Вилли досадливо взъерошил свою шевелюру.
— Ни то ни се, — пробормотал он.
Десять минут спустя он уже сидел на переднем сиденье малолитражки, которую Модести обычно использовала для езды по городу. Модести сидела рядом. Они ехали на «Мельницу».
— Не горюй, Вилли-солнышко, — сказала Модести, положив ему руку на плечо. — От тебя никто не ожидал, чтобы ты разок взглянул на аппарат и разложил все по полочкам, словно Шерлок Холмс.
— Понимаю, Принцесса. Только сдается мне, что я нашел бы ответ, если бы сложил все куски головоломки воедино — и, главное, если бы знал, где они, эти куски.
— Выкинь это из головы на время. Впереди у нас тренировка на «Мельнице». Потом быстро перекусим, и к Тарранту. Вдруг он что-то узнал от Боултера.
— Ладно. — Вилли заметно повеселел. — Ты можешь вести машину и играть партию, которую мы начали, когда летели из Парижа?
— Если в обоих случаях не будут горячиться, — ответила Модести.
Она перевела взгляд на дорогу и сфокусировала свое внимание на ней, но часть ее сознания представила себе шахматную доску. До этого ими было сделано восемь ходов. Модести играла белыми и предложила ферзевый гамбит, на что Вилли ответил индийской защитой.
— Мой последний ход — конь берет коня, — напомнил Вилли.
— Да, помню. — Когда-то Модести не могла запомнить и четыре хода, но теперь она умело доводила партию до конца, ясно представляя расположение фигур на доске. Некоторое время она сидела, погрузившись в раздумья, потом сказала: — Ферзь берет коня.
Был уже полдень, когда их машина подъехала к пивной Вилли на реке. Они вышли, обогнули пивную и двинулись туда, где у деревьев расположилось низкое длинное строение без окон. У реки маячила одинокая фигура. Это был Таррант.
Он махнул сложенным зонтиком, приветствуя их, и двинулся навстречу.
— Решил вот заехать, — сказал он, беря в свои руки руку Модести. — Ну как, есть результаты?
— Пока трудно сказать, сэр Джеральд. У Вилли имеются кое-какие смутные догадки.
Вилли тем временем открывал первую из двойных дверей, что вела в звуконепроницаемое помещение. Таррант вдруг забеспокоился и смущенно спросил:
— Надеюсь, это не один из тех знаменитых поединков?
— Нет, не из тех, — улыбнулась Модести. — Просто надо немножко размяться, привести себя в форму.
Таррант с облегчением кивнул. Это означало тренировку на стендах для стрельбы из лука, пистолета и метания ножей, которые были оборудованы внутри. Потом занятия гимнастикой и, возможно, учебное единоборство. Правда, иногда в конце таких занятий эти двое могли устроить настоящий бой. Ему случилось присутствовать на одном таком сражении, когда Модести потеряла сознание. Таррант понимал, что такое могло случиться и с Вилли, но ему решительно не хотелось больше видеть ничего подобного.
Вслед за Модести и Вилли он прошел в помещение. Вилли запер за собой вторую дверь и включил лампы дневного света. Посреди зала находился борцовский ковер, а справа и слева от ковра были оборудованы тиры. По одной из стен расположилась коллекция современного огнестрельного, а также холодного оружия всех времен и стран.
В конце помещения, в обложенной мешками с песком стене, имелась дверь, которая вела в мастерскую Вилли.
Модести подошла к перегородке, за которой находилась раздевалка с душем, и сказала:
— Потолкуйте пока, а я переоденусь.
— Ладно, Принцесса, — откликнулся Вилли. — Жаль только, мне пока нечего сообщить сэру Джи. — Он посмотрел на коллекцию оружия и снял со стены нож с длинным лезвием и кожаной рукояткой. — Вот этой штукой они хотели зарезать Рене Вобуа, — сказал он. — Такими ножами пользуются в Луизиане, а в Европе я их что-то не встречал. Но это была какая-то новая банда.
Он вдруг взмахнул рукой, и нож, сверкнув в воздухе, вонзился в грудь человека-мишени в конце зала.
— Это может навести на след? — с надеждой в голосе спросил Таррант.
— Не знаю. Самое обидное, что в этом деле при всей туманности есть много информации, только мы этого не замечаем.
— В каком смысле?
Вилли вздохнул и сказал с досадой:
— У Боултера имеется контейнер. И у спецслужб других стран, надо полагать, тоже. Похожая ситуация и с информацией. Каждый знает какой-то свой кусочек, только вот некому сложить все воедино. Кто платит? Кто нанял панамское торговое судно, чтобы сбросить контейнер в Северном море на прошлой неделе? Или где-то там еще.
— Все сведения передаются в Интерпол, Вилли. У них должна быть полная картина.
— Черта с два! — беззлобно сказал Гарвин. — В Интерпол входит сорок стран, и все они сообщают ему то, что считают нужным. Нет, это все идет слишком медленно. Интерпол, конечно, порой творит чудеса, но тут другой случай. Прежде чем они начнут действовать слаженно, пройдет год, а то и больше.
— Что же делать?
— Надо, чтобы представители заинтересованных стран собрались вместе и взяли дело под свой контроль.
— На это уйдет больше чем год, — рассмеялся Таррант.
— Да, я знаю, — ухмыльнулся Вилли. — Ладно, что-то я разворчался. Такая неповоротливость меня вполне устраивала, когда мы трясли нашей Сетью. — Он озадаченно почесал щеку и спросил: — Только как это все скрывают от газетчиков?
— Кое-что все-таки просочилось, но в целом тут правительства проявили завидное единодушие, — сухо сказал Таррант. — Сначала писать было не о чем — это казалось сущим бредом, потом сделалось слишком сенсационным. Тут Боултер совершенно прав. Ни одно правительство не заинтересовано в такой антирекламе — получается, что оно не способно защитить своих граждан. Но с другой стороны, как защитить человека, если ему суждено умереть от удара током в ходе устройства фонтана в своем саду?
Появилась Модести — в черных брюках и рубашке и туфлях на резиновой подошве. На ней висела кобура «ган хоук», которую Таррант видел и раньше. Но сейчас она была пустая. Волосы Модести были собраны в тугой пук на затылке.
— Я возьму «кольт» тридцать второго калибра, Принцесса — сказал Вилли и двинулся к мастерской.
— Вы, кажется, цитировали Боултера, — сказала Модести Тарранту.
— Да, мы сегодня утром встречались. Надо сказать, что он принял мой шантаж с удивительной легкостью.
— Боултер реалист. Если бы вы завели дело о недостаточных мерах безопасности, ему пришлось бы повертеться. Ну так рассказал он вам что-то интересное?
Вилли появился с «кольтом», на ходу проверяя патроны в барабане.
— У вас поразительная интуиция, Модести, — сказал Таррант. — Вы предположили, что главный в этой операции нанимал убийц анонимно, действуя через доверенных лиц или посредников, и что где-то кто-то должен был наследить.
— Так?
— Боултер назвал мне одну фамилию. Это руководитель некой преступной группировки в Греции. К нему обратились с заказом на подобное убийство, но он отверг предложение. Есть основания полагать, что этот человек знает, кто направил к нему посредника. Вот вам и потенциальный след.
— Он заговорил?
— К сожалению, нет. Его подставил второй человек в его группировке, который был недоволен тем, что его босс отверг такое выгодное предложение.
— Как же его надули?
— Он отправился по подложным документам в Югославию, чтобы вывезти оттуда любовницу попавшего в опалу политического деятеля. Тот сам еле успел выехать из страны, обхитрив тайную полицию, а любовница его спряталась. Поскольку за ее вывоз предлагались большие деньги, этот грек решил попытать удачи.
— Но Кролли сгорел, — как ни в чем не бывало продолжила Модести. — В Югославии его уже поджидали.
— Откуда вы знаете, что его имя Кролли? — удивился Таррант.
— Он работал у меня в Сети. И неплохо работал. Когда я решила отойти от дел, я оставила ему тот район для операций. — Она посмотрела на Вилли и сказала: — Похоже на правду. Кролли такими делами не занимается.
— Ну и что, югославы отправили его в расход?
— Нет, они поступили умнее. Приговорили к десяти годам каторжных работ за попытку государственного переворота и содействие врагам народа.
