– Ты у меня теперь под домашним арестом будешь! Я тебе завтра устрою попойку, ты ее навеки запомнишь!
Яна сидела за учебниками. На Степана ноль внимания. Он приблизился и виновато чмокнул ее в щечку. Яна вскинула руки, обняла его за шею:
– Мы опять не ходили в бассейн.
– Угу, – зарыл лицо в ее волосы Степа. – Прости, Янка, так получилось.
– Степа, мы с тобой год вместе, а ты еще не познакомился с моими родителями. Как это называется?
– Помню. Завтра у них ужин.
– Я третью неделю не ночую дома. Меня папа убьет.
– Он меня убьет, если ты пойдешь ночевать домой. У меня поджилки трясутся при упоминании о твоем папе. А будущей тещи я вообще боюсь.
– Да не волнуйся, завтра за ужином ты официально попросишь моей руки, и папа будет доволен. А маму бойся. Если ты ей не понравишься, не знаю, что и будет.
Степа вздохнул и дал себе слово, что завтра – пусть хоть наводнение случится, хоть светопреставление начнется – обязательно пойдет знакомиться с родителями Янки. Действительно, нехорошо до сих пор не познакомиться с будущими родственниками.
III. Коварство
1
Утром Степа с огромным трудом разбудил Костю. Он тряс его, как грушу, стащил с дивана, а тот упал на пол, свернулся калачиком и продолжил спать, при этом что-то бубнил невнятно. Тогда Степан, набрав полный рот воды, прыснул ему в лицо. Костя приподнялся, вытер ладонями лицо, глаза и сказал:
– Заречный!.. Ты садист. Отвянь.
– Ты что, до сих пор пьян? – вытаращился Степа.
– Нет, – снова укладывался на диван Костя. – Голова трещит. Я умираю.
– А где пиво? – грозно навис над ним Степа. – Где мое пиво? Я его разве для того покупал, чтобы ты шлюх, больных сифилисом, поил?
– Сифи… У кого сифилис? – побледнел и без того бледный Костя.
– У твоей телки вчерашней! – безжалостно добивал его Степа. – Я ее еле-еле из-под тебя вытащил! Она же всем известная. Сифилис, гонорея – весь набор при ней. А ты чуть при всех ее… я вовремя пришел.
– При всех? – не помнил вчерашнего вечера Луценко. – Что ты этим хочешь сказать? При ком я ее?.. И кого я при всех?..
Степа едва не рассмеялся в голос, глядя на растерянного, опухшего, с побитым лицом Костю. Сдержался. Если не остановить сейчас разгул, все насмарку пойдет. Надо так пугануть, чтоб на всю жизнь зарекся напиваться до скотского состояния черт знает с кем.
– Да тут такое творилось! – схватился Степа за голову, припомнив, как это делали актеры на спектакле. – Откуда взялись собутыльники?
– Я, кажется, пригласил… не могу пить один, я ж не алкаш. Больше ничего не помню. Слушай, а я с этой… целовался?
– А то как же! И не только целовался. Она мне сама рассказала, что ты с ней делал.
– Мне в поликлинику надо… – проблеял Костя, похолодев как ледышка.
– Ну уж нет. Ты обязан провести операцию. Да сейчас еще и признаков болезни нет, а вот через неделю ясно будет: подцепил или не подцепил. Ой, да через три дня сам узнаешь, без врача. Но не беспокойся, гонорея быстро лечится, к тому же отучишься пить, при лечении от гонореи нельзя в рот спиртное брать. А вот с сифилисом похуже дело будет.
– Откуда ты такой подкованный? – проворчал Костя, потирая грудь. И вдруг простонал: – Какой же я дурак! А все ты, Заречный! Выставил батарею бутылок, я б один не справился. Дай кефира, он в холодильнике.
Кроме кефира, там ничего не было. Хорошо погуляли. Костя жадно глотал кефир из пакета, выпив полностью литр, упал на подушку, тяжело дыша.
– Так, – деловито сказал Степа. – Двухдневная пьянка отменяется, ты и так получил алкогольное отравление, это я не рассчитал, виноват, каюсь. Отдыхай… Ты куда?
– В душ, – еле поднялся Костя. – Помоюсь.
– Не вздумай, – толкнул его на диван Степа. – От тебя должно за версту нести потом, перегаром, дерьмом и т. д. Где деньги? Я куплю тебе чего-нибудь пожрать.
