– Но со мной все было иначе, Сэм, – едва слышно прошептала она. – Уверяю, я никогда не опускалась так низко.
– Знаю. Но это была первая мысль, пришедшая в мою глупую голову, так что можешь представить, как я был расстроен. Страшно было подумать, что ты пошла на это с горя. Прости меня, девочка. Тогда, давным-давно, я был глупым влюбленным юнцом с разбитым сердцем.
Глядя в ее встревоженное лицо, Сэм спрашивал себя, расскажет ли она когда-нибудь правду о том, как началась ее карьера дамы полусвета. Конечно, это не его дело, но так хотелось знать!
Он снова взял ее под руку.
– Пойдем. На площади есть пара каменных скамей. Давай немного отдохнем и насладимся последними лучами солнца.
Они в дружеском молчании прошли церковный двор и зашагали по главной улице. Эта прогулка разом воскресила воспоминания о других, давних прогулках по берегу и скалам, когда улыбки или пожатия руки было достаточно, чтобы чувствовать себя довольными и счастливыми. И перед глазами Сэма сразу всплыло видение: он и Уилли – не та шестнадцатилетняя девочка, а теперешняя Уилли, зрелая, прекрасная чувственная женщина, – идут по саду его поместья в Суссексе. Эта мысль манила его, как парус вдалеке, появлявшийся и исчезавший в тумане. Он вдруг ощутил мгновенную волну желания, но тут же взял себя в руки. Даже если у них и есть будущее… нет, это совершенно невероятная фантазия. Уилли – столичная штучка. Она общается с герцогами, князьями и министрами. Она никогда не будет счастлива в простом загородном поместье с отставным капитаном. Он должен помнить это и перестать грезить о несбыточном. Кроме того, Уилемина казалась ему совершенной незнакомкой. И хотя временами он все еще видел в ней юную Уилли, эту женщину он не знал. Сдержанная, проницательная, спокойная. И чертовски желанная.
Когда они подошли к скамьям, Сэм сбросил плащ и расстелил на все еще влажных камнях. Уилли первой прервала долгое молчание.
– Мне очень жаль, Сэм, – сказала она, положив ему руку на плечо, – но я все еще страдаю из-за того, что так ранила тебя. Прости меня. Я хочу, чтобы ты знал: я сожалею обо всем.
Сэм поднес ее руку к губам и поцеловал.
– Знаю, девочка моя. Я просто привык считать тебя своей. И бережно хранил в памяти воспоминание о ночи, проведенной на сеновале твоего отца.
Когда он впервые разыскал ее в театре, чувство собственника побудило его верить, что сплетни лгут, но все изменилось в тот момент, когда он увидел ее, окруженную толпой обожателей. Он был поражен ее видом. Ей был всего двадцать один год, но выглядела она старше. Нет, не увядшей. Она была прекрасна, неотразима, блистательна, но та деревенская простушка, пухлая и круглощекая, исчезла бесследно. На ее месте была грациозная и стройная молодая женщина. И больше всего о переменах говорило выражение ее лица – Уилли выглядела искушенной, мудрой и проницательной. Девушка, которую он оставил в Портруан-Коув, повзрослела. И от нее нельзя было оторвать глаз. Больше она не была его Уилли. Она сумела избавиться даже от корнуэлльского выговора. Она стала настоящей лондонской леди. И она больше не принадлежала ему.
– Несмотря на твой гнев, я по глазам видела, о чем ты думаешь, – вздохнула Уилли. – В тот момент меня одолевали те же мысли. Но я постаралась спрятать их под маской надменности и презрения в надежде, что ты станешь держаться подальше от меня. – Она тихо засмеялась. – Но через пять лет ты вновь возник у меня на пороге. Гордый лейтенант.
Сэм тоже улыбнулся, хотя со стыдом вспоминал о той встрече. Он сам не знал, почему решил отыскать Уилли.
– Да. Новенький мундир, пряжки на туфлях сверкают, медали блестят на груди. Я вернулся с дневного приема у короля с дюжиной парней, которые тоже надеялись, что их впустят в твой дом. И тут этот твой чертов страхолюдина открыл дверь…
– Смитон. Он очень меня оберегает. Когда он доложил, что меня хочет видеть капитан Сэмюел Пеллоу… мое сердце подпрыгнуло при мысли о том, что я снова увижу тебя. Я убедила Смитона впустить тебя, хотя он предпочел бы спустить тебя с лестницы, считая, что какой-то лейтенантишка недостоин меня. Однако я жаждала встретиться с тобой и попросила, чтобы тебя провели в мою личную гостиную.
– Мои товарищи позеленели от зависти, когда твой громила-дворецкий повел меня в дом. Я последовал за ним мимо комнат, где сидели хорошо одетые джентльмены, которых я никогда не видел. Красивые девушки в платьях, не оставлявших простора воображению, оживленно беседовали с ними. И не только. Увидев адмирала Блеквуда с пухленькой блондиночкой на коленях, я едва не сбежал. Мне не нравилось твое окружение, но именно на это я и пришел посмотреть. Заверить себя, что ты упала ниже некуда и что мне намного лучше живется с моей Сарой… Ты лежала в шезлонге, как восточная одалиска, и выглядела прекрасной, утонченной и недоступной. В этом твой Смитон был прав. Я пришел позлорадствовать, однако слова застряли в горле, и я не знал, что сказать.
– И поэтому выпалил с порога, что женат и имеешь сына.
Сэм застонал:
– Страшно представить, что ты обо мне подумала. Круглый идиот! И ведь я больше не был зеленым юнцом и должен был иметь больше такта. Мало того, мне действительно следовало бы держаться подальше от тебя. Но, повторяю, я пришел позлорадствовать, поэтому без всяких предисловий ошеломил тебя.
– А я обвинила тебя в том, что, придя ко мне, ты изменил супруге, о которой только что узнала. Представить страшно, что ты подумал обо мне, когда я наговорила тебе столько ужасных вещей.
– В тот день мы оба ясно обозначили наши дороги. Показали друг другу, насколько различны наши жизни. Ты прекрасно знала, что делаешь, Уилли, когда провела границу между нами. Я понял это гораздо позже. Как и то, что ты была намного мудрее меня. Несмотря на то что я делал вид, будто презираю твой образ жизни, все же я невольно тобой восхищался. И по-прежнему немного любил.
– Правда, Сэм? О, я так рада, что ты мне это сказал! Для меня много значит уже то, что ты не ненавидел меня все эти годы.
Нет, он не мог ненавидеть ее. Никогда.
Они встречались случайно еще несколько раз после свидания в ее салоне. Приезжая в Лондон, чтобы посетить адмиралтейство или по другим делам, Сэм, как правило, слышал о ней или сталкивался в обществе. Однажды, когда он обменялся с ней несколькими вежливыми словами на каком-то рауте, несколько офицеров стали поддразнивать его, спрашивая, почему он никогда не упоминал о знакомстве с пресловутой Уилеминой Грант. Мало того, потребовали рассказать о ней. Но он уклончиво отвечал на вопросы и ухитрился почти ничего не сообщить.
– Я никогда бы не смог возненавидеть тебя, девочка моя.
Сэм снова поцеловал ее руку, и Уилли одарила его улыбкой, проникшей в самое сердце. Улыбкой, придавшей ему смелости.
Не раздумывая и не дав себе времени опомниться, он наклонил голову и поцеловал ее. Простое прикосновение губ к губам, губам женщины, которую он любил. Но поцелуй был наполнен трогательной сладостью, которая на миг заставила его вновь почувствовать себя молодым.
Тогда он обнял Уилли за талию и вновь поцеловал. Ее губы раскрылись, и он долго наслаждался странно знакомым теплом ее рта. А когда поднял голову, она смотрела на него широко раскрытыми сияющими глазами. Неужели тоже на секунду перенеслась на двадцать лет назад?
Сэм нежно провел пальцем по ее щеке.
– Не смей думать, что я ненавидел тебя, Уилли. Ты всегда будешь занимать особое место в моем сердце. Моя первая любовь.
– Ты удивил меня, Сэм.
– Своим поцелуем? – улыбнулся он. – Скажем так, я просто вспомнил прежние времена.
– Прежние времена? – Уилли отстранилась. – Спасибо, Сэм. Ты снял большую тяжесть с моей души. Я действительно думала, что ты ненавидел меня. Не верила, что ты сумеешь примириться с жизнью, которую я вела, не сможешь забыть, кем я стала.
– О, я никогда не забывал, – ухмыльнулся он. – Как я мог, когда мне докладывали о каждом твоем шаге? Когда до меня доходили слухи…
Уилемина вздохнула и отодвинулась.
– В этом я не сомневаюсь.
