В объятиях смерти - Патрисия Корнуэлл 15 стр.


Она молчала. Снег холодно целовал оконное стекло, и ветер завывал вдоль карнизов. Я не могла себе представить жизнь в одиночестве в этом доме.

— У вас есть еще родственники? — спросила я.

— Живых — нет, — ответила она.

— Я сожалею, мисс Харпер...

— Надеюсь. Вы должны прекратить говорить об этом, доктор Скарпетта.

Большой перстень с граненым изумрудом сверкнул в отблеске камина, когда она снова подняла свой бокал. Ее глаза остановились на моем лице. Я вспомнила застывший в них ужас в тот момент, когда она открыла дверь, а я как раз занималась телом ее брата. Сейчас она была поразительно спокойна.

— Кери знал, что это произойдет — сказала она неожиданно. — Меня больше всего поразило то, какэто случилось. Я не предполагала, что у кого-то достанет дерзости подстеречь его рядом с домом.

— И вы ничего не слышали? — спросила я.

— Я слышала только, как он подъехал, и больше ничего. После того как он не зашел в дом, я открыла дверь и проверила. И сразу же позвонила 911.

— Он часто бывал где-нибудь еще, кроме «Калпепера»?

— Нет. Нигде. Он ездил в «Калпепер» каждый вечер. — Она отвела взгляд. — Я предостерегала его от посещения подобного места, говорила ему о том, как опасно в его возрасте ездить в такое время. У него всегда с собой были наличные, понимаете? И Кери был мастер оскорблять людей. Он никогда не оставался подолгу. Час, максимум два. Обычно он говорил мне, что ему нужно это для вдохновения — смешаться с простыми людьми. Кери нечего было сказать после «Зазубренного угла».

Я читала этот роман в Корнелльском университете и помнила лишь впечатление: насилие, кровосмешение и расизм варварского Юга, увиденные глазами молодого писателя, выросшего на ферме в Вирджинии. Помню, на меня это произвело угнетающее впечатление.

— Мой брат был одним из тех несчастных талантов, рассчитанных только на одну книгу, — добавила мисс Харпер.

— Со многими другими очень хорошими писателями происходило подобное, — сказала я.

— Все, что ему было уготовано, он прожил в молодости, — продолжила она тем же раздражающим монотонным голосом, — а после этого стал никчемным человеком, и его жизнь была полна отчаяния. Его писания представляли собой ряд неудачных начал, которые он, в конце концов, комкал и выкидывал в огонь, мрачно наблюдая, как горят эти страницы, а потом он ходил по дому, как разъяренный бык, до тех пор, пока не был в состоянии предпринять новую попытку. Так продолжалось я даже не помню сколько лет.

— По-моему, вы чересчур строги к своему брату, — заметила я спокойно.

— Я чересчур строга к себе, доктор Скарпетта, — сказала она, когда наши глаза встретились. — Мы с Кери слеплены из одного теста. Разница между нами в том, что мне не кажется, будто я должна анализировать то, чего нельзя изменить. Он постоянно копался в себе, в своем прошлом, в условиях, которые его сформировали. Благодаря этому он получил Пулитцеровскую премию. Что касается меня, то я предпочитаю не бороться с тем, что всегда было очевидным.

— Что вы имеете в виду?

— Линия семьи Харперов подошла к концу, она почти выродилась и бесплодна. После нас никого не останется.

Вино было дорогим бургундским местного производства, сухое, со слабым металлическим привкусом. Сколько же еще ждать, пока полиция закончит? Мне показалось, что некоторое время назад я слышала громыхание грузовика — прибыла аварийная служба, чтобы отбуксировать мою машину.

— Заботу о Кери я принимала как нечто неизбежное. Так сложилась судьба, — сказала мисс Харпер. — Я буду скучать по нему только потому, что это мой брат, и не собираюсь сидеть здесь и врать, каким он был замечательным. — Она снова пригубила вино. — Должно быть, я кажусь вам бесчувственной.

Это нельзя было назвать бесчувствием.

— Я ценю вашу честность, — сказала я.

— Кери отличался воображением и переменчивостью. У меня мало и того, и другого, и если бы не обстоятельства, я бы не выдержала. Конечно, я бы не жила здесь.

