— Оно вам не нравится?
— Оно отвратительно, синьор, просто отвратительно… Лицо вампира, не удосужившегося умыться после трапезы!
— Я не позволю вам разговаривать со мной в таком тоне!
— Простите, синьор, это не я, а ваша мать.
— Моя мать?
— Да, Италия, которую я воплощаю благодаря этой униформе. А кроме того, я слышал, как эта молодая дама кричала, чтобы вы оставили ее в покое. По-моему, вы тут чинили насилие…
— Да это же моя жена!
— Даже если вам удастся это доказать, синьор, имейте в виду, воспитанный мужчина не должен навязываться… Морано!
— Да, сержант?
— Понаблюдайте-ка за этой парой — не скажу преступной, а возможно даже и не подозрительной, но странной! Вот самое подходящее слово: странной! А я тем временем загляну в комнаты — кто знает, может быть (слышите, Морано, я подчеркиваю эти слова: может быть), обнаружу там corpus delicti[6].
— Чего-чего, сержант?
— Слишком сложно для вас, Морано! И не настаивайте, это было бы проявлением весьма дурного вкуса… Синьора, синьор, мы скоро увидимся, э!
Сержант отвесил поклон по всем правилам итальянской вежливости и вышел в гостиную, где и провел некоторое время, пересаживаясь с кресла на кресло и мечтая, как было бы здорово подарить Антонине такие же. Потом он заглянул во вторую комнату, но и там не нашел ничего подозрительного. Зато на пороге кухни Коррадо замер как громом пораженный. Быстро возвратясь в спальню, сержант не стал скрывать обуревающие его чувства.
— Я только что побывал на кухне… Потрясающе! Это напомнило мне землетрясение, которое я, увы, однажды наблюдал в Калабрии… Так что за страшная сцена происходила у вас на кухне?
— Я уже битых полчаса пытаюсь вам это объяснить! — буркнул Санто.
— Что ж, синьор, я вас слушаю.
Фальеро рассказал обо всем, что случилось на вилле, с тех пор как туда приехали они с Тоской. Когда он умолк, сержант задумчиво погладил усы.
— Надеюсь, вы бы не посмели разыгрывать сержанта карабинеров, синьор?
— Что за странный вопрос!
— Да просто в вашу историю довольно трудно поверить…
— Согласен с вами и признаю, что, не будь у меня такого доказательства, как разбитое лицо, я бы и сам, наверное, подумал, что мне все это померещилось… Бывают же кошмарные сны…
— И вы никогда прежде не видели того здоровяка, что ехал за вами на мотоцикле, стрелял в вас, а потом еще и пытал?
— Никогда!
— А вы, синьора?
— Никогда!
— А что понадобилось тут этому Субрэю?
Пришлось объяснять сержанту и кто такой Жак, и причины его безумного поведения в этот день. По мере того как Тоска рассказывала, Коррадо проявлял все более явственные признаки воодушевления и наконец не выдержал:
— Синьора, как же вы могли привести его в такое отчаяние? Несчастный любит вас до сумасшествия! Ах, синьора, при всем моем почтении к вам, позвольте заметить, вы поступили очень дурно!
Коррадо поднял указующий перст.
— И Там вас могут осудить за такую жестокость!
Фальеро не понравился этот лирический порыв.
— Прошу вас выбирать слова, сержант! Не забывайте, что вы разговариваете с моей женой, синьорой Фальеро!
— Знаю, синьор, знаю! Но я поставил себя на место бедняги, у которого украли любимую девушку! Если бы у меня отняли мою Антонину, я бы с горя спалил весь полуостров! И я бы прикончил похитителя, соблазнителя, самозванца!
— Эй, послушайте, вы…
— Конечно, если бы я не был карабинером… А теперь, может быть, вы покажете мне свои документы, а?
Санто передал сержанту свидетельство о браке и удостоверение личности. Коррадо внимательно изучил документы.
— Ну, теперь убедились?
— О да! Синьора Фальеро, имею честь еще раз почтительнейше поздравить вас… Я понимаю всепоглощающую страсть того француза. Стоит только поглядеть на вас — и сразу чувствуешь волнение, вы смущаете души, синьора, и…
Фальеро вернул его на землю.
— Успокойтесь, сержант, и помогите нам выбраться отсюда!
— И куда же вы хотите ехать, синьор?
— Мы возвращаемся в Болонью.
— Невозможно! Я не имею права покидать свой участок, а по дороге на вас снова могут совершить нападение. Вы проведете ночь в этой прелестной комнатке. А мы с карабинером будем охранять ваш сон и вашу любовь…
— Но…
— Это приказ, синьор Фальеро! Приказ, продиктованный мне чувством ответственности! Подумайте, что синьор француз оплакивает потерю любимой и, быть может, неподалеку… А доведенный до отчаяния влюбленный способен на все, синьор! Спокойной ночи, синьора! Спокойной ночи, синьор, и не беспокойтесь ни о чем: Коррадо на посту. Пойдемте, Морано! И не забудьте, мой мальчик, самое главное — такт и скромность!
Супруги Фальеро наконец остались вдвоем.
— Мы оба случайно не сошли с ума? — прошептала Тоска.
— Нет, дорогая…
— Тогда, значит, этот карабинер существует на самом деле?
— Увы!
— Может, позвонить папе?
— Он вам не поверит, а кроме того, я стану посмешищем, хотя, должно быть, в ваших глазах я и так достаточно смешон…
— Да нет же, Санто, нет… Мы оба жертвы какой-то чудовищной, неправдоподобной игры… Попробуем уснуть, но, предупреждаю вас, нас окружают такие опасности, что раздеваться я не стану.
Тоска скинула туфли, и муж последовал ее примеру. Но едва она сняла блузку, намереваясь накинуть халат, как снова вошел сержант. Девушка вскрикнула и скорее накрылась одеялом. Коррадо в очередной раз раскланялся и отдал честь.
— Мое почтение красоте и целомудрию, синьора!
Фальеро стоял в носках, и потому его гнев не производил должного впечатления.
— Убирайтесь к черту! — заорал он.
— Здесь дама, выбирайте выражения, синьор, э? Я только хочу позвонить своей Антонине и успокоить ее. Не сомневаюсь, что синьора меня поймет… женская солидарность, э?
Сержант направился к телефону, а Санто поглядел на жену, закутавшуюся до самых глаз, и бессильно развел руками.
— Алло! Антонина? Это твой Карло… Все так же невредим, сердце мое, и по-прежнему тебя люблю. Я и вправду попал в трудное, если не сказать деликатное, положение… Ты ведь меня знаешь, услада моих дней… и знаешь мою скромность… Так что, раз я говорю, что держался великолепно, можешь мне поверить… Где я? В комнате молодой пары… у них сегодня как раз брачная ночь. Видела б ты невесту, Нина! Она почти так же хороша, как ты в день нашей свадьбы!.. Что? О, Нина, как ты можешь задавать подобные вопросы?!
Сержант осторожно накрыл трубку рукой и вне себя от восторга сообщил Тоске:
— Она ревнует!
И счастливый Коррадо вернулся к разговору с женой:
— Перестань, Антонина, а то ты меня расстроишь, а ты ведь знаешь, в какое состояние я прихожу, когда ты меня расстраиваешь, э? Так что прекрати!.. Ну да, я ухожу, а она остается с мужем… Нет, не думаю, чтобы он тебе понравился… далеко не так красив, как твой Карло… и потом, без этакой военной выправки, которая тебе по душе… Спокойной ночи, моя куколка… целую тебя в шейку, под кудряшками… Ха-ха-ха!
Сержант повесил трубку.
— Надеюсь, я не допустил никакой бестактности? — наивно спросил он.
Они лежали рядом под одеялом и пытались уснуть, но сон не шел. Санто немного знобило, и все избитое тело мучительно ныло. Услышав, что жена тихонько плачет, он неловко взял ее за руку.
— Не надо плакать, Тоска…
— Не могу… как подумаю обо всех своих надеждах… А ведь я хотела совсем немного! Любая самая ничтожная работница в Болонье имеет право на то, в чем мне почему-то отказано, — спокойную жизнь… За что? Я уверена, что с основания мира ни у одной женщины не было такой брачной ночи, как у меня!
— Во всем виноват Субрэй!
— Как вы думаете, Санто, тот тип, что так выискивал Жака, добрался до него и убил?
— Надеюсь!
— О!
— Послушайте, Тоска, Субрэй мне никогда особенно не нравился, но с сегодняшнего дня я его просто ненавижу! Я никогда не забуду, что он с нами сделал, и не понимаю, как вы можете даже теперь думать о нем без омерзения…
— Может быть, оттого, что я слишком долго думала о нем с нежностью… и вам это известно, Санто…
— Да… но вот чего я совершенно не понимаю, так почему ни на одной двери нет замка!
