Сославшись на необходимость приготовить им кофе, она поскорее ушла из комнаты. Титаническими усилиями ей удалось сварить что-то, отдаленно похожее на этот напиток. Но, едва отхлебнув ее пойла, Дэвид сморщился и заявил, что таких помоев ему пробовать, еще не доводилось. Усадив вконец сконфуженную Кэролайн за бумаги, он отправился сам заниматься приготовлением кофе.
Вероятно, он сидел над бумагами вчера не один час, после того как уложил ее спать. Сейчас она смотрела на листок, испещренный аккуратными, ровными столбиками и строчками цифр, и ничего не понимала. В комнату вернулся Дэвид, и Кэролайн попросила объяснить ей смысл подсчетов. Сказанное им заставило ее похолодеть от страха.
– А означает это только одно: ты теперь нищая, – угрюмо объявил Дэвид. – И останешься нищей, даже если продашь этот дом.
Дождавшись, пока уедет мистер Кендалл, она, наконец, задала вопрос, не дававший ей покоя со вчерашнего вечера.
– Ради всего святого, Дэвид, объясни мне, зачем ты хочешь, чтобы я у тебя работала? Ведь ты же сам говорил, что я бездельница и неумеха…
– Это дело легко поправимое. Как только мы приедем в Лондон, ты перестанешь быть неумехой, – дружелюбно ответил он, ласково ей улыбнувшись. – Там тебя быстро научат всему тому, что необходимо знать каждому нормальному человеку в твои годы.
– А чему меня там обучат?
– Это уж тебе решать.
– А кто меня будет учить? – еде слышно пискнула она.
– Подожди, скоро узнаешь, – уклонился он от прямого ответа.
Никакая сила на свете не могла заставить его раскрыть перед ней свои карты.
– Боже! Я забыла, какой ты упрямец! – воскликнула Кэролайн.
– Виноват, и не пытаюсь отрицать этого, – усмехнулся Дэвид.
И у такого человека еще хватает наглости жаловаться на упрямство своей матери!
– Это мое единственное предложение к тебе, Кэрри, – спокойно продолжил он. – Тебе нужно только ответить мне, согласна ты на него или же нет.
У Кэролайн не оставалось иного выбора, кроме как согласиться. Но, если бы Дэвид не так откровенно торжествовал, если бы не говорил с ней столь покровительственным тоном, ей было бы гораздо легче ответить ему «да». Стиснув зубы, она нечленораздельно пробормотала:
– Спасибо.
И вот они в ярко-красной спортивной машине мчатся по эстакаде в Лондон, сопровождаемые восхищенно-завистливыми взглядами владельцев автомобилей попроще. Дэвид со свистом обогнал "шевроле".
– Ты, случайно, не автогонщик? – дрогнувшим от испуга голосом спросила Кэролайн.
– А что? Ты не любишь быстрой езды?
– Ах, оказывается, это просто быстрая езда? А я-то думала, что ты собираешься побить мировой рекорд скорости!
– Ничего подобного! Я не нарушаю допустимого предела. Так ты, что ж, боишься скорости?
На самом деле она всегда наслаждалась быстрой ездой, но никогда не созналась бы в этом.
– Не больше чем перспективы оказаться с тобой, например, на одной кухне!
– Вижу, что жизнь рядом с тобой обещает быть куда интереснее, чем я ожидал, – рассмеялся Дэвид.
– Ты считаешь возможным, чтобы мы с тобой жили в одной квартире? – спросила Кэролайн, зная, что если он ответит «нет», то причинит ей невыносимую боль.
– Нет.
– О-о-о…
– Не стоит задавать вопрос, ответ на который тебя заведомо не устроит. Это первое жизненное правило. – Он искоса посмотрел на нее. – Но не надо так сильно отчаиваться, Кэрри…
– А я и не отчаиваюсь, – собрав последние остатки душевных сил, с достоинством ответила она. – Ты, случайно, не умеешь читать чужие мысли? Почему ты думаешь, что…
– Мы не сможем жить вместе? Ты действительно хочешь знать почему?
Неужели ей удалось, наконец, загнать Дэвида в угол?
– Да, – сладким голосом пропела она, – очень хочу.
– Я полагаю, что главная причина, по которой мы с тобой не можем жить вместе, – то, что нас очень сильно влечет друг к другу. Я имею в виду сексуальное влечение, – сухо произнес он.
