Я посмотрел на окно и увидел сидящую в форточке маленькую цветную птичку, наклонившую головку и смотрящую на меня стеклянными глазами.
– Чернильным прибором в нее! – надрывался жук. – В лепешку!
Казалось, что птичка, приподнявшая крылья, готова к своему хищному нападению, а потому я немедля скомкал лист бумаги и швырнул им в форточку. Птичка отбила бросок, выпятив свою грудку, и открыла клюв, показывая острый, как жало, язычок. Это меня разозлило, – а потому я взял со стола банку со скрепками и метнул ею в обнаглевшую тварь. Бросок пришелся точно в цель и сорвал птицу с форточки.
– А-а-а! – торжествующе кричал Hiprotomus. – Так ей, гадине!
Я подкатил к окну и посмотрел вниз. Цветная птичка валялась на снегу, казалось, замертво, но от дуновения ветра она ожила и, поднявшись на ножки, захромала в сторону от дома, волоча следом сломанное крыло.
– Убили вы ее? Убили? – не унимался жук.
– Нет. Только ранил.
Какая-то девочка лет двенадцати подобрала птичку и, засунув находку себе под шубу, отправилась куда-то в свои края.
– Ах как жаль! – сокрушался Hiprotomus. – Ее надо было всмятку, чтобы мокрого места не осталось!
Увлеченный войной с птицей, я совершенно забыл о Лучшей Подруге и вспомнил о ней лишь из-за запаха горелого, тянущегося с сизым дымом из кухни.
Немедленно я отправился туда и обнаружил на пылающей жиром сковородке мелкие угольки, оставшиеся от яичницы с беконом. Лучшая Подруга, в саже до локтя, активно помешивала остатки пожара ножом, то и дело подливая в огонь оливковое масло.
– Готово! – закричал я, поворачивая до отказа ручку плиты. – Яичница готова!..
Позже, ликвидируя несостоявшийся завтрак, я подумал, что Лучшая Подруга вовсе не создана для хозяйственных нужд, а потому ее не следует этим затруднять…
Когда я получил ваше последнее письмо, Анечка, догнавшее посылку, то из него узнал, что Лучшая Подруга великолепная массажистка, а потому решил использовать ее строго по назначению…
Милая моя!
Строки, в которых вы сообщаете, что у нас будет ребенок, вызвали во мне счастливую лавину эмоций! Я безумно счастлив получить от вас и от Бога это великолепное известие! Я целую вам ноги за ту драгоценность, дорожающую с каждым мгновением, которая хранится и живет под вашим сердцем, заставляя мое сердце рваться навстречу вам! Если бы я мог, то сорвал бы свою душу с насиженного места и тотчас прилетел бы к вашему ушку ангелом и нашептал в него всяческих радостей и признаний!.. Но я не летаю ангелом, я даже не летаю самолетами, а потому грущу и гадаю бессмысленно о возможности нашей встречи… Может быть, снова в санатории!.. А может быть, в ночи?..
Она пришла ко мне ночью, когда я, засыпая, думал о вас. Она была робка и стеснительна. Легонько тронула меня за плечо и замерла в ожидании реакции. В этом ее прикосновении я почувствовал вас, моя драгоценная, а потому задрожал, словно от электрического разряда, под вашими пальцами, ласкающими мою грудь, проверяющими крепость мускулов, плоскость живота и твердость бