- Погоди, - холодея от нехорошего предчувствия, остановил его полковник. - Как повесился?
Какого пацана?..
- Повесился обыкновенно - за шею. А пацан...
Лейтенант Лямин Виктор Сергеевич разве не твой орел?
Гэбэшник небрежно вынул из нагрудного кармана красную книжечку и протянул ее Сорокину.
Полковник развернул ее вдруг потерявшими всякую чувствительность руками и увидел, что это удостоверение Лямина. Еще он увидел, что уголок удостоверения запачкан свежей кровью.
- Что с Ляминым? - чужим голосом спросил он.
- Уже ничего, - пожал плечами Круглов. - Жаль парнишку. Три пули почти в упор. Умер, похоже, сразу. Там, на кухне, - добавил он, видя, что Сорокин поднялся.
Сорокин шагнул в кухню и сразу увидел Лямина, навзничь распростертого в луже собственной крови под лестницей, которая вела на чердак. Лейтенант все еще сжимал в руке свой бесполезный "Макаров". Поодаль валялся еще один пистолет - похоже, это был "ТТ".
- Орудие убийства, - пояснил неслышно вошедший следом Круглов, легонько поддевая пистолет носком ботинка. - Этот гад, похоже, прятался на чердаке, а когда твой человек туда полез... В общем, я опоздал самую малость. На полчасика бы раньше...
А так он успел ускользнуть. Пошел в соседнюю комнату, петельку соорудил...
Сорокин почти не слышал его. Подойдя к Лямину, он присел на корточки и пощупал пульс на шее.
Пульса не было, но тело было еще теплым - лейтенант умер совсем недавно.
- Как же это ты, сынок? - тихо спросил Сорокин и повернулся к Круглову. - Зверев где?
Вслед за неумолкающим майором он прошел в помещение, где висел бывший слесарь оборонного завода. На полу под ним поблескивала небольшая лужица, в стороне кверху ножками валялась отброшенная табуретка, похожая на дохлую собаку. Сорокин бросил равнодушный взгляд в перекошенное почерневшее лицо, машинально дотронулся до безвольно свисающей руки повешенного и вздрогнул рука эта была намного холоднее, чем кожа Лямина, умершего, по словам Круглова, на добрых полчаса раньше. Полковник перевел взгляд на гэбэшника, перехватил его колючий взгляд.
- Интересная история, - хрипло сказал полковник. - Прямо Агата Кристи.
- Да, - медленно проговорил Круглов, не отводя от Сорокина странного взгляда, - история что надо.
Ты бы уезжал отсюда, полковник. Добром тебя прошу!
- А это ты видел? - спросил Сорокин, показывая майору круглое окошечко в вечную жизнь, расположенное на дульном срезе своего служебного пистолета. - Ты арестован по подозрению в убийстве работника милиции. Так что добром тебя прошу: положи руки на затылок и встань лицом к стене, не то на совести Зверева окажется еще один труп!
Рассказывать сказки я умею не хуже тебя, так что шевелись-ка поживее!
- Попей холодной водички, полковник, - посоветовал Круглов, - приди в себя. Что ты несешь?
Однако Сорокин уже полностью овладел собой и теперь отчетливо видел панику, прыгавшую в глазах попавшегося гэбэшника. Было совершенно очевидно, что никакие подкрепления к нему не прибудут, что действовал он на свой страх и риск и вполне закономерно засыпался, поскольку слишком много о себе возомнил. Так что Сорокин, не тратя слов, энергично шевельнул стволом пистолета.
- Совсем ошалел, - пробормотал Круглов, но к стене все же повернулся и дал себя обыскать.
Помимо документов, пистолета, связки ключей и пружинного ножа, полковник обнаружил в левом заднем кармане джинсов майора проволочную удавку с удобными деревянными ручками. Защелкнув на запястьях Круглова стальные браслеты наручников, Сорокин вывел майора на крыльцо и сдал с рук на руки подоспевшей опергруппе.
Он пробыл на даче Зверева еще три с половиной часа и осмотрел все до конца. При его участии из тайника под полом дачи были извлечены двадцать пять килограммов чистого вольфрама. По всей видимости, это самое стратегическое сырье, которое было похищено с завода. В извлечении из петли тела преступного слесаря полковник участия не принимал, но судебные медики подтвердили его догадку: на шее повешенного была не одна, а две странгуляционные борозды, что яснее всяких слов свидетельствовало о том, что Зверев был повешен уже мертвым. Моча на полу отличалась по составу от той, которой были пропитаны брюки убитого; вдобавок ко всему, на "ТТ", из которого был застрелен Лямин, не оказалось ни одного отпечатка пальцев, что было странно, если учесть, что Зверев повесился через несколько минут после того, как убил Лямина.
Еще находясь на даче, Сорокин получил сообщение о том, что вохровец, дежуривший на проходной в ночь убийства Сивцова, попал под машину и от полученных травм скончался на месте. Водителя сбившего его автомобиля найти не удалось.
В общем, дело можно было считать закрытым, и оно было закрыто. Через месяц майор госбезопасности Круглов был освобожден из-под стражи ввиду отсутствия состава преступления.
Полковник Сорокин получил устный выговор от начальства, что являлось, пожалуй, наименьшим из зол, которых можно было ожидать от "вонючки", и стал все чаще поговаривать об уходе на пенсию.
Лейтенанта же Лямина похоронили на одном из новых, неуютных и голых кладбищ, и его родителям пришлось надолго влезть в долги, чтобы оплатить установку на могиле скромного памятника.
Глава 3
- Все это чепуха, друг Андрюша, - легкомысленно сказал Илларион Забродов, откидываясь на спинку легкого пластмассового стула и складывая губы дудочкой, словно собирался засвистеть. - Ну на что, скажи на милость, мне сдалась твоя Корсика? Что я, моря не видел?
- Ну, там не только море, - возразил ему Мещеряков, тоже откидываясь на спинку стула и тут же снова садясь прямо. Стул оказался на удивление неудобным, и оставалось только позавидовать Забродову, который, подобно кошке, мог чувствовать себя вполне комфортно в таких позах. - Там живописнейшие горы, солнце...
Забродов посмотрел на него так, как смотрят любящие родители на несмышленыша, только что сделавшего лужу посреди нового ковра.
- Знаешь, - сказал он негромко, - уж чего-чего, а гор и солнца я насмотрелся на три жизни вперед. Давай поговорим о чем-нибудь другом.
Полковник ГРУ Мещеряков ощутил легкий укол проснувшейся совести. Все-таки это был Илларион Забродов, его старинный друг и бывший подчиненный, человек, не так давно по праву носивший прозвище Ас.
"Это много стоит", - подумал полковник, когда такое прозвище тебе дают не просто товарищи по оружию, а профессионалы высшей пробы.
- Опять ты выпендриваешься, Забродов, - сказал он, - вертишь носом, как особа королевской крови. В Москве ему надоело, на Корсике ему делать нечего. На Магадан поезжай, курортник. Делать мне больше нечего - сидеть тут и выбирать, куда бы тебе съездить на лето!
- Тихо, тихо, весь народ распугаешь, - сказал Забродов. - Ну, чего ты взъелся? На Корсику так на Корсику, только не кричи. Слушай, - осененный идеей, подхватился он, - а поехали на пару? Ты, да я, да мы с тобой.., посидим, вина попьем.., там ведь, насколько мне известно, оно чуть ли не дешевле воды...
- Нет, брат, извини, - качнул головой полковник. - Это ты у нас птица вольная, а я на службе.
Он с тоской покосился на распахнутую дверь кафе, сквозь которую в помещение волнами вплывал удушливый зной раскаленного асфальта пополам с вонью и ревом сотен автомобильных двигателей. Прямо напротив двери, медленно, но верно превращаясь в духовку на колесах, жарилась под отвесными лучами солнца черная полковничья "Волга". Не вынесший пытки жарой водитель малодушно покинул свой пост и теперь маялся на скамеечке поодаль, в тени лип, беседуя о чем-то с благообразной старушенцией весьма интеллигентного вида. Она курила "Беломор" длинными неторопливыми затяжками. Полковник протяжно вздохнул.
- Вздыхаешь, - ворчливо сказал ему Забродов. - Служба у тебя... Тогда придется Корсике без меня поскучать. Там же поговорить не с кем! Одни сплошные новые русские, и еще эти.., как их.., поп-звезды.
- Тоже верно, - снова вздохнув, сказал Мещеряков и рассеянно погрузил кончик своей сигареты в остатки кофе, плескавшиеся на дне чашки.
Раздалось короткое шипение.
- Фи, полковник, - сморщив нос, сказал Илларион, - что за манеры?
