это всего лишь обычные повадки Барсёнка, это ничего не значит, их можно простить… за то, что интересно и приятно разговаривать и что-нибудь делать вместе.
Анну не помнил, чтобы с кем-нибудь из братьев было по-настоящему интересно делать вместе какой-нибудь пустяк — без скуки, злости, азарта или соперничества, просто так. Ар-Нель — он был очень необычный.
Но Эткуру не следовало об этом знать, а бесплотным — и подавно.
* * *
Запись N134-09; Нги-Унг-Лян, Кши-На, Тай-Е, Дворец Государев.
Как у Чехова — тут пьют чай, а где-то там…
Я пил чай, вернее, чок с Господином Главным Гадальщиком.
Всё-таки, я это слово неправильно перевёл. Он не Астролог, а именно Гадальщик. Предсказатель. На земную астрологию эта система не особенно похожа, как и вера в Кши-На — на земное язычество. Так, кое-какими частностями. Ну, во-первых, влияние светил и планет тут не при чём. Когда они говорят "Небеса", имеют в виду некие "Силы Небесные", божественную сущность, на небесах обитающую, а конкретно — богов-демиургов, День и Ночь. Поэтому те расчёты, которые делает Гадальщик — вовсе не по звёздам, они на другое опираются.
Во-вторых, аналог Гадальщика — не придворный мудрец, а королевский духовник. Храмовые жрецы аналогичны, скорее, земным монахам — вечные юноши, отказавшиеся от всяческих плотских страстей ради служения божествам и людям одновременно… больше людям, чем божествам — ну и деньги таким образом зарабатывают. Всё-таки жители Кши-На не мистичны до смешного, скептики и практики: несмотря на все объяснения, Ар-Нель в упор не понимает, зачем гнать торговцев из храма, если торговля — дело тоже в своём роде святое, дело для людей, такое же нужное и полезное, как и храм. У его соотечественников нет представления о святости выше земных дрязг. Своих богов они просят не о духовных абстракциях, а о вполне конкретных вещах: о правильной хорошей погоде — для урожая, о росе, полезной для шелкопрядов, о приплоде скота, о чистом цвете краски… о здоровье своих близких или их загробном покое. О простых, бытовых или денежных делах. Женщины молятся о любви, лёгких родах и здоровых детях — богине Ночи, Княгине Тьмы, Матери Жизни, Смерти и Сна — покровительнице и заступнице трофеев, Госпоже Любви; ей иногда приносят в жертву отрезанный локон — определённо символизирующий, нетрудно догадаться, что. И торговцев в храмах традиционно полно — продают бумажные цветы, которые сжигают для умерших предков, благовония, освящённые чёрно-белые пирожные, помогающие в любви, благословенные Князем Света крохотные ножики в расписных ножнах, которые от сглаза и на счастье вешают на шею детям на красном шнурке… А жрецы веруют истово и тоже не слишком высоко: жрец может искренне возмутиться неверием паствы, пришедшей просить дождя без зонтов, но наставлять на путь — не его дело.
Дело Гадальщика.
Гадальщиков сравнительно немного. Они живут при храмах и, как правило, женаты. Вообще, Гадальщик — это жрец, на которого сошла благодать в виде неожиданной и сильной земной любви, равно как и понимания сути вещей. Простой жрец сути вещей может и не понимать: его дело — ритуалы, а вот Гадальщика боги наделяют способностью видеть возможные пути развития отношений между людьми. Хороший Гадальщик сватает, консультирует торговые сделки и отлично разбирается в политике, он — тонкий интуитивный психолог, а отчасти и психотерапевт. Очень серьёзные подарки, которые делает Гадальщику паства — основа храмового имущества, больший доход, чем пожертвования просящих о солнце или дожде прихожан — а храм платит какие-то проценты в государственную казну, как любая коммерческая структура. И никакой тебе сакральности.
В деревнях дело Гадальщиков ограничивается хозяйственными советами и сватовством.
Сватовство — очень непростое дело. Во-первых, официальные партнёры не должны быть родственниками. Во-вторых, они должны быть ровесниками с приблизительно равными физическими данными — чтобы уравнять возможности. В-третьих, учитываются тонкости общественного положения, равно как силы Земли в виде духов стихий, присутствовавших при рождении младенца, и силы Неба в виде духовных покровителей уже юноши… Короче говоря, удачно слаженный брак — счастье для родни молодых и основательная выгода для Гадальщика, а удачных пар у хорошего Гадальщика бывает множество.