– В ящике стола, – указал Костя, выбросив руку, которая сразу безвольно упала. Степа выдвинул ящик. – Попить купи… «Фанты» холодной. И минеральной воды. И ряженки. И…
– В ящике денег нет.
– Были там, клянусь. Я не трогал, – Луценко от потрясения привстал. – Ты хорошо смотри! Под бритвой паспорт, под паспортом и лежат.
– Отлично! – съязвил Степа, а после принялся хохотать. – Мента еще и ограбили! Ты их поил, а они тебя ограбили. Нет, это же… Ты только никому не говори, засмеют. Сколько там было?
– Три с половиной штуки, – понуро промямлил Костя и с трудом поднялся.
Он добрался до платяного в шкаф, встал на стул и достал коробку. Заглянув в нее, с облегчением отодвинул коробку к стене, слез, покрывшись капельками пота. Опустившись на стул, улыбнулся:
– Монеты целые, а я уж испугался… Так, пойду разыщу… ты случайно не помнишь, с кем я пил?
– Нет. Но сифилисную девушку (Костя застонал) запомнил. Лежи, лежи, – и Степа заботливо помог ему добраться до дивана. – Я сам найду, деньги нам вернут. Нет, ну надо же, мента ограбили! Все, Костя, я поскакал. Вечером пойдешь на операцию…
– А до завтра нельзя подождать? Мне плохо…
– Нельзя, – отрезал Степа. – А то ты опять вздумаешь горе заливать в компании. Из квартиры не выходить. Это приказ.
– А поесть?
– Сказал же, сейчас принесу.
Не в магазин двинул Степа, а взял дома суп, рагу из говядины и картошки, принес Луценко. Спускаясь пешком – лифт не работал, – думал, что Янка ему послана свыше. Главное – не надо заботиться о еде, это очень экономит время.
2
Куликовского Степа нашел дома. А домик у него – кадетский корпус разместить можно. Степа, появившийся с утра да еще в личных владениях, вызвал удивление:
– Что, бомжатник разогнал? Уже?!
– Семен Сергеевич, – протянул Степа, – я не волшебник, я только учусь.
– Так за каким хреном приперся? – ласково спросил Куликовский. – Я имею право на отдых? На законный отдых?
– Конечно, – развел руками Степа. – Мне нужна такая малость, что и просить неловко, но без нее нельзя…
– Без вступления, – перебил Куликовский.
– Машина с водителем нужна.
– Ого, – без эмоций сказал Куликовский. Спокойно сказал так, что Степа не понял: рассердился он или нет. – На бомжей тратить бензин, машину добивать? А на своих двоих за ними гоняться не пробовал?
– Я, конечно, бегаю хорошо, – согласился Степа, но тут же возразил: – Только, когда они врассыпную кидаются, догнать их можно лишь на машине. Они тоже, когда надо, бегают хорошо. И мне бы водителя Толика, а?
Куликовский поскреб пальцами короткую бороду, потер усы. Думал, считал, во что обойдется бомжатник. Бомжи давно терроризируют людей на территории завода, всей милиции города пеняли не раз, что относятся к этой проблеме спустя рукава. Вычислил, что в случае удачи за бензин, запчасти и прочие непредвиденные расходы можно будет содрать с завода в три раза больше, опять же показатели повысятся.
– Почему Толика? – был следующий вопрос Куликовского.
– Потому что он не ноет, когда ночами приходится работать, – ответил Степа, а про себя дополнил: «И умеет держать язык за зубами».
– Свою больше не дам, – сказал Куликовский. – Один раз давал, хватит.
Был такой факт, помяли импортную тачку Кулика. Но в данном случае рассчитывать, что он даст свою тачку, глупо. Степа имел в виду совсем другой транспорт. А Семен Сергеевич, видимо, находясь под гипнозом Степана, угадал, какая нужна машина:
– Поезжай в управу, тебе выдадут милицейскую вместе с Толиком. Я позвоню. Но чтоб духу бомжей…
– Понял, понял, – приложил руки к груди Степа. – Да! Забыл сказать! Я в помощники взял Константина Луценко.
– Бери, бери, – великодушно разрешил Куликовский. – Но больше не появляйся, пока с бомжатником не разберешься. План есть?
– Обижаете, – с шутливой важностью сказал Степа.
– Ну-ну. И что ты намерен делать?