— Жизнь в этом доме означала изолированность. — Я предполагала, что именно это имела в виду мисс Харпер.

— Я не возражаю против такой изоляции, — сказала она.

— А против чего тогда вы возражаете, мисс Харпер? — спросила я, протягивая руку за сигаретами.

— Хотите еще вина? — ответила она вопросом на вопрос. Половина ее лица скрылась в тени.

— Нет, спасибо.

— Я бы хотела, чтобы мы никогда не переезжали сюда. В этом доме не произошло ничего хорошего, — сказала она.

— Что вы будете делать, мисс Харпер? — Меня замораживала пустота ее взора. — Вы останетесь здесь?

— Мне некуда больше идти, доктор Скарпетта.

— Мне кажется, что будет совсем нетрудно продать «Катлер Гроув», — сказала я. Мое внимание снова переключилось на портрет над каминной полкой. Девочка в белом жутко усмехалась в отсветах пламени камина над секретами, которые она никогда не расскажет.

— Трудно уйти от своих черных легких, доктор Скарпетта.

— Простите, я не поняла.

— Я слишком стара для перемен, — объяснила она, — я слишком стара, чтобы гнаться за хорошим здоровьем и новыми взаимоотношениями. Прошлое дышит мне в спину. Это моя жизнь. Вы молоды, доктор Скарпетта. Когда-нибудь вы узнаете, что значит оглядываться назад. Вы обнаружите, что от своего прошлого никуда не скрыться, что оно тянет вас назад, в знакомые комнаты, где по иронии судьбы произошли события, ставшие причиной вашей окончательной отчужденности от жизни. Вы обнаружите, что громоздкая мебель, вызывавшая горькое разочарование, со временем сделалась уютной, а люди, которые не оправдали ваших надежд, стали ближе. Вы обнаружите, что бежите назад, в объятия боли, от которой когда-то убегали. Так проще. Вот и все, что я могу сказать. Так проще.

— У вас есть какие-нибудь идеи насчет того, кто мог сделать это с вашим братом? — спросила я напрямик, потеряв надежду сменить тему разговора.

Она ничего не ответила, широко раскрытыми глазами пристально вглядываясь в огонь.

— А как насчет Берил? — настаивала я.

— Я знаю, что ее изводили много месяцев, прежде чем все это случилось.

— Много месяцев перед ее смертью? — уточнила я.

— Мы с Берил были очень близки.

— Вы знали, что ее преследовали?

— Да. Я знала, что ей угрожали, — сказала она.

— Она сама рассказала вам об этом, мисс Харпер?

— Разумеется.

Марино просматривал телефонные счета Берил и не нашел ни одного междугородного звонка в Вильямсбург. Не обнаружилось также ни одного письма от мисс Харпер или ее брата.

— Значит, вы много лет поддерживали с ней близкие отношения? — спросила я.

— Очень близкие. По крайней мере, настолько, насколько это было возможно из-за той книги, которую она писала, и очевидного нарушения договора с моим братом. Все это вылилось в такую грязь... Кери был в ярости.

— Как он узнал об этом? Она рассказывала ему о том, что писала?

— Ее адвокат рассказал.

— Спарацино?

— Я не в курсе подробностей того, что он рассказывал Кери, — на лице мисс Харпер появилось суровое выражение, — но мой брат был проинформирован о книге Берил. Он знал достаточно, чтобы выйти из себя. Адвокат за кулисами подогревал страсти. Он ходил от Берил к Кери, туда и обратно, представлялся союзником то одного, то другого, в зависимости от того, с кем разговаривал.

— Вы знаете, в каком состоянии ее книга находится сейчас? — осторожно поинтересовалась я. — Она у Спарацино? Готовится к публикации?

— Несколько дней назад он звонил Кери. Я случайно слышала обрывки их разговора, из которых поняла, что рукопись исчезла. Упоминается ваш отдел. Я слышала, как Кери говорил что-то о медицинском эксперте. Полагаю, имелись в виду вы. И в этот момент он разозлился. Я заключила, что мистер Спарацино пытался определить, насколько возможно, что рукопись — у моего брата.

— А это возможно? — Я тоже хотела это знать.

— Берил никогда бы не отдала ее Кери, — ответила она голосом, лишенным эмоций. — Какой был смысл жертвовать ему свою работу? Он был непреклонен в оценке того, чем она занималась последнее время.