— Дядя Дино страдает клаустрофобией. Замки внушают ему ужас. И потом, живя один, Дино боится, что, когда ему вдруг станет плохо, никто не сумеет вовремя войти и помочь.
— Ну вот, а мы из-за дядюшкиных маний не можем даже запереть дверь! Хотя бы предупредил…
— Кто мог предполагать, что нас тут ждет? Санто, вы думаете, карабинеры нас стерегут?
— А что им еще делать?
— Спать…
— Ну нет, только не карабинеры! А вот вам надо попытаться хоть немного отдохнуть…
— Спокойной ночи, Санто.
— Спокойной ночи, Тоска.
Полная благих намерений молодая женщина закрыла глаза и погрузилась в легкую дрему, но какой-то чуть слышный скрип вскоре вырвал ее из сонного оцепенения, так и не дав по-настоящему уснуть. Приоткрыв глаза, Тоска увидела, что дверь в ванную тихонько отворилась и в комнату скользнула какая-то тень. Она сразу вспомнила, что в ванной большое окно и выходит оно на балкон, окружающий виллу. Молодая женщина в ужасе разбудила Санто. Тот вздрогнул.
— А? Что такое?
— Санто… в комнате мужчина!
— Мужчина? Вам приснилось!
Однако он повернулся и зажег ночник. В ногах у их постели действительно стоял мужчина.
— Вы?
— Собственной персоной. И после всех пуль, которыми вы меня недавно угостили, большая удача, что сюда явился не мой призрак!
— Что вам еще надо?
— От вас — ничего. И от этой несчастной, хоть она и начала уже расплачиваться за измену, — тоже.
Тоска как ужаленная соскочила с постели, и Субрэй с удовольствием отметил про себя, что она не раздета.
— Это вы мне изменили!
— И вам не стыдно? Я своими глазами видел вас в постели с другим!
— Но он же мой муж!
— А-а-а, признаете? Это вы задумали венчаться, а не я! И с кем же вы сочетались браком? Насколько я понимаю, не со мной?
— Нет, конечно!
— Ну, так кто изменил?
Тоска схватила себя за волосы и жалобно застонала.
— Святая Мадонна! Я схожу с ума! — забормотала она. — Меня отправят в сумасшедший дом! Я уже не знаю, за кого вышла замуж! Я уже не знаю, кто я такая! На помощь! На помощь!
— Это только начало расплаты! — безжалостно заметил Жак.
Санто тоже встал.
— Сейчас здесь случится что-то страшное, Субрэй!
— Оно уже произошло, когда эта несчастная сказала «да» в мэрии сегодня утром!
— И на что вы рассчитывали, забравшись сюда посреди ночи?
— Найти свой кейс!
Жак без лишних церемоний отодвинул Фальеро и, сунув под матрас руку, вытащил чемоданчик.
— Я положил его туда, когда шел спасать вас от американской гориллы, вообразившей, будто вы самая подходящая боксерская груша. Потом мне пришлось подождать, пока карабинеры уснут… А теперь остается только пожелать вам спокойной ночи!
— Погодите!..
Жак уже направился к двери, но, услышав оклик Санто, остановился.
— Погодите, Субрэй… Вы, значит, считаете себя вправе пытаться довести нас с Тоской до сумасшествия? И вы, очевидно, воображаете, будто мы готовы изображать козлов отпущения, пока вам не наскучит ваша игра? Что ж, вы ошиблись, мерзавец вы этакий! Говорите, это в вас я недавно палил в саду? Единственное, о чем жалею, так это о том, что промахнулся! Но подобное упущение всегда можно исправить, синьор Субрэй!
Продолжая говорить, Фальеро взял со столика револьвер и прицелился в Жака. Тот не верил собственным глазам.
— Но вы не застрелите меня так хладнокровно?..
— Вы ворвались ко мне ночью… ударили меня… И кто посмеет поставить мне в вину самозащиту?
— Тоска не позволит…
— Ей придется молчать — командую тут я! Мы в Италии, синьор француз, а не в вашей стране, и здесь женщины слушаются мужа!
