– Спасибо. Приеду.
Когда он свернул на тихую, усаженную деревьями улочку, пошел сильный дождь, и пришлось включить дворники. С тех пор как Рид в последний раз сотрудничал с Отделом расследования убийств, утекло много воды, но он подумал, что лейтенант Марк Спиннелли, скорее всего, все еще там работает. Марк – человек прямой. Риду оставалось только надеяться, что детектив, которого ему выделит Спиннелли, не окажется занудой и всезнайкой.
Понедельник, 27 ноября, 08:30
У Мии Митчелл замерзли ноги. И это было тем более обидно, что сейчас они могли бы находиться в тепле и удобно возлежать на стуле, в то время как ее желудок с благодарностью принимал бы третью чашку кофе. «Но ничего этого нет, потому что я здесь», – горько подумала она. Она стояла на тротуаре, с краев поношенной шляпы падали капли холодного дождя, а она, как идиотка, пялилась на собственное отражение в стеклянных дверях. Она сотни раз проходила через эти двери, но сегодня все иначе. Сегодня она одна.
«И все потому, что я тогда оцепенела, как чертов новичок». А ее напарник поплатился за эту ошибку. Хоть и прошло уже две недели, одного воспоминания было достаточно, чтобы заставить ее замереть на месте. Она уставилась на тротуар. Прошло две недели, а она словно наяву слышала треск выстрела, видела, как обмякает и падает Эйб, как на его белой рубашке расплывается кровавое пятно, – а она стоит, разинув рот, не в силах ничего предпринять.
– Простите.
Миа резко вздернула подбородок раз, другой, сжала руку в кулак, пытаясь не поддаться рефлексу и не выхватить оружие, и прищурилась, стараясь из-под краев шляпы разглядеть отражение человека у себя за спиной. Это был мужчина ростом по крайней мере метр восемьдесят. Его длинный непромокаемый плащ военного покроя был такого же насыщенно-черного цвета, как и аккуратная эспаньолка, окаймлявшая рот. Секунду спустя она еще выше задрала подбородок, пытаясь заглянуть ему в глаза. Он же, сдвинув темные брови, внимательно разглядывал ее из-под зонта.
– У вас все хорошо, мисс? – спросил он ровным, мягким тоном, который она сама использовала, чтобы успокоить перепуганных подозреваемых и свидетелей.
Ее губы растянулись в грустной улыбке, как только она поняла, к чему он клонит. Он решил, что она сбежала из психушки. Возможно, именно так она и выглядела. Как бы там ни было, но он вольно или невольно подчеркнул свое превосходство, а это недопустимо.
Понедельник, 27 ноября, 08:40
Он работал молча и споро, двигая лезвие вдоль края линейки, убирая обрывки со статьи из газеты «Трибьюн»: «Пожар уничтожил дом, есть жертвы». Статью скорее можно было назвать заметкой, там даже фотографию не поместили, но в тексте говорилось о том, что дом принадлежал семье Дауэрти, а значит, вырезка станет хорошим дополнением к его коллекции. Он устроился поудобнее, внимательно прочитал информацию о ночном пожаре, и уголки его рта поползли вверх.
Он получил желаемый эффект. В словах соседей, у которых репортер взял интервью, ощущался страх.
«Почему? – спрашивали они. – Кто мог сотворить такое?»
Он посмотрел на свою руку. Пальцы крепко сомкнулись вокруг лезвия, словно вокруг рукоятки ножа. Он осторожно отложил его в сторону, обуздывая эмоции.
Придерживайся фактов и плана. Он должен найти старуху Дауэрти. Надо бы подождать, пока она вернется. Бросаться выполнять план, не дождавшись, глупо. Ему слишком не терпелось воспользоваться найденными средствами. Он не думал о цели.
Когда она вернется? Как, черт возьми, ему теперь ее искать? Он снова опустил взгляд на статью. Старуха Рихтер в свое время была заядлой сплетницей. Люди не меняются. И когда Дауэрти вернутся, она узнает об этом. Он улыбнулся: в его голове уже начал формироваться план. Он достаточно умен, чтобы получить информацию, не вызвав у Рихтер подозрений.
Он внимательно читал статью, и душа его наполнялась гордостью. Пожарные инспекторы уже квалифицировали поджог.
Понедельник, 27 ноября, 08:50
Миа свернула за угол и подошла к Отделу расследования убийств – помещению без внутренних перегородок. Все выглядело как обычно: те же самые столы, расставленные парами, спина к спине, заваленные бумагами, заставленные кофейными чашками. За исключением двух. Ее и Эйба. Она нахмурилась. Их столы были чистыми, все папки разложены в аккуратные стопки. Все остальное поражало жутковатой симметрией: кофейные чашки, телефоны, степлеры, даже ручки лежали симметрично друг другу, словно в зеркальном отражении.
– У меня на столе прибрались степфордские жены, – пробормотала Миа и услышала за спиной приглушенный смех.
Тодд Мерфи стоял, прислонившись к стене: в руке – чашка кофе, на губах – улыбка. Рубашка, как всегда, мятая, узел галстука ослаблен. Как же она рада его видеть!
– Это Стейси, – спокойно возразил он. – Она просматривала дела, над которыми ты работала, пока Спиннелли не перераспределил твою нагрузку. И немного увлеклась.
– Он все перераспределил?
Миа, конечно, не ожидала, что лейтенант приостановит расследование на целых две недели, но то, что он перераспределил все дела, которыми она занималась, повергло ее в состояние шока. Создавалось впечатление, что Спиннелли не ожидал ее скорого возвращения. «Ну что ж, я вернулась». У нее полно работы, а работу следует выполнять. И прежде всего нужно поймать тот жалкий кусок дерьма, который стрелял в Эйба.
– А кому досталось дело Эйба?
– Говарду и Бруксу. Они всю первую неделю работали над ним не покладая рук, но след давно остыл.
– Значит, Мелвин Геттс стреляет в копа и выходит сухим из воды, – с горечью отметила она.
– Они не сдались, – мягко возразил Мерфи. – Все хотят, чтобы Геттс заплатил за это.
При мысли о Геттсе, который хладнокровно поднял пистолет и выстрелил в ее напарника, у Миа скрутило живот и она почувствовала, что опять цепенеет, как тогда, на улице. Пытаясь побороть эти ощущения, она направилась к своему столу с воинственным видом – пусть и наигранным.
– Держу пари, Стейси даже вымыла мою чашку.
Мерфи тяжело опустился в кресло в двух столах от нее.
– Зря ты злишься, Митчелл. В твоей чашке начали расти… организмы. – Его передернуло. – Мерзкие, отвратительные организмы.
Миа прислонила зонт к столу и выскользнула из мокрой куртки, прикусив губу от боли, пронзившей плечо, когда она поправляла кобуру под блейзером.
– Старая добрая плесень. От нее никогда и никому не было вреда.
Она стянула с головы поношенную фетровую шляпу и вздрогнула. Неудивительно, что тот тип внизу принял ее за бродягу. И у куртки, и у шляпы был такой вид, словно она воспользовалась помощью Армии спасения. С другой стороны, какая разница, что он о ней подумал?