Кэролайн больше всего потряс его равнодушный, бесстрастный тон. Он говорит, словно врач, рассуждающий о необычном патологическом случае. Неужели то, что два дня назад было между ними, так ему безразлично? Или он считает любовь просто физиологической потребностью, такой же, как еда и сон?
– Так почему бы тебе не подыскать для меня какую-нибудь квартиру? – не без волнения спросила она.
– Я думал над этим, – обронил Дэвид. – И довольно долго. В конце концов, я решил, что будет спокойней и разумней, если ты все-таки поселишься у меня.
– Почему?
Дэвид пожал плечами и вдруг улыбнулся. Кэролайн подняла голову и заметила, что с их машиной поравнялся точно такой же ярко-красный «феррари». Из водительского окна выглянула ослепительная рыжекудрая дива и нахально подмигнула Дэвиду. После этого красотка резко рванула вперед, обдав их целой тучей выхлопных газов.
– Она совсем не умеет водить, – покачал головой Дэвид. – Если не исправится, то очень скоро доездится до аварии.
– Можешь ты оторвать взгляд от ее машины хоть на секунду и ответить на мой вопрос? – сердито спросила Кэролайн. – Почему мне будет спокойнее жить у тебя, а не где-то еще?
– Потому что ты, можно сказать, абсолютно невинна, – невозмутимо обронил он и, прежде чем продолжить, сделал паузу.
Кэролайн уставилась на него с недоумением и испугом. Что он имел в виду?
– Тебя всю жизнь продержали под стеклянным колпаком. Сначала все эти дурацкие школы, потом не менее идиотское замужество. Ты сама в этом, конечно, не виновата…
– Спасибо. – Кэролайн язвительно поджала губы.
– Но, даже если бы мне удалось снять тебе квартиру вместе с какой-нибудь другой девушкой, которая согласилась бы стать твоей компаньонкой, рано или поздно к вам в гости начнут ходить мужчины…
– А что, разве в этом есть что-то ужасное?
– Нет, конечно. – Прищурившись, он внимательно посмотрел на нее. – Просто пока это не ко времени. Мне кажется, сначала тебе надо зализать старые раны, оправиться от всего случившегося, найти себя. Так говорят в центрах психической реабилитации.
– Уж не хочешь ли ты сказать, что сам обращался за помощью в подобные заведения?! – воскликнула пораженная Кэролайн.
– А сама-то ты, что думаешь на этот счет?
Вот уж этого она никак не ожидала. Дэвид казался таким сильным, решительным, волевым человеком. Хотя, как показали последние два дня, его выдержка и хладнокровие во многом были напускными. Под коркой льда скрывалось пламя, под маской безупречно сдержанного британского джентльмена – дикий, необузданный нрав предков-арабов. Интересно, что с годами он все больше становится похож на мать-египтянку, все меньше – на своего отца, Эдварда Редферна…
– Только не пойми меня превратно, – продолжил Дэвид после некоторого замешательства. – Я думаю, что в наше время психиатрия находится на большой высоте и кое-кому это может быть полезно.
– И тебе?
– Нет, – отрезал он. – Я в этом не нуждаюсь.
Неужели Дэвид принадлежит к числу тех мужчин, которые боятся анализировать собственные чувства? Они натягивают на себя маску, пряча свое подлинное лицо, да так, что рано или поздно эта маска прирастает к ним… Внезапно ей стало грустно, захотелось сменить тему разговора.
– Расскажи мне о своей квартире.
– Это не квартира, а дом. Скоро мы подъедем к нему, и ты увидишь все собственными глазами. Он находится в очень красивом месте, недалеко от большого парка.
– Как давно ты в нем живешь?
– Совсем недавно. Я останавливаюсь там, когда приезжаю в Лондон, но, как ты сама знаешь, это бывает нечасто. Моя работа заставляет меня постоянно разъезжать по всему миру, а штаб-квартира моей компании находится сейчас в Нью-Йорке.
Кэролайн очень плохо представляла себе жизнь Дэвида. Ее отчим всегда называл его "странствующим предпринимателем", не уточняя, что он имеет под этим в виду.
– А чем ты занимаешься? Я знаю лишь, что ты зарабатываешь уйму денег, – сказала она, разглядывая роскошный салон машины.
– Я – специалист по конфликтным ситуациям, – улыбаясь, ответил Дэвид, но тут, же нахмурился: в этот момент какой-то грузовик попытался их подрезать. – Если дела у какой-либо фирмы идут плохо – я имею в виду катастрофически плохо, – они нанимают меня.