Мы немного помолчали. Затем я спросила:

— Мисс Харпер, чего так боялся ваш брат?

— Жизни.

Я ждала, пристально наблюдая за выражением ее лица. Она снова всматривалась в огонь.

— Чем больше он ее боялся, тем больше отступал перед нею, — произнесла она странным тоном. — Затворничество странным образом влияет на разум человека, выворачивая его наизнанку, запутывает в клубок мысли и идеи до тех пор, пока они не начинают разлетаться в стороны под сумасшедшими углами. Я думаю, что Берил была единственным человеком, которого мой брат когда-либо любил. Он прикипел к ней, чувствовал непреодолимую потребность обладать ею, накрепко привязать -ее к себе. Когда он решил, что она его предает, что он больше не имеет над ней власти, его сумасшествие стало чрезмерным. Я уверена, что он стал воображать всякую чепуху, которую она могла о нем разгласить. О нашей жизни здесь.

Когда она снова потянулась за своим бокалом, ее рука дрожала. Она говорила о своем брате так, как будто тот был мертв уже много лет, и в ее голосе слышались резкие интонации. Похоже, колодец ее любви к брату был выложен твердыми кирпичами ярости и боли.

— У нас с Кери никого не осталось, когда Берил покинула нас. Мои родители умерли. У нас не было никого, кроме нас самих. Кери был тяжелым человеком. Дьявол, который писал как ангел. О нем нужно было заботиться. Я старалась помогать ему в его стремлении оставить свой след в мире.

— Такие жертвы часто сопровождаются обидой.

Молчание. Отсветы огня плясали на ее изысканном лице.

— Как вы разыскали Берил? — спросила я.

— Она сама нашла нас. В то время она жила во Фресно со своим отцом и мачехой. Она писала и была поглощена этим занятием. — Рассказывая, мисс Харпер не отрывала глаз от огня. — Однажды Кери через своего издателя получил от нее письмо, к которому был приложен короткий рассказ, написанный от руки. Я до сих пор хорошо помню его. Она подавала надежды — зарождающееся воображение, которое просто нуждалось в шлифовке, в наставнике. Таким образом, началась переписка. А несколько месяцев спустя Кери пригласил ее навестить нас, послал ей билет. Вскоре он купил этот дом и начал его восстанавливать. Он сделал это для нее. Красивая девочка принесла в его мир волшебство.

— А вы? — спросила я.

Она ответила не сразу.

Полено в камине шевельнулось, и вверх взметнулся сноп искр.

— После ее переезда к нам не все было гладко в нашей жизни, доктор Скарпетта, — сказала она наконец, — я видела, что происходило между ними.

— Между вашим братом и Берил?

— Я бы не стала держать ее взаперти, как он это делал. В своих неустанных попытках удержать Берил, всецело завладеть ею, он потерял ее.

— Вы очень сильно любили Берил.

— Это невозможно объяснить. — Ее голос дрогнул. — С этим трудно было справиться.

Я продолжала зондировать:

— Ваш брат не хотел, чтобы вы поддерживали с нею связь?

— Особенно в течение последних нескольких месяцев, из-за ее книги. Кери осудил и отрекся от нее. Ее имя в этом доме не упоминалось. Он не позволял мне поддерживать с нею какие бы то ни было контакты.

— Но вы все-таки поддерживали, — сказала я.

— Весьма ограниченные, — с трудом произнесла она.

— Должно быть, это очень болезненно — быть отрезанной от кого-то, кто так дорог.

Она снова смотрела на огонь.

— Мисс Харпер, когда вы узнали о смерти Берил?

Она не ответила.

— Кто-нибудь позвонил вам?

— Я услышала об этом по радио на следующее утро, — пробормотала она.

«Боже мой, — подумала я, — как ужасно».

Она больше ничего не сказала. Ее раны были за пределами моего восприятия, и как бы я ни хотела ее утешить, сказать мне было нечего. Так, в молчании, мы просидели довольно долго. Когда я, в конце концов, посмотрела украдкой на часы, то обнаружила, что уже почти полночь.

До меня вдруг дошло, что в доме очень тихо — слишком тихо.