– Я сначала сделаю, – заговорщицки произнес Заречный. Но, видя, что Кулик собрался отчитывать его за сокрытие плана, заверил: – Все будет гуд, клянусь. Бомжи забудут дорогу на территорию завода.
– Ну добро, – сказал Куликовский и все-таки предупредил: – Только законными методами.
– Есть, – отозвался Степа и помчался в управу.
Пока он доехал на общественном транспорте, прошло около часа. Толик был уже на месте, широко заулыбался, увидев Степу. Под мышкой у него торчала пачка газет, наверняка с кроссвордами.
– Ну что, Толян, – сказал Степа, – по коням?
– Война бомжам! – вскричал Толик, залезая на место водителя. – Куда?
– В театр, – недовольно проворчал Степа, открывая дверцу. – Ну, Кулик! Самую паршивую машину выдал. Мы хоть доедем?
– Доехать доедем, может быть, – отшутился Толик. – Ладно, не дергайся, я ее подлечил, в ралли можно участвовать. А что, бомжи теперь в театре живут?
– Там живут лицедеи, очень занятные люди. А бомжи пока подождут.
У здания театра большие щиты, гласившие о ближайших спектаклях, были перекрыты надписями: «О спектакле будет объявлено особо. Билеты подлежат возврату в кассу театра». Степа прошел через двор к служебному входу, где его встретила пенсионного возраста вахтерша, перекрыв мощным станом вход. Показав удостоверение, Степа спросил, здесь ли Эра Лукьяновна. Вахтерша ответила, что директора нет и сегодня не будет. Тогда он поинтересовался, кто из руководителей находится в театре, вахтерша ответила, не уступая дорогу:
– Главный администратор, но она ничего не решает.
– Я хочу с ней увидеться.
– Эра Лукьяновна не велела пускать посторонних.
Заречного вывести из себя трудно, но вахтерше это удалось.
– Вы что, – скрипнул он зубами, – не понимаете, с кем разговариваете? Ну-ка быстро в сторону!
– Я сначала должна ей позвонить, – стояла насмерть вахтерша. Степан взял ее за плечи, переместил в сторону и прорвался-таки через кордон. Она вслед раскричалась: – Что вы делаете? Вы не должны… Меня с работы… Я милицию вызову.
Усмехнувшись, Степа открыл дверь администраторской. Главный администратор, с неприветливым полным лицом (очевидно, у нее выработан такой стиль), переговаривалась с кем-то по телефону. Бросив Степану:
– Минуточку, – продолжила слушать голос в трубке, лениво вставляя междометия и вырисовывая авторучкой бессмысленные завитки на листе бумаги.
Степа потоптался с минуту, поймал себя на том, что сейчас вторично выйдет из себя. Тогда как можно спокойней нажал на рычаг телефонного аппарата.
– Вы как себя ведете? – флегматично протянула администраторша, подняв на Степана ничего не выражающие коровьи глаза. – У меня важные переговоры…
– Да нет, это как вы себя ведете! – криво усмехнулся Степа, натянув маску мента-нахала. – У вас здесь что, особая зона? Одна не пропускала, вторая базарит по телефону, будто пришел посторонний чувак. К вам, между прочим, милиция приехала!
– Так бы сразу и сказали, – пробубнила она и сделала одолжение: – Садитесь. У вас на лбу не написано, кто вы и откуда.
– Короче, – Степа опустился на стул и бросил на стол перед ней программку, – мне нужны адреса и, если есть, телефоны всех из этого списка.
Долгонько она смотрела на желтенький лист, сложенный вдвое, с надписью: «Коварство и любовь». Степе показалось, будто администраторша впала в транс. Что ее так загипнотизировало? Он слегка подался корпусом вперед, заглянул в лицо администраторше. И догадался: она думает! Степа откинулся на спинку стула, постучал пальцами по столу, мол, быстрее соображай.
– И нужны адреса тех, кого уволили или кто сам уволился, – дополнил Степа.
– Сегодня не работает отдел кадров, – наконец вымолвила она.
– Ну и что? – не только удивился, но и разозлился Степа.
– Адреса там, – лаконично ответила администраторша.
– Вы не поняли, гражданка. Адреса мне нужны сейчас. Вызывайте отдел кадров, хоть все отделы, мне без разницы, но чтоб через час я получил список, – и встал.
– Я никого не имею права вызывать на работу без директора.