– И что ты делаешь? Все закрываешь?
– Нет! – Дэвид от души расхохотался. – Я отнюдь не всегда принимаю личное участие в расследовании. В моем распоряжении целая команда квалифицированных экспертов. Но если я берусь за дело сам, то сначала тщательным образом анализирую всю деятельность фирмы, отделяю, так сказать, зерна от плевел, чтобы разобраться, в чем причина их неудач.
– Это легко?
– Не всегда. Я для них, как соломинка для утопающего, потому что они обращаются ко мне уже после того, как перепробуют все другие доступные им средства. Особенно трудно приходится со старыми семейными фирмами, не умевшими приспособиться к условиям нашего времени. С ними приходится изрядно попотеть.
– Смотри, Дэвид, – шутливо предостерегла Кэролайн, – не стань слишком сентиментальным. Для бизнесмена это страшный порок.
– Знаю.
Какое-то время они ехали, молча, обдумывая недавний разговор.
– Не понимаю все-таки, для чего я тебе нужда, – наконец задумчиво произнесла Кэролайн. – Печатать я не умею, секретарем работать не могу, даже не знаю, как обращаться с тостером…
– Помолчи минутку, – перебил ее Дэвид, останавливаясь у пешеходного перехода.
Среди людей, пересекавших дорогу, бросалась в глаза яркая блондинка в кожаном костюме, состоящем из ультракороткой мини-юбки и облегающего жакета. На поводке она тащила крошку йоркшира, такого маленького, что его легко было принять за котенка. Поравнявшись с машиной Дэвида, эта девица притиснулась к ней как можно ближе и прошла мимо, изо всех сил вертя соблазнительным задом в надежде привлечь к себе внимание красавца водителя. Кэролайн бросила быстрый взгляд на Дэвида. Тот понимающе улыбался, глядя на блондинку. Затем он нажал на педаль газа, и они рванули с места.
– Может, желаешь ее подвезти? – не удержалась Кэролайн.
– К сожалению, у меня в машине больше нет мест, как ты могла заметить. – Он пожал плечами. – К тому же она не в моем вкусе.
– Ах, вот как?! – Кэролайн с трудом сдержала улыбку.
– Ага. Терпеть не могу этих козявок – йоркширов. Издевательство, а не собака.
Дом Дэвида стоял на красивой площади в старой части Лондона. Чугунная ограда и широкий газон отделяли его от проезжей части. Уютные деревянные скамейки под раскидистыми липами словно приглашали к отдыху. Кэролайн подумала о том, как приятно, должно быть, посидеть здесь теплым летним вечером, вдыхая аромат цветов на клумбе и любуясь последними лучами солнца.
– Нравится?
– Еще как! В таком доме жила сама Мэри Поппинс! – с восхищением произнесла она.
– У меня есть ключ от ворот сада, – сказал Дэвид, открывая перед ней дверцу машины и помогая выбраться. – Это чудесной красоты сад: весной тут расцветают сотни желтых нарциссов, крокусов и голубых ирисов. А какие птицы слетаются сюда! Ты даже представить себе не можешь, кого ты увидишь здесь, в самом центре Лондона. Правда, некоторые из них гнездятся неподалеку отсюда, в парке.
Как легко бывает обмануться в человеке! Можно ли было предположить, что этот сухой, деловой человек, богатый бизнесмен, владелец суперсовременного «феррари», способен так трогательно и нежно говорить о цветах или птицах!
Они поднялись по ступенькам крыльца. Дэвид отпер входную дверь.
– Я покажу тебе дом, – сказал он, когда они вошли в холл.
– Благодарю, – неуверенным голосом ответила Кэролайн.
Сколько бы она ни фантазировала, но уж никак не ожидала, что Дэвид поселился именно в таком доме! Про себя она давно решила, что, судя по его привычкам, он должен обитать в ультрасовременной квартире со стеклянными стенами-окнами, выходящими на реку, обставленной бездушной модернистской мебелью. На самом деле все оказалось наоборот: просторные светлые комнаты с высокими лепными потолками, элегантная, стильная мебель. Царившая в доме тишина потрясла Кэролайн. Кто бы мог подумать, что совсем невдалеке от этого оазиса покоя оглушительно гудят машины и гомонит разноголосая лондонская толпа…
– Кухня и столовая – на первом этаже. Они выходят окнами в сад. Большую комнату, занимающую остальную часть этажа, я использую под офис. Гостиная – на втором этаже, еще выше находятся спальни. Ходьба по лестнице хорошо помогает поддерживать спортивную форму, – лукаво улыбнулся он, когда они поднимались наверх.
