Берегитесь -- может быть,
Это новая Диана
Притаила нежну страсть -
И стыдливыми глазами
Ищет робко между вами,
Кто бы ей помог упасть.
-- А кто бы помог? -- Диана зацепилась за строку.
-- Я что -- сводня? Вон -- кобелей вокруг тьма тьмущая.
-- Да разве это мужики? Ни энергии, ни души. Ни дом построить, ни бабу соблазнить.
-- А ты чего хочешь? Какая жизнь, такие и мужики...
-- Вот и я о том же! Только он личность.
-- Кто?
-- Пушкин.
-- Ой, бабоньки, не могу больше! -- заголосила Тамара, хотя в комнате никого не было. -- Вот и беременей от Пушкина.
В глазах у Дианы стояли слезы. Тамара погладила ее по руке, взяла за плечи, встряхнула.
-- Ты вообще-то, Моргалкина, дурачишься или как? Если серьезно, то бери любого.
-- Любого? Может, поговоришь со своим Антоном? Он не согласится? Один раз только...
Тамара губу прикусила.
-- Нет, ты просто рехнулась! Вы только подумайте?! А меня куда? В мусоропровод спустить?
-- Не пугайся, я ведь только спросила, -- замахала на нее руками Диана.
-- И потом, мужик мой слишком ленивый, -- миролюбивей добавила Тамара. -- Я и сама-то Светланку на третий год еле-еле зачала.
-- Кто бы помог? -- зациклилась Диана. -- Если очень серьезно...
-- Если очень, то все равно не на улице же! А Тодд твой пропадает без толку? Какой-никакой, а все ж американец. И хоть знаешь человека.
-- Я его отшила.
-- Ну и что? Обратно пришей. Это ж идеальный вариант! Только не будь полной идиоткой и не ляпни ему, что рвешься забеременеть. От такого светлого будущего любой нормальный мужик мгновенно испарится, только его и видели. Перетрахайся с ним, он уедет в свою Америку, и дело с концом. А будет сопротивляться, напои.
-- Зачем?
-- Пьяный мужик на это всегда готов, как юный пионер. Звони ему...
-- Страшно...
-- Страшно, когда тебя насилуют. А тут... Слушай, -- Тамара сжала ее плечо. -- А что если он тебя в Америку возьмет? Дурой будешь, если откажешься.
-- Как же я Пушкина оставлю?
-- Нет, душа моя, по тебе психушка тоскует. Лучше от тебя держаться подальше...
Через знакомых в университете Моргалкина нашла телефон общежития легко и оставила просьбу позвонить в Музей Пушкина. Тодд перезвонил. Но чтобы прийти с ним домой, надо было посоветоваться с Пушкиным. Он по женщинам легко бегал -- почему же ей один раз нельзя?
Вечером она вошла в комнату и первым делом его спросила. Пушкин молчал, только смотрел на нее. Наверное, растерялся. Думал и не знал, что ответить.
-- Но ведь ты сам был гуляка! -- настаивала Диана. -- А теперь эмансипация полная. Тодд говорит, что ты всегда был феминистом. Люблю-то я тебя, он просто донор, понимаешь? До-нор, по-французски le donneur...
Пушкин еще немного подумал и разрешил. Диана поцеловала его в щеку и убежала.
10.
-- Наконец-то мужика привела! -- громко, ни к кому не обращаясь, изрекла соседка, идя на кухню. -- Может, он тебя нормальной сделает...
Моргалкина промолчала. Тодд стоял позади нее и, видимо, не очень понял смысл сказанного. Она пошарила в сумочке, ища ключ, открыла свою комнату, впустила Тодда и сразу заперлась на замок.
Когда Диана позвонила, Данки удивился, услышав в трубке ее голос. Она была деловита, даже не спросила его, хочет ли он увидеться, сразу предложила встретиться, и у него выбора не осталось. Он не распрашивал, куда она его везет -- неловко было. Теперь Тодду показалось, что в темной комнате кто-то есть, и он поздоровался. Никто ему не ответил. Диана зажгла настольную лампу: в полутьме стоял Пушкин. Данки протянул ему руку, которая осталась не пожатой. Тогда Тодд учтиво поклонился и сказал:
-- Хай, Пушкин!
Пушкин не ответил.
-- Вот почему вы шутили, что замужем...
-- Я не шутила, -- отрезала Диана, чтобы Тодд прекратил фамильярничание.
Она быстро собрала ужин, вытащила из морозильника бутылку водки. Тодд сидел за столом и только водил глазами, следя, как она бегает по комнате.