– Говорили даже, что сам принц Уэльский…
Уилли закатила глаза:
– Я с шестнадцати лет была объектом слухов и сплетен. И давно перестала их слушать. Или комментировать. Впрочем, я уверена, что многое из того, что дошло до тебя, – чистая правда. Или основано на правде. Но так же твердо уверена, что многое – чистые измышления. Люди обожают распространять сплетни о таких женщинах, как я, истинны они или нет. Можешь верить всему, что пожелаешь, Сэм. Я не опущусь до того, чтобы перебирать каждую, соглашаясь или отвергая.
– Вполне справедливо. В любом случае это не мое дело.
– Лишь потому, что мы когда-то так много значили друг для друга, я расскажу тебе о двух мужчинах в моей жизни. Мужчинах, которые изменили эту жизнь.
– Но, девочка моя, ты не обязана ничего мне говорить!
Уилли небрежно отмахнулась:
– Нет. Я так хочу. Но я расскажу тебе о двух мужчинах, и больше ни о ком. Первым был Джеймс Бенедикт, который путешествовал по западному побережью и в восемьдесят девятом случайно заехал в Портруан. Вскоре после твоего исчезновения. Он был членом Королевской Академии искусств и приехал писать море, скалы и солнечный свет. Он всегда говорил, что в Корнуолле какое-то особенное освещение.
– Колдовское.
– Именно так я ему и сказала. Он всегда писал на воздухе, не только пейзажи, но и портреты. Больше всего он любил писать лица. Ему очень нравилось мое.
– И я его понимаю.
Уилли улыбнулась и продолжила:
– Он попросил меня позировать, и даже заплатил, и нарисовал несколько классических аллегорий, где я была изображена в виде каждой из девяти муз и различных богинь. Работа была несложной, а мне хотелось иметь свои деньги, которые я прятала в укромном месте, чтобы не знала мать. Но главное, Джеймс был добр ко мне в худшие дни моей юности, когда я была одинока и несчастна, когда потеряла все, когда исчез ты… – Она немного помолчала, нахмурилась и глубоко вздохнула, а потом продолжила: – Мать узнала о том, что я позировала, и подняла страшный скандал. Кричала, кляла меня. Отец сначала, казалось, сочувствовал мне, но куда ему было до матери! Разве он мог с ней справиться? Поэтому он слова не сказал, когда она меня выставила из дома!
– Она действительно тебя выгнала?
– Да. Девушке, позировавшей художнику, хоть и в одетом виде, не было места в благочестивом доме Джеппов. Я в слезах прибежала к Джеймсу, и он сказал, что позаботится обо мне. Пригласил поехать с ним в Лондон, где он сделает из меня настоящую модель. Я ухватилась за возможность навсегда покинуть Портруан-Коув, где все напоминало о тебе. Поэтому отправилась в Лондон, и моя жизнь необратимо изменилась. Даже имя стало другим. Отныне меня звали Уилеминой Грант. Картины Джеймса, которые он рисовал с меня, заслужили немало похвал и привлекли внимания ко мне. Неожиданно я стала предметом обожания многих джентльменов, в том числе и аристократов.
Сэм хорошо знал эти картины. Особенно одну…
– Я видел несколько работ Бенедикта, когда в девяносто четвертом впервые приехал в Лондон. Они были прекрасны. Ты сияла, как лунный свет на темной морской воде.
Уилли кивнула:
– Да, так все говорили. Когда были выставлены аллегории с музами, их тут же раскупили. И меня стали приглашать позировать и другие художники. Посыпались предложения иного рода. Заверяю тебя, мне не слишком это нравилось. Я думала, это рассердит Джеймса, потому что была безгранично ему предана. Но однажды он пришел и объявил, что некий джентльмен готов стать моим покровителем. Что я буду жить в роскоши и иметь все, что захочу. Я отказалась, однако он сказал, что больше не может меня содержать и что я должна уйти. Вскоре я обнаружила, что Джеймс передал меня другому, как вещь, за то, что ему пообещали крупные заказы. Только тогда я поняла, что ничего для него не значила и была всего лишь моделью, с которой он любил работать. Это стало моим первым уроком жизни. Я покинула Джеймса, даже не оглянувшись. Вот так началась моя печальная карьера куртизанки.
Наконец Сэм узнал, почему Уилли пошла по рукам. Неприятно, но не слишком уж омерзительно.
– Мне очень жаль.
– Не стоит. Пусть я не вела той жизни, которую большинство людей назвало бы респектабельной, но гордилась тем, что была крайне разборчива. И очень дорого обходилась покровителям. Я стала богатой. За мной ухаживали самые знатные люди страны. У меня был свой салон, где я развлекала художников, поэтов и политиков. Мои приглашения весьма ценились. Моя жизнь была волнующей. И я ни о чем не жалею.
– А кто был тот, второй, которого ты так почитаешь?
– Хартфорд, конечно. Он долго осаждал меня, прежде чем я сдалась. Хартфорд хотел остаться моим единственным покровителем, а я вовсе не была к этому готова. Но он был так пылок, так обаятелен, что скоро я капитулировала. Мы провели несколько счастливых лет вместе, и постепенно меня стали считать его официальной любовницей. Он любил меня безумно. – Уилли говорила так, словно до сих пор не до конца верила этому. Словно была недостойна любви порядочного человека. – Когда его жена умерла и Хартфорд попросил моей руки, я подумала, что он сошел с ума. Но он не шутил. И был исполнен решимости узаконить нашу связь. Как я могла отвергнуть столь великодушное, поразительное предложение? Поэтому я распрощалась с полусветом и стала герцогиней.
– Ты любила его?
– Этот прекрасный человек положил к моим ногам весь мир. Он заботился обо мне так, как никто другой на свете. Конечно, я его любила.
– А… были какие-то затруднения? Я имею в виду окружающих.
– Хочешь спросить, принимали ли меня в обществе? Не все. Кое-кто до сих пор не желает меня знать. Но у меня был титул и богатство, а с этим не шутят. Но со временем передо мной открылись многие двери. Кто-то относился ко мне холодно, кто-то – по-доброму. У меня появились прекрасные друзья, которые мирятся с моим прошлым, и это делает меня счастливой.
Поразительная история! Сэм был рад ее услышать. Теперь он понимал Уилли и восхищался ею еще сильнее, чем прежде.
– А как ты жила после смерти герцога? Что делала? Надеюсь, не сидела дома в скорби и трауре?
– Нет. Я сняла траур три года назад. По-прежнему выезжаю, и меня почти никогда не бывает дома. Кроме того, я попечитель фонда вдов-благотворительниц, что дает мне весьма полезный опыт. Многие мои подруги работают в фонде. Благородные, респектабельные дамы, которые никогда не выказывали презрения к моему низкому рождению и сомнительной карьере. Сейчас я навещала одну из них, леди Тейн. Она живет в Нортгемптоншире. Недавно она подарила своему маркизу здорового сыночка, и я как раз еду с крестин. Можешь представить: она попросила меня стать крестной матерью!
– Крестная мать будущего маркиза? Господи, Уилли, ты действительно сумела круто повернуть свою жизнь! И благотворительность? Как благородно с твоей стороны. А что еще?
Уилемина вскинула тонкую бровь:
– Ты имел в виду – кто еще? Все еще судишь меня, Сэм?
– Нет-нет, просто хотел знать, есть ли… – Он покачал головой, так и не закончив своей мысли. Мысли, которую Уилли, конечно же, поняла.
– Хочешь узнать, есть ли другой мужчина в моей жизни?
Сэм смущенно усмехнулся:
– Нельзя же винить мужчину за любопытство. Ты по-прежнему чертовски хороша собой. Герцогиня. Должно быть, тебя осаждают поклонники.
Уилли недобро прищурилась:
– Вспомнил тот случай, когда приехал ко мне с визитом и протолкался в самое начало очереди ожидающих приема?
– Нет, я не об этом. Теперь ты ведешь другую жизнь. Но это не означает, что все лондонские мужчины ослепли. Ты всегда будешь привлекать оценивающие взгляды, и с этим ничего не поделать.
– Какая откровенная лесть! – улыбнулась Уилли. – Нет. Не извиняйся. Мне это нравится. И признаюсь, что мне еще приятнее, потому что лесть исходит от тебя. Но теперь я стала старше. И обнаружила, что меня вполне устраивает собственное общество. Больше мне не требуется постоянное присутствие мужчины, ни рядом, ни в моей постели. После смерти Хартфорда у меня были любовники. Один-два… последний так увлекся, что я ожидала от него предложения руки и сердца. Но вскоре его внимание привлекла женщина моложе и красивее, и он разлюбил меня так же быстро, как влюбился.