Субрэй отлично понимал, что при такой взвинченности противника и в самом деле рискует отправиться на тот свет. Дверь далеко… Позвать карабинеров? Они прибегут слишком поздно. И Жак приготовился закончить жизнь так по-дурацки, как вдруг Тоска, чье молчание должно было бы удивить обоих мужчин, если бы они могли обращать внимание на что-то, кроме собственной ярости, как рысь налетела на мужа. Тот потерял равновесие, и пистолет выстрелил в пол. Жак одним прыжком добрался до ванной и исчез. Одновременно дверь из гостиной распахнулась и голос сержанта скомандовал:
— Стрелять из положения лежа! Быстро на живот, Морано!
Карабинер выполнил приказ.
— А теперь палите во все, что шевелится! Огонь!.. Ну, в чем дело? Вы стреляете или нет, Морано, э?
— Никто не шевелится, сержант!
— Мертвые есть?
— По-моему, нет, сержант…
Карло Коррадо осторожно заглянул в спальню и, окинув ее взглядом, вновь напустил на себя важность.
— Кто стрелял?
— Я.
— Вы, синьор Фальеро? В кого же это?
— Во француза.
— А, в воздыхателя синьоры? Вот упорный малый, э! Не желает так просто отступать, совсем как я! Мне стоило бы с ним познакомиться…
— В чем же дело? Бегите следом!
— Сначала скажите, почему вы пытались его убить, синьор!
— Потому что мне не нравится, когда ко мне в спальню забираются ночью и нарушают мой сон… я, разумеется, не имею в виду карабинеров…
— А вы сами не приглашали француза войти?..
— Я уже имел честь сообщить вам, что лишь вчера женился на синьоре и, каким бы странным вам это ни показалось, в настоящий момент у нас брачная ночь! Не знаю, как в ваших краях, сержант, но у нас в Болонье предпочитают проводить это время вдвоем.
— С тем же успехом мы могли бы устроиться в комнате ожидания на вокзале, — решительно поддержала мужа Тоска. — Вряд ли там больше народа и уж наверняка безопаснее…
Карло Коррадо отдал честь и поклонился.
— Синьора, разве вы не думаете, что, пока я рядом, вам нечего опасаться? — проворковал он.
Тоска пожала плечами и повернулась к нему спиной.
— Неужели я имел несчастье рассердить вас, синьора? Это был бы первый случай, когда дама не оценила Карло Коррадо.
Санто слишком долго сдерживался, чтобы не выложить наконец все, что накипело у него на сердце.
— Жалкий паяц! Вот кто вы такой, сержант! Смешной клоун, неспособный даже толком выполнить собственные обязанности!
— Синьор, я определенно начинаю все больше сочувствовать вашему сопернику-французу!
— И, несомненно, именно из этих соображений позволили ему удрать?
— Тысячу извинений, синьор! Но это вы в него стреляли… это вы промахнулись, и, следовательно, упустили француза тоже вы!.. К тому же мне лично этот человек ничего плохого не сделал! Зачем бы я стал его арестовывать?
— А мое лицо? Посмотрите, что этот негодяй с ним сделал!
— Видать, вы здорово вывели парня из себя, синьор… Честно говоря, не будь на мне формы, я бы тоже с удовольствием расквасил вам физиономию… Но это уже сделано… Впрочем, прошу синьору простить мне грубые слова… И я поищу вашего противника, раз уж вы не способны справиться с ним самостоятельно. Если бы тут не было синьоры… а, ладно!.. Ну и как выглядит этот бешеный?
— Ничем не примечательный тип…
— Прошу прощения, синьор, я обращаюсь к вашей супруге… Сдается мне, она гораздо лучше разглядела молодого человека… Итак, я слушаю вас, синьора!
— Высокий… брюнет… красивый…
— Очень?
— Что?
— Видите ли, синьора, в Италии красивых мужчин хватает… Так вот, я и хотел бы уточнить, о какой красоте идет речь — просто ли он хорош собой, но это обычное, ничем не примечательное соответствие классическим канонам, или же это истинная красота, вроде статуй Донателло и Микеланджело? Красота плюс изящество, природная грация… Или же он поразительно красив? Понимаете, синьора, я имею в виду нечто ослепительное, отчего у вас спирает дыхание и вы превращаетесь в рабыню с первой встречи?
— Нет, все же не до такой степени…
— Значит, вам больше повезло, чем моей Антонине… Бедная невинная овечка!.. Я тогда отправился в паломничество в Сан-Джиминьяно, и Антонина вместе с другими тосканскими девушками тоже шла туда… И как только наши две группы смешались… ах, синьора!.. Это было потрясающе, незабываемо!.. Едва мы встретились глазами, она пошатнулась, упала на колени и все было кончено!