После тепла библиотеки в прихожей было холодно, как в соборе. Я открыла заднюю дверь и разинула рот от изумления. Под молочным кружением снега подъездная аллея представляла собой сплошное белое одеяло с едва заметными следами шин, оставленными проклятыми полицейскими, уехавшими без меня. Мою служебную машину давно отбуксировали, и они забыли, что я все еще в доме. Черт побери! Черт побери! Черт побери!

Когда я вернулась в библиотеку, мисс Харпер подкладывала в огонь очередное полено.

— Похоже, мой транспорт уехал без меня. — В моем голосе звучало огорчение. — Мне необходимо позвонить.

— Боюсь, что это невозможно, — ответила она без всякого выражения. — Телефоны выключились вскоре после того, как ушел полицейский. Когда портится погода, это случается довольно часто.

Я наблюдала, как она дробит горящие дрова. Искры роем устремлялись в трубу, увлекая за собой серые ленточки дыма.

Я совсем забыла.

До сих пор это не приходило мне в голову.

— Ваша подруга... — сказала я.

Она снова ударила по полену.

— Полицейский сказал, что вы ожидаете свою подругу и что она останется с вами на ночь...

Мисс Харпер медленно выпрямилась и обернулась, ее лицо раскраснелось от жара.

— Да, доктор Скарпетта, — сказала она. — Это было так любезно с вашей стороны — что вы зашли.

Глава 8

Напольные часы рядом с лестницей пробили двенадцать раз. Мисс Харпер принесла еще вина.

— Часы. — Она как будто чувствовала себя обязанной объяснить. — Они отстают на десять минут. Уже первый час.

Телефоны в особняке действительно не работали. Я проверила. Чтобы добраться до города, нужно пройти несколько миль по дороге, которая теперь была покрыта по крайней мере четырьмя дюймами снега. Я не собиралась идти куда бы то ни было.

Ее брат мертв. Берил мертва. Мисс Харпер — единственная, кто остался. Я надеюсь, что это совпадение. Я зажгла сигарету и сделала глоток вина.

У мисс Харпер не хватило бы физической силы, чтобы убить своего брата и Берил. Что, если убийца был настроен и против мисс Харпер? Что, если он вернулся?

Мой револьвер был дома.

Полиция будет следить за участком.

На чем? На снегоходах?

Я сообразила, что мисс Харпер что-то мне говорит.

— Простите?.. — Я выдавила улыбку.

— Похоже, вы замерзли, — повторила она.

Со спокойным лицом она сидела в кресле в стиле барокко и вглядывалась в огонь. Высокое пламя гудело, подобно развеваемому ветром флагу, и редкие порывы ветра вздымали пепел в очаге. Казалось, мое присутствие действовало на нее успокаивающе. На ее месте мне бы тоже не хотелось оставаться одной.

— Мне хорошо, — соврала я. На самом деле мне было холодно.

— Мне было бы приятно предложить вам свитер.

— Пожалуйста, не беспокойтесь. Со мной действительно все в порядке.

— Этот дом совершенно невозможно прогреть, — продолжала она. — Высокие потолки. И он не утеплен. К этому привыкаешь.

Я думала о своем современном доме с газовым отоплением в Ричмонде, о своей кровати королевских размеров с твердым матрасом и электрическим одеялом, о коробке с сигаретами в шкафчике рядом с холодильником и о хорошем скотче в моем баре. Я думала о намечавшейся ночевке на пыльном, темном втором этаже особняка «Катлер Гроув».

— Мне будет хорошо здесь, на диване, — сказала я.

— Ерунда. Огонь скоро погаснет. — Она крутила пальцами пуговицу на своем свитере, ее глаза не отрывались от огня.

— Мисс Харпер, — попыталась я в последний раз, — у вас есть какие-нибудь подозрения насчет того, кто мог это сделать с Берил, с вашим братом? Или почему?

— Вы думаете, это один и тот же человек. — Она преподнесла это как констатацию факта, а не как вопрос.

— Я вынуждена сделать такое предположение.

— Я хотела рассказать вам что-то, что помогло бы вам, — ответила она, — но думаю, это не имеет никакого значения. Кто бы это ни был — что сделано, то сделано.

— Вы не хотите, чтобы он был наказан?

— Уже достаточно наказаний. Нельзя вернуть то, что уже совершилось.

Назад Дальше