— Десятка! — присвистнул Вилли, глядя на Модести. — Ну и ну!
— Югославия входит в Интерпол, — сказала она Тарранту. — Почему они не допросили его?
— Допросить-то они его допросили, только он ничего не сказал. Они, конечно, могли бы его заставить заговорить, но похоже, это их мало интересовало. Ни одного югослава в списках клиентов загадочных шантажистов не значилось, да и тамошние представители Интерпола слушаются своего правительства.
— Мне Кролли все рассказал бы, — задумчиво произнесла Модести.
— Сильно сомневаюсь, что вам позволят с ним увидеться, моя дорогая, — заметил Таррант.
— Я не об этом, — сказала она и посмотрела на Вилли, отчего тот заулыбался. — Переодевайся, Вилли-солнышко. Я позвоню Венгу и попрошу его все подготовить. Насвистывая, Вилли отправился в раздевалку. Таррант проследовал за Модести в мастерскую, где в углу на полке стоял телефон.
— Что вы задумали? — тревожно спросил он.
— Хочу поговорить с Кролли. — Она стала набирать номер. — Мы с Вилли можем появиться в Югославии через два дня. К этому времени все уже будет готово.
— Но…
— Десять лет каторги, — перебила его Модести, и, хотя в выражении ее лица вроде бы ничего не изменилось, Тарранта словно ударило электричеством. — Кролли однажды принял пулю, которая предназначалась мне. Он сделал это совершенно сознательно. — Затем она сказала в трубку: — Ты, Венг? Слушай меня внимательно.
Глава 9
Трудно было понять, что «шевроле-мипала» зеленого цвета. Пыль с немощеной дороги покрыла автомобиль плотным слоем.
Женщина, сидевшая рядом с водителем, усталым взглядом обвела деревенскую площадь, где остановилась машина. Голова ее была повязана платком, из-под которого виднелась бахрома крашеных белокурых волос. На ней также были темные очки, а тяжелый грим скрывал привычный цвет лица. Недалеко от машины начала собираться толпа из мужчин, женщин, а в основном из детей, рассматривавших новоприбывших с мрачным любопытством. Местные были одеты в шерстяные свитера домашней вязки, обильно расшитые цветными нитками. На головах них были шапочки, напоминавшие пилотки, на ногах мягкие мокасины, именуемые здесь «опанки», цветные вязаные чулки и шаровары, перетянутые у лодыжек. Некоторые женщины носили шали, закрывавшие часть лица.
В нескольких шагах от машины крупный мужчина говорил по-английски с американским акцентом, обращаясь к группе местных жителей. Он то и дело жестикулировал и показывал на карту, которую держал в руке.
— Ну, что они говорят, Чак? — крикнула ему женщина, произнося слова в нос, как это делают американцы. Мужчина пожал плечами. На нем была соломенная шляпа с широкой лентой, легкий бежевый пиджак, голубая рубашка. На плече у него висела кинокамера.
— Не понимаю, киса, — сказал он. — Я просто… — Тут его глаза засветились — он увидел, как двое ребятишек устроили потасовку из-за того, кому должна принадлежать палка с привязанной на конце бечевкой. Посмеиваясь, он присел и, наставив на них свою камеру, стал снимать сражение.
— Чак, ради Бога, перестань, — недовольно крикнула женщина. — Лучше выясни, как нам вернуться на главное шоссе. — Тут она презрительно фыркнула и повторила: — Главное шоссе. Протяженностью в тридцать футов.
Человек прекратил съемку, убрал камеру в футляр и медленно подошел к машине.
— Видишь ли, Джейни, — сказал он, — я делаю, что могу, но здешнее население совершенно не желает понимать по-английски.
— Ну, а что там на карте? — осведомилась женщина, и в ее интонациях послышалось явное раздражение. — Ты же на нее смотрел, причем смотрел минут десять, когда мы свернули на этот чертов проселок. Говорил, что все будет о'кей, а что теперь?
В толпе послышался легкий гул голосов, люди расступились, давая дорогу седому человеку, которого сопровождал что-то тараторивший ему юноша. Седой подошел к иностранцам и сказал:
— Я говорю по-английски. Чего вы хотите?