Правда, некоторые особенно темпераментные молодые люди могут попытаться изменить собственную Судьбу, как Н-До, убивший двоих аристократов прежде, чем нежно сойтись с маленькой бесприданницей из нищего рода — но такие вещи только подчёркивают здешнюю духовную свободу. Ар-Нель рассказывал мне старинную легенду о Юноше, вырвавшем страницу из Книги Судеб, чтобы спасти своего, против всех обстоятельств мира, возлюбленного. "Вырвать страницу из Судьбы" — означает "сделать наперекор всем общественным установкам, законам и морали"; тот, кто так себя ведёт, попадает в безумцы или герои.
Господин Гадальщик Дома Государева, Уважаемый Господин Ун-Ли из Семьи Ро-Лн, относится ко мне именно как к "вырвавшему страницу". Он знает, что я рассказал Ра о его ночном разговоре с Господами Л-Та — но и не думает поучать или порицать. Этот маленький толстенький хомячок нюхом чует, откуда дует любой ветер; у него трое детей — женатых, а сам он в юности считался орлом на мечах, несмотря на совершенно не боевой вид. Подозреваю, что Ун-Ли, как Ар-Нель, предпочитает втягивать все свои опасные коготки, чтобы не показать их раньше времени.
Я его страшно интересую. Он с удовольствием беседует со мной о вере, но, кажется, своей профессиональной интуицией, ещё лучше, чем Ар-Нель, чует, что я чужой его миру. Время от времени мордочка у него почти сочувственная — брови поднимаются домиком, а уголки губ опускаются, как у печального мопсика. Он задаёт мне опасные вопросы.
А что сталось с моей женой? Ах, она умерла во время эпидемии… какое тяжёлое горе… Вместе с детьми? Он скорбит вместе со мной. А сколько нам с женой было лет, когда мы скрестили клинки? Ах, по двадцать пять… серьёзные лета. Нет-нет, женщина может красиво пройти метаморфозу и в тридцать, но вот здоровье… роды… Лично он бы не посоветовал так долго ждать судьбы. У совсем юных тело упруго и текуче, как вода — вот, взгляните на Государыню! Ещё не прошло и месяца с поединка, а она уже готова бегать, скакать верхом и играть в спарринг с подругами и августейшим супругом… молодость — великое дело… Вот увидите, не пройдёт и пары лет, как она подарит Государю здорового наследника!
Это он к тому, что мне не годится жить в одиночества, а выбирать следует юных, хе. Он готов найти мне подходящую рабыню — я отказываюсь. Рассказываю о Ри-Ё, объясняю, что не могу резать человека без поединка, а поединок "палка против меча" вызывает у меня омерзение самой идеей. В масленых круглых глазках Ун-Ли появляется намёк на искреннее уважение — и он заговаривает о благородных вдовах. Я обещаю подумать.
А Ун-Ли доверительно сообщает, что по просьбе самого Государя собирается устраивать судьбы братишек Ра. Господа Л-Та, которым вернули многие древние привилегии Семьи, купили дом в Столице, часто бывают при дворе… у них был там какой-то… в деревне… который никак не мог устроить судьбу Великолепного Господина Н-До — так вот, грустную участь Старшего Брата не годится разделять младшим детям из такой важной Семьи, близкой к Вершине Горы. Нехорошо, когда у Князей Крови нет судьбы. Ун-Ли рассматривает родословные и знаки Земли и Неба у самых интересных молодых людей Столицы…
Ага. Юу, скорее всего, отбегался на свободе. Каково-то ему будет меряться силами с бойцом из Столицы? Но, как бы с Юу не вышло — Ма-И ещё сложнее. Этот парнишка, худенький, бледный, болезненный, мучительно застенчивый и нелюдимый, не рискующий заходить к собственной августейшей сестрёнке, когда она не одна — не идеал он по здешним меркам. Совсем не идеал, к тому же — боец очень посредственный. Династический союз… и убьют его в поединке, как пить дать.
Смерть Официального Партнёра — самый лёгкий способ отделаться от небесных знамений и родительской воли. Я его не люблю — Небеса против — Небеса направили мою руку — я убил — найду другого. Убийство на поединке убийством не считается — это перст Судьбы. Если парень — не Всегда-Господин, он инстинктивно стремится скрестить клинки с достойным соперником, даже если "звёзды против"; обычно это удаётся. Я увеличил жизнь Ма-И всего на полгода. Грустно. Я думал, после такого везения он хоть немного поживёт…
Я пытаюсь плавно перевести разговор на южан — но тут нас с Гадальщиком отвлекают вопли и свист из дворцового сада. Такие звуки — не для здешних мест: мы оба вскакиваем, чтобы подбежать к окну. Окно в апартаментах Гадальщика рядом с дворцовой часовней — прозрачное, из стеклянных шестиугольников в тонкой свинцовой оплётке.
Через эти стеклянные соты я вижу невероятную картину.