– Значит, по-твоему, сейчас я не в форме? – Кэролайн лукаво улыбнулась.
– Не напрашивайся на комплимент, – укорил ее Дэвид, открывая дверь спальни. – Ты будешь жить здесь.
Комната была просторной и светлой, с большим окном, выходившим в пустынный зимний сад, посреди которого под кипарисом величественно возвышался молчащий фонтан. Стены спальни были покрашены в нежно-голубой цвет.
Такого же тона было и лежавшее на кровати вышитое покрывало. Но внимание Кэролайн неожиданно привлекла маленькая глиняная фигурка, одиноко стоявшая на подоконнике. Она изображала вставшую на дыбы лошадку. Ее ноздри раздувались, каждый мускул был напряжен. Эту по-детски неумело раскрашенную безделицу Кэролайн не видела уже шесть лет. Она сама слепила эту фигурку для Дэвида в подарок на Рождество. В то время все постоянно подшучивали над ней из-за лошадей: девочка обожала этих животных и в то же время смертельно их боялась. Александер даже обещал подарить ей собственную лошадь, если она сумеет побороть свой страх. И вот, наконец, она набралась смелости и стала посещать занятия по верховой езде. Однако, оставшись наедине с мощным и величественным, горячо фыркающим и громко ржущим красавцем, она снова оробела и решила пойти на попятный. Во время каникул, когда Кэролайн и Дэвид снова встречались, он без устали подтрунивал над ней из-за этого. Желая показать, что его насмешки ей безразличны, она слепила на уроке по прикладному искусству эту лошадку и преподнесла ему на праздник.
Трясущимися руками Кэролайн осторожно взяла фигурку, старательно уговаривая себя, что это – всего-навсего пустячок, милое воспоминание о детстве. Однако ей с трудом удавалось сдерживать слезы. Ведь ее совсем не умилило, что Дэвид бережно хранил эту безделицу долгие шесть лет. Нет, это было явно не к добру! Чуть не плача, Кэролайн повернулась к нему.
– Дэвид, – дрожащим шепотом начала она и остолбенела, увидев его лицо, на котором отражались абсолютно те же чувства, что обуревали и ее саму.
Нет, этого быть не могло! Ей померещилось! Она отказывалась верить своим глазам: всесильный и неуязвимый Дэвид Редферн, казалось, полностью погрузился в далекие, бередящие душу воспоминания! Но уже через полминуты его лицо приняло привычное высокомерное выражение. И только голос, звучавший мягче обычного, слегка выдавал его.
– Плачь, если есть на то желание, дорогая. Но поверь мне, я совсем не стремился довести тебя этим до слез.
– А з-зачем ты п-поставил ее т-туда? – прерывающимся от волнения голосом спросила она.
– Мне казалось, что ты будешь чувствовать себя потерянной и скучать по дому, а эта вещица из твоего прошлого поможет тебе побороть грусть.
– Дэвид, разве ты знал заранее, что вернешься сюда вместе со мной? – Кэролайн чуть не села на пол от изумления.
– Конечно, – ответил он так, что она поняла: иначе и быть не могло.
– А если бы я отказалась?
– У тебя не было другого выхода. Но, даже если бы это и произошло, – странно зловещим тоном произнес Дэвид, – я все равно добился бы своего. Так или иначе, но тебе пришлось бы согласиться. На этот раз, – уточнил он. По угрожающему блеску его глаз Кэролайн поняла, что он намекает на их разговор накануне ее свадьбы.
Она перевела взгляд на фигурку, которая при всем своем несовершенстве была плодом безудержной детской фантазии. В памяти всплыло лицо Дэвида, каким оно было в то далекое рождественское утро шесть лет назад: оно излучало искреннее удовольствие при виде смешной, нелепой статуэтки. Он всегда старался скрывать свои истинные чувства, считая неприличным открыто проявлять их. Дэвид всегда присутствовал в их доме во время рождественского ланча, потому, что был вынужден помогать матери. Только сейчас Кэролайн стало ясно, что его приглашали из жалости к нему, и она отчетливо поняла, каким, должно быть, тяжким испытанием для самолюбивого юноши была роль лакея, пусть даже Александер и относился к нему почти как к собственному сыну. Для такого гордого и независимого человека, как Дэвид, наверняка была непереносима сама мысль о чьем-то покровительстве или протекции.