— Вот как? — Американец поманил его рукой, а сам расстелил карту на пыльном капоте. — Видите, тут есть дорога, которая обходит гору. Мы должны были выехать на нее уже давно, но никак не можем ее найти. Понимаете?
— Понимаю. Но там нельзя проехать. Только идти пешком. Они делают дорогу, но пока рано. Закончат через два-три года.
— Через два-три года, — фыркнула женщина, испепеляя мужа взглядом. — Ну, сиди жди, когда ее построят. Только у тебя кончится вся твоя пленка.
— Зачем ты так, Джейни? Ведь на карте же дорога обозначена как настоящая, для машин.
— Карта, шмарта… Солнце уже садится, и через полчаса стемнеет. Я не собираюсь тащиться три часа до того шоссе. Узнай, есть ли тут у них отель с водопроводом и душем.
— Нет душ, нет отель, — сказал седой югослав.
— Отлично! — Женщина откинулась на спинку сиденья вытащила пудреницу и стала быстрыми злыми движениями наводить порядок на лице.
— Может, кто-нибудь пустит нас переночевать, Джейни, — смущенно предложил муж. — Сдаст нам комнату…
— Комнату! — Она с треском захлопнула пудреницу и сказала: — Может, я привередлива, но интересно знать, с какими насекомыми мы будем делить кровать. Нет уж, садись и поехали подальше отсюда, Чак.
— Но ты же сама сказала…
— Знаю. Если мы не уедем сейчас же, то заночуем здесь, в машине. Будь так добр — садись и поехали.
— Договорились. — Американец сунул купюру англо-говорящему югославу, после чего сел за руль. «Шевроле» дал задний ход, потом сделал круг по площади и укатил, оставляя за собой пыльный шлейф.
Модести Блейз сняла темные очки и сказала:
— Еще миль пять. Когда доедем до места, уже стемнеет. Только не зажигай фары, Вилли.
Вилли Гарвин кивнул.
— Ладно. Думаешь, Недич появится?
— Надеюсь. До него отсюда километров сорок, а записку мы оставили ему утром.
— Это было бы кстати. Он знает эти места как свои пять пальцев. С ним дело пойдет быстрее.
— Мы должны справиться сами, но с ним, конечно, все будет проще.
Солнце уже совсем скрылось за горизонтом, когда Вилли съехал с дороги и направил «шевроле» к небольшой рощице. Он остановил машину, выключил мотор, поставил автомобиль на тормоз, затем вышел, вернулся к дороге и тщательно уничтожил все следы, которые указывали на то, что какая-то машина сделала тут поворот.
Когда он вернулся, Модести удаляла с лица густой слой грима. Она уже сняла головной платок вместе с бахромой светлых волос, умело прикрепленных к платку, а теперь стаскивала себя кофту с длинными рукавами, которая удачно прятала ее свежие и крепкие руки и плечи.
Вилли отпер багажник и извлек из него ящик. Пока он открывал его, Модести сняла с себя юбку, лифчик, трусики и чулки. На всех этих элементах одежды были американские фирменные ярлыки, как и на всем, что было надето на Вилли.
Теперь она стояла совершенно голая, никак этого не стесняясь. Ее тело было покрыто ровным золотистым загаром без каких-либо белых пятен и полос. Вилли передал ей колготки и оценивающе посмотрел на ее фигуру. Он прекрасно знал ее тело, и теперь его интересовало исключительно физическое состояние Модести, готовность выдержать предстоящие испытания. Это был вполне обычный взгляд, к которому Модести давно успела привыкнуть, равно как и к традиционному одобрительному кивку.
Она надела колготки, а затем и лифчик, также переданный ей Вилли. Потом — брюки и свитер, но не черный, как обычно, а пестро-зеленый для камуфляжа. Присев на ступеньку автомобиля, Модести стала натягивать серые сапоги.
Теперь разделся донага Вилли и надел плотно облегающие тело трусы, затем ножны, в которых покоились два ножа. Теперь уже Модести окинула взглядом Вилли — и даже не потому, что хотела удостовериться в его хорошем физическом состоянии, а потому, что ей просто доставляло удовольствие видеть его крепкую мускулистую фигуру, которая могла в случае необходимости действовать быстро и безжалостно.