На широкой площади напротив Золотых Ворот — неожиданная толпа! Вперемежку: высшая знать Кши-На, преклонного возраста Господа Смотрители, улюлюкающие, как мальчишки, визжащие от восторга придворные дамы в мехах и золотом шитье, свистящие и размахивающие руками угрюмые воины-волчата с юга, королевские гвардейцы в светлых полушубках, по-гусарски скинутых с одного плеча… А в центре широкого круга — бойцы. С тростником.
В одном из них узнаю посла постарше. Ему года двадцать четыре, я думаю, или двадцать пять, он плотный хмурый парень, жёсткий, с тёмной, как у земных арабов, физиономией, длинными и узкими кофейного цвета глазами, сломанным носом, выступающими скулами и подбородком с ямкой — но сейчас от его хмурости и следа не осталось, выражение лица — воплощение азарта. А второй — милый-дорогой Ча. Собственной персоной.
Псих. Ар-Нель — просто псих.
Мы с Гадальщиком переглядываемся, хватаем плащи — и выскакиваем на двор. Я перепрыгиваю на лестнице через три ступеньки и думаю, что Ча дурит, что уже по той малости, которую я успел узнать о южанах, такие весёлые игры в Лянчине не в чести. Что может вступить в башку чужака? Оскорбится — ещё не худший случай. При дворе поговаривают о том, что рабам на лице выжигают клеймо с эмблемой владельца — а потенциальным рабом эти гады считают любого северянина! Куда, куда суётся…
Я влетаю в толпу в тот момент, когда посол наносит сокрушительный удар — отшвыривает Ар-Неля назад шага на четыре, тот едва удерживается на ногах. Волчата восхищённо орут. Ещё бы они не веселились: Ча — ниже южанина на голову, тоньше, да ещё и младше. Со стороны — безнадёжный спарринг…
Посол прёт, как танк, и бьёт так, что палки трещат. Ар-Неля спасает скорость и гибкость — вот это есть, он быстрее южанина. Ча уворачивается с обычной снисходительной улыбочкой; я вдруг понимаю, что он даже не запыхался. У посла глаза блестят, опасная усмешка; он говорит между выпадами:
— Ты — степная мышь, Ар-Нель, такая мышь — шустрая, но лёгкая, — посол чистенько говорит на Кши-На, между прочим. Правильно, хоть и с акцентом.
Волчата хохочут.
Ар-Нель успевает сделать небрежный жест свободной рукой между выпадами.
— Ах, Анну, что-то подсказывает мне, что такие крупные коты, как Львята, неважно ловят мышей!
Посол лупит наотмашь где-то на уровне колен — Ар-Нель шикарно перепрыгивает палку, уклоняется от следующего удара — врезает торец тростника послу в грудь, так, что тот шатается. У посла потрясающе удивлённая физиономия, глаза расширились. Двор Государя Кши-На вскидывает кулаки, радостно вопит.
— Ты уже мёртв, Анну — мне так жаль! — комически печально вздыхает Ар-Нель и пропускает удар по плечу сбоку — я всерьёз боюсь за его кости.
— Это не меч! — злорадно сообщает посол. — Это палка, иначе быть бы тебе моей рабыней!
Ар-Нель смеётся, игнорируя явно сильную боль.
— В ближайшие дни у меня не было хороших спарринг-партнёров, — говорит он, продолжая улыбаться. — Чтобы эффективно рубиться с тобой, мне своего коня придётся научить фехтованию и тренироваться с ним. Подозреваю, у него будет сходный стиль.
Теперь северяне хохочут и свистят. Волчата, на миг замешкавшись, тоже смеются.
— Ты назвал меня лошадью?! — рычит посол в комической ярости. — Ну вот, ты, Ар-Нель, пропал — тебе не жить!
— Убей меня! — смеётся Ар-Нель. — Встретимся в Обители Цветов и Молний, — и уходит от удара.
— Я тебя научу истине, язычник! — посол ухмыляется. — Постой минутку спокойно.
— Что ты, Анну! — восклицает Ар-Нель под общий смех. — Мы разочаруем всех, если оба будем столбами стоять!
— Такой злой язык отрезают с головой! — заявляет посол — но невольно фыркает тоже и пропускает роскошный удар по шее.
— Голову отрезают так? — невинно осведомляется Ар-Нель.
Посол резко выдыхает — и бьёт так, что палка Ар-Неля с хрустом ломается пополам.
— Оэ! — вскрикивает Ар-Нель, поднимая обломок. — Остановись!
— Теперь ты мёртвый, — самодовольно говорит посол.
— Это — твой поединок, — говорит Ар-Нель с еле слышным вопросом в тоне и констатирует, — ты отличный боец, Анну.