– А меня ваши проблемы не волнуют, – сказал Степа ласково-ласково по примеру Куликовского. – Я заеду ровно через час. И если вы не дадите мне список, привлеку к ответственности за помехи следствию.
Вылетев на воздух, Степа потер ладонями лицо, затем тряхнул головой, сбрасывая с себя некий груз, который взгромоздился на плечи, когда вошел в здание театра. Откуда он взялся, неужели от общения с администраторшей? Заречный терпеть не мог равнодушие в людях, это – уверен он – самые опасные представители рода человеческого, потому что их индифферентность позволяет мерзавцам чувствовать себя безнаказанными.
– Броненосец, – процедил Степа, имея в виду администраторшу.
Час разгадывали с Толиком кроссворды, а ровно через час Заречный стоял у служебного входа, который на сей раз оказался заперт. Степа взбеленился, принялся колотить по двери кулаком. Через несколько минут выглянула не вахтерша, а администраторша:
– Не стучите, адреса сейчас вынесут, их дописывает заведующая отделом кадров.
– Да, к вам прорваться невозможно, – съязвил Степа и вдруг изобразил понимание на лице. – У вас под театром, наверное, номерной завод, штампующий атомные бомбы?
– Не иронизируйте, это приказ директора, – сказала тягуче администраторша, словно пережевывала невкусные слова. – У нас три ЧП было за сутки, это меры предосторожности.
– Мда… ЧП… конечно… – пробормотал Степа, тут как раз принесли список. Изучив его, он указал на фамилии, в основном женские, внизу листа: – Это те, кто уволился?
– Которых выгнали, – уточнила администраторша.
– А за что их выгнали?
– Не нужны театру.
Исчерпывающий ответ. «Ладно, – решил Степа, – может, Волгина разговорит этот тормоз, она все же женщина». Но, прежде чем уйти, поинтересовался:
– Не скажете, кто из уволенных актеров хорошо устроился? У кого приличная работа, появились деньги? (Пауза. Броненосец опять думал.) Что, нет таких?
Вопрос не праздный. Все обиженные люди одинаковы по сути, одинаково смотрят на мир, одинаково несчастны. А те, кому удалось преодолеть трудности, подняться над ситуацией и включиться в жизнь, – разные. Эти способны взглянуть на проблему со стороны, дать более объективную оценку, поэтому они сейчас интересовали Степана больше. Чтобы выявить убийцу, необходимо знать, что подвигло его на такой шаг, а значит, необходимо вникнуть в обстоятельства, в будничную жизнь театра.
– Гурьевы вроде бы нормально устроились, – наконец-то родила администраторша, состроив мину, какая бывает у шеф-повара, когда он видит кастрюлю с прокисшим борщом. – Особенно она. Хм, бизнесменшей стала не ясно на какие деньги.
«А тебе хотелось бы, чтоб она улицы подметала», – догадался Заречный и, попрощавшись, рванул к машине.
– Так, подготовительный этап закончен, – пробормотал Степа, набирая на мобильнике номер. – Алло, я попал к Гурьевым?
– Да, – ответил девичий голос. – Папа в командировке, а мама на работе.
– Адрес, где работает ваша мама, не скажете? Мне срочно нужно увидеть ее по важному делу.
Девушка назвала адрес, Степан отдал команду ехать к офису Гурьевой.
3
Карина Гурьева, эффектная женщина примерно лет тридцати пяти, энергичная и стройная, в элегантном брючном костюме, встретила Степана приветливо, но с опаской:
– Заходите, садитесь. Выпьете что-нибудь?
– Если можно, кофе, – сказал Степан, устраиваясь в кресле у низенького столика.
Только увидев большие фотографии Гурьевой в гриме, висевшие на стене, вспомнил ее. Учась в школе, с классом ходил в театр, после даже сочинение писал на тему «Любимый артист». Степан написал о Гурьевой, был немножко влюблен в нее. Позже несколько раз бывал в театре, приезжая домой из академии, но спектакли все меньше нравились, в конце концов, детское увлечение забылось. Странно, Гурьева очень молодо выглядит. А между тем скорбные морщины должны были «украсить» лицо – как напоминание о коварных превратностях судьбы. Ничуть не бывало, за рабочим столом напротив Степана сидела мисс удача собственной персоной, излучавшая уверенность и благополучие. Карина совсем не похожа была на героинь, которых когда-то здорово играла. Нелепо, что ее выгнали из театра.