- Знаю одно местечко, - оживляясь, сказал Мещеряков, пропустив мимо ушей последнее замечание Забродова. - Ни гор, ни моря, зато уж разговоров!..
- Это тюрьма, что ли? - с подозрением спросил Илларион.
- Тьфу на тебя, - в сердцах плюнул полковник, - ну что ты за человек!
- Ах, не тюрьма, - с деланным облегчением взялся за сердце Забродов. Тогда, может быть, Дума?
- У меня обед кончается, - сказал Мещеряков. - Мне говорить дальше, или ты будешь развлекаться словоблудием в одиночестве?
- Не буду развлекаться словоблудием, - покаянно свесил голову Илларион, - говори, о кладезь премудрости! Глаголом жги мое сердце.
Мещеряков немного подышал через нос, чтобы успокоиться. Подумать было страшно - провести с Забродовым месяц в одной комнате, хотя бы даже и на курорте. Особенно на курорте. Поговорив с бывшим подчиненным час, полковник начинал ощущать симптомы раздвоения личности.
- Так вот, - медленно сказал он, проверяя, как звучит голос. Голос звучал нормально. - Есть у меня один знакомый мужичок. Обожает выпить и почесать язык. Такие истории рассказывает - заслушаешься!
- Ну, таких я и сам знаю сколько угодно, - заметил Илларион.
- Таких ты не знаешь, - отмахнулся от него полковник. - Потому что работает он егерем в медвежьем углу. Псковская область, граница с Латвией, леса, озера, болота... И до цивилизации, между прочим, полчаса езды на машине.
- Комары, самогон, погранзона... - задумчиво продолжил перечисление Илларион. - А в цивилизацию пускают при наличии визы в паспорте.
- Рыбалка, - сказал Мещеряков. - Охота.
- Какая охота, - отмахнулся Илларион, - у меня и ружья-то нету. С револьвером, что ли, охотиться?
- Ружье я тебе мог бы и одолжить, - сказал Мещеряков. - При условии, что ты мне его вернешь.
- С патронами, - уточнил Илларион.
- С патронами, - вздохнул полковник.
- А ведь, пожалуй, годится, - сказал Илларион.
- Ну слава тебе, господи!
- А что я буду должен твоему егерю за гостеприимство?
- Пол-ящика водки, пачек десять питерского "Беломора" - и вы друзья по гроб жизни. Ему ведь там тоже скучно.
- И то верно. Ну, полковник, ну, удружил! С меня бутылка.
- Лосиный окорок с тебя, а не бутылка, - проворчал Мещеряков, убирая в карман сигареты и оглядываясь в поисках официанта. - Бутылка... Нашел алкаша. Впрочем, и бутылка тоже.
- Узнаю разведчика! - рассмеялся Илларион. - Договорились. Так, может, прямо сейчас и дернем? По маленькой, а?
- Изыди, сатана, - сказал Мещеряков. - У меня через час совещание.
- Так доставь подчиненным удовольствие, - с серьезным видом посоветовал Забродов. - Знаю я эти твои совещания, скука же смертная. А так, глядишь, народ повеселится.
- Генерал Федотов повеселится, - сказал Мещеряков, - совещание-то у него.
- Тогда, конечно, выпивка отменяется, - нахмурился Забродов и вдруг заговорил голосом генерала Федотова:
- Мне кажется, вы несколько забылись, то-ва-рищ полковник! Даю вам три минуты на то, чтобы привести себя в надлежащий вид!
- Похож, - вздохнул Мещеряков, поднимаясь.
К нему немедленно подошел официант, до этого момента прятавшийся от посетителей где-то в подсобных помещениях кафе. Друзья расплатились и двинулись к выходу. - Ты еще не заскучал от безделья, пенсионер? - спросил полковник, выходя на улицу.
Полуденный зной обрушился на них, как пудовый раскаленный молот. Мещеряков раздраженно оттянул книзу узел галстука и покосился на Забродова. Тот стоял рядом, блаженно щурясь на солнце - ни дать ни взять, сытый и всем довольный котяра.
- Брось, Андрей, - спокойно сказал тот, не поворачивая головы. По-моему, на эту тему уже все сказано. И потом, от чего я никогда не страдал, так это от ложной скромности. Если я вдруг соскучусь, я не постесняюсь попроситься обратно.
- Ладно, ладно, не заводи свою шарманку, - сказал Мещеряков. - Тебя подбросить?
- Спасибо, я на колесах, - отказался Забродов, указывая на старенький, защитного цвета "лендровер", припаркованный у противоположного тротуара.