-- Хорошо у вас. Очень уютно. И книг много, -- с вежливой инерцией говорил он, глядя на ужасный беспорядок, с которым можно сравнить только его собственный гараж в Пало-Алто. -- Если я когда-нибудь опять женюсь, у меня обязательно будет уютно.
-- Опять? -- Моргалкина зацепилась за слово и на мгновение перестала хозяйничать. -- Вы разве женаты?
-- В общем-то нет...
-- Как это? -- непонятка ее озадачила.
-- То есть я был женат, развелся, но жена все пытается судиться со мной. Стоит мне купить что-нибудь, например, машину, как она нанимает адвокатов, утверждая, что я при разводе утаил от нее еще некоторую сумму. Она мне просто мстит, но не понимаю, за что...
Пять лет назад еще студентом Данки летал на каникулы в Гонконг и там познакомился с вьетнамкой, которая в него влюбилась. Она -- сирота, родители погибли, когда пытались переправиться на лодке за границу, а девочку береговая охрана спасла. Тодд расчувствовался и решил привезти ее в Америку. Они зарегистрировались тогда же в Гонконге. Через некоторое время она приехала к нему в Калифорнию и получила статус постоянного жителя США. Жить с Тоддом, однако, она отказывалась, придумывая разные причины.
Вскоре он узнал, что у нее есть жених в Лос-Анджелесе, к которому она, собственно, и приехала, использовав Тодда в качестве транспортного средства. Больше того, жена уговорила его не разводиться, пока она не получит американского гражданства, а то ее вышлют из страны. Потом она начала отсуживать у него все что возможно и невозможно, скандалить из-за каждого пенни и продолжает это делать по сей день, хотя у аспиранта Данки взять практически нечего, кроме старого кресла и спального мешка. Адвокаты в Калифорнии зубастей крокодилов и умеют кушать клиентов лучше, чем где бы то ни было еще.
Тодд ей все оставил, а себе из принципа хотел взять фото матери в серебряной рамке. Рамка ему была не нужна, но сколько он себя помнил, она висела в доме матери рядом с иконой. Из какого-то глупого принципа он хотел эту рамку оставить себе. Жена упиралась: не отдаст, потому что рамка ей нравится, и все тут. Судья, то и дело ворчавшая на него, что вот эти свинские мужчины разводятся, бросают невинных женщин и прочее, когда поняла, что жена претендует на фотографию его матери, вдруг стукнула молотком по столу и изрекла нечто внеюридическое: "Не будет этого, мадам! Совесть надо иметь!"
-- А теперь я не знаю, надо совесть иметь или не надо, -- печально сказал Данки.
Как ни смешно, брак его оказался без постели. Без постели для него -она-то жила с женихом. Вот почему Данки избегал рассказывать про это приятелям. Кому охота откровенничать, имея столь оригинальную форму семейной жизни? О, блаженное время наших советских разводов! Собственности никакой, делить нечего, окромя комнаты в коммуналке, которая принадлежит государству. Счет в банке? Но денег никогда не хватало до получки. В худшем случае при разводе, как выразился один мой знакомый адвокат, придется распилить пополам люстру. Не то в Калифорнии. По закону, муж обязан содержать жену до конца дней после развода так же, как он это делал в браке. Смертельный номер для общества, если, женившись, рискуешь оказаться в западне.
Предстоял еще суд, на котором символическая жена рассчитывала получить от Тодда реальные алименты на свое содержание в будущем, потому что она ведь приехала в Америку вовсе не для того, чтобы работать. Получилось, что Тодд будет кормить и ее жениха, замуж за которого она по этой причине не спешит. Некоторые калифорнийские законы весьма удобны для некоторых нечестных людей.
-- Вышел я из зала суда на свежий воздух, -- сказал Тодд, -- и поклялся больше не жениться никогда.
Диана сидела тихо и, не перебивая, слушала.
-- Налейте, -- наконец попросила она. -- У нас в России мужчинам положено разливать. Выпьем за ваш развод...
И сразу, не ожидая Тодда, выпила до дна.
-- Ему тоже нальем, -- Тодд подошел к Пушкину с бутылкой. -- А то как-то несправедливо.
Воткнув рюмку между фанерных пальцев, он наполнил ее. Пушкин держал рюмку криво, и половина водки пролилась на ковер. Тодд чокнулся сперва с ним, а потом с Дианой. Он уминал все подряд, что было выставлено на стол. Через полчаса оба захмелели. Один Пушкин оставался трезвым.
-- Давай выпьем на брудершафт, -- сказала Моргалкина, от полноты чувств заранее перейдя на "ты". Но придется поцеловаться. Ты не против?
Нет, Данки был не против. Он перегнулся через стол, она подставила ему губы. И как-то само собой они начали обниматься и очутились на диване. Диана вдруг замотала головой, отвела его руки, вскочила и опустила платье.
-- Я что-нибудь опять сделал не так? -- растерянно спросил Тодд.
-- Подожди. Не здесь, здесь плохо!
-- Но почему?!
-- Он смотрит на нас. Пойдем в другое место.
-- Какое -- другое?
Диана не ответила. Она вдруг осознала: зачать сына ее и Пушкина надо не здесь. Как она сразу не сообразила? Обязательно в другой, только в той и ни в какой другой квартире!
-- Пошли! -- прошептала она, натягивая плащ.
Данки нехотя подчинился. Лифт не вызывался. Спотыкаясь, Тодд следовал за Дианой по лестнице. Выйдя из подъезда, она взяла его под руку и вывела на набережную. Ветер разогнал тучи, и на небе висела половинка луны. Шаги гулко отзывались в подворотнях.
Милиционер в Музее на Мойке, дом 12, спал, но, когда Моргалкина позвонила в парадный вход, глянул через стекло, узнал ее и спросил только:
-- Тебе чего?
-- Открой, Василий, -- попросила она. -- Мне поработать надо.
Про спутника ее он не спросил, понял, что они вместе, выключил сирену охраны, и Диана с Тоддом вошли. Располневший и в годах Василий опять уселся на стул, надвинул фуражку на глаза и вырубился.
Во тьме Диана шла по музею, как у себя дома, и тянула за руку Тодда. В кабинете Пушкина она остановилась. Свет то ли от луны, то ли от уличного фонаря проходил сквозь щель между шторами.
В голове у Тодда был туман. Он уже перестал удивляться Дианиным прихотям.
-- Здесь? -- шепотом спросил он.
-- Здесь...
Диана сняла плащ, бросила на стул, села на диванчик возле полки с книгами, стиснув коленки, ждала.
-- Тут он умер? -- продолжал шептать Тодд.
Она кивнула.
Тодд сделал несколько шагов по комнате и вернулся обратно. Что-то его беспокоило.
-- У меня к тебе просьба, -- вдруг решился он. -- Если тебе не трудно... На всякий случай... Напиши на бумажке, что ты сама этого хотела.
-- Как это? -- она закрыла лицо руками. -- Господи, стыд какой! Какой стыд!
-- Не обижайся. Просто у нас в Америке все сошли с ума, и с сексуальными домогательствами очень строго. Я бы не хотел сидеть за изнасилование в тюрьме, если ты утром передумаешь и пойдешь в полицию...
-- В милицию, -- поправила она.
-- Да, конечно, в милицию.
-- Ни в какую милицию я не пойду.
-- Знаю! Но пожалуйста... На всякий случай.
Диана хмыкнула, решительным шагом подошла к выключателю. Вспыхнул свет. Она наклонилась над письменным столом с фигуркой негритенка на нем и ларцом, в котором поэт держал свои рукописи. Сейчас там валялся всякий конторский мусор. Она вытащила из ларца листок бумаги.
-- Что писать? -- охрипшим вдруг голосом спросила она.
Тодд молчал, не зная, как по-русски пишутся официальные бумаги. Да и на английском он таких бумаг не видел.
-- Напиши что-нибудь... Ну, что добровольно...
-- Может быть, после?
-- Нет, до...
Лицо ее вдруг озарилось.
-- "Я, Диана Моргалкина, гражданка Российской Федерации, -- медленно произнесла она казенным голосом и написала, -- вступила в интимные..." Как лучше -- "в интимные" или "в сексуальные"?
-- Лучше "в сексуальные", -- посоветовал Данки. -- Интимные -- это может быть все что угодно...
-- Значит, "вступила в сексуальные отношения с гражданином США Тоддом Данки по собственному желанию. Никаких юридических и материальных претензий я к мистеру Данки не имею". Годится? Подпись... Как будто это у нас уже было, да?
Она расписалась, Тодд сложил и спрятал бумажку в карман пиджака.
-- Раздеваться не будем, -- строго сказала она. -- Отвернись, я сниму колготки. Просто сблизимся, и привет.
-- Как сблизимся? -- не понял он.