- О, - сказал Мещеряков, - а я и не заметил.
Жива еще твоя тележка?
- Эта тележка еще нас с тобой переживет, - заверил его Забродов.
- Типун тебе на язык, трепач, - скривился полковник.
- Ты знаешь, Андрей, - вдруг сделавшись серьезным, сказал Илларион, англичане ведь продали "Ровер" немцам. "БМВ" его купила со всеми потрохами, слышал?
- Слышал, - сказал Мещеряков. - Ну и что?
- Я вот думаю, - задумчиво продолжал Забродов, - а почему бы нам не продать англичанам АЗЛК? Им ведь, наверное, скучно теперь. Вот и занялись бы хоть чем-то.
Мещеряков невольно фыркнул, представив себе эту сделку, но потом вспомнил что-то и помрачнел.
- Так когда тебе привезти ружье? - спросил он.
- Чем скорее, тем лучше, - ответил Забродов. - Я уже умираю без самогона и лосятины. Здесь меня ничто не держит, а обстановку сменить давно пора.
Полковник посмотрел на свою машину. Бдительный шофер, издалека углядев начальство, уже успел занять свое место и сидел там с таким видом, словно никуда и не отлучался. Полковник посмотрел на часы. До конца обеденного перерыва оставалось три с половиной минуты.
- Понял, - сказал Забродов, верно оценив все эти манипуляции. - Только снова поднимает нас с зарей и уводит за собой в незримый бой... Будь здоров, полковник.
Они пожали друг другу руки, после чего Мещеряков сел в машину и укатил. По дороге к управлению и после, когда он поднимался по широкой лестнице к себе на третий этаж, его не оставляло странное тягостное чувство. Но по мере того, как вторая половина рабочего дня набирала обороты, выходя на привычную бешеную скорость, заваленный по горло работой полковник позабыл про это неприятное ощущение.
... Бывший инструктор спецназа ГРУ капитан в отставке Илларион Забродов, расставшись с полковником Мещеряковым, по дороге домой сделал небольшой крюк, заехав к своему старинному приятелю, антиквару и букинисту Марату Ивановичу Пигулевскому. Забродов не спешил. С тех пор, как он оставил службу, торопиться ему, как правило, было некуда. Илларион никогда не отличался торопливостью. Теперь, для того чтобы жить размеренно и со вкусом, ему не приходилось преодолевать сопротивление внешних обстоятельств. С момента увольнения прошло уже немало времени, но на него до сих пор иногда накатывали приступы жеребячьей радости оттого, что у него теперь не осталось никаких обязанностей, кроме прав, и никаких знакомых, кроме тех, с кем бы он хотел общаться. Сейчас он испытывал один из таких приступов эйфории. Впереди была дальняя дорога с остановками где вздумается и ночевками под открытым небом, незнакомые места, новые люди и бездна новых впечатлений. Мысленно он еще раз поблагодарил Мещерякова за удачную идею, подумав мимоходом, что даже и от полковников иногда бывает какая-то польза.
У Пигулевского он со вкусом выпил чайку из антикварной чашки китайского фарфора, рассказал дару новых анекдотов, снова попил чайку, затеял и с позором проиграл горячий спор по поводу датировки одной редкой инкунабулы, добытой где-то неутомимым Маратом Ивановичем, понаблюдал, как тот раздувается от тихой гордости (спор был затеян и проигран исключительно для того, чтобы доставить старику удовольствие), и между делом сообщил, что покидает столицу недельки на две, а то и на месячишко. Старик заметно огорчился, и Иллариону пришлось пообещать ему порыскать по окрестным деревням в поисках антиквариата, после чего Марат Иванович несколько взбодрился, окрыленный, как видно, открывшимися перспективами.
Выслушав несколько весьма специфичных баек и получив с десяток полезных советов, касающихся предстоящих каникул, Илларион распрощался со стариком и отправился к себе на Малую Грузинскую. Домой он, впрочем, попал не сразу. Заскочив по дороге в пару магазинов, он без труда приобрел десять бутылок водки, предназначенных в дар веселому егерю, и с некоторым удивлением обнаружил, что раздобыть питерский "Беломор" не так-то просто. На это понадобилось два часа и несколько литров бензина. Но в конце концов искомый продукт был обнаружен в табачном киоске недалеко от ЦУМа и водворен на заднее сиденье "лендровера", превратившееся за это время в продуктовый склад.