-- Тебе лучше знать, как...
-- А твой boy-friend Пушкин? -- Тодд не то чтобы пошутил, просто вырвалось.
-- Он мне разрешил...
Диана опять села на диванчик, ждала. Тодд все еще медлил.
-- Смотри! -- она расстегнула две пуговицы и руками подала ему груди. -- Неплохо смотрится при свете луны, да? Ну что же ты стоишь, как истукан? Делай что-нибудь!
-- Что это -- "истукан"? -- он не знал такого слова.
Ее немного знобило, и она не ответила. Подняла руки, положила ладони ему на уши и держала так, пока он не ожил и не решился действовать.
-- Ты что же? -- через некоторое время спросил он, коснувшись губами ее уха. -- Никогда?
-- Никогда.
-- Эх ты, а еще древнеримская богиня любви!
-- Ну и что? Диана -- символ девственности.
-- Зачем же хранить девственность две тыщи лет?
-- Дурак ты! Неужели все американцы такие? Понимаешь, сим-вол...
-- Символ-то ладно. Но реально зачем?
Диана закрыла глаза и долго не отвечала. Потом прошептала:
-- Так получилось...
Диванчик оказался скрипучим. Не понятно, как Пушкин на таком неудобном отдыхал. Диана ничего не почувствовала, кроме сопения Тодда возле своего уха.
-- Ты что, не умеешь? -- удивилась Диана.
-- Не знаю, не пробовал, -- пробормотал Тодд.
-- Таких мужчин нету.
-- А я есть.
-- Выходит, и у тебя так получилось?
Получилось быстро, неудобно, нескладно, нелепо, глупо, противно, грязно, мерзко, вообще отвратительно. Но ведь это был не он, не ее Пушкин, успокаивала она себя, а только минутный его заместитель. Она быстро натянула колготки и опустила платье.
-- У тебя есть пять долларов? -- спросила она.
Донор усмехнулся, вытащил из бумажника, протянул ей.
Диана погасила свет, взяла Тодда за руку и, держа в другой руке зеленую пятерку, повела в полутьме к выходу. Милиционер спал, она хлопнула его пятеркой по фуражке. Он встрепенулся, выключил сигнализацию и открыл дверь. Она сунула ему в руку купюру.
-- Я тебя доведу до метро, -- Диана взяла Тодда под руку, но тут же, вспомнив Пушкина, отпустила. -- Иди за мной, а то еще заблудишься...
По тротуару они шли молча, на некотором расстоянии друг от друга. В сквере у Казанского собора Моргалкина остановилась, поглядела на небо, начала что-то бормотать.
-- Ты что, молишься?
-- Видишь, какая луна? Это я сама с собой разговариваю, ведь Диана -это богиня Луны. Я -- Селена.
В метро "Невский проспект" в этот поздний час спешили редкие прохожие. Протрезвев от холода и дождя, поеживаясь, Данки смотрел на Диану настороженно. Зря я с ней спутался: странное она существо. Не лицемерная, тут что-то другое...
-- Извини меня, -- сказал Тодд.
-- Нет, это ты извини меня, -- возразила Моргалкина, глядя в сторону. -- Мне не следует тебе этого говорить... Я хотела, чтобы ты помог мне родить ребенка.
-- В каком смысле? -- он испугался.
-- Боже, какой ты недогадливый: в прямом. Я хотела от тебя забеременеть. Наверно, я отвратительная любовница и вообще никудышная баба. Как только свет терпит таких, как я?
Она резко повернулись и побежала. Тодд постоял еще минуту, тупо глядя ей вслед, в растерянности пожал плечами и вошел в вестибюль метро.
На следующее утро Данки улетел рейсом "Аэрофлота" в Сан-Франциско.
11.
Моргалкина вернулась домой в полном разладе с собой, а почему, не понимала. Ведь все получилось, как она хотела. Только гармония в душе ее нарушилась. Червь проник в душу, точил ее, а душа и без того раздиралась сомнениями. Пушкин встретил ее молча, глядел с осуждением. Но ведь сам виноват! Сам вынудил, подтолкнул к такому шагу. Ей не хотелось ни оправдываться, ни вообще с ним разговаривать. Первый раз она не почувствовала радости, когда осталась с Пушкиным наедине. Она решила, что ляжет спать одна. Диана постелила постель, разделась, укрылась одеялом, а он, одетый в зеленый с красным камер-юнкерский мундир, стоял и смотрел. Тогда она сжалилась: поднялась, раздела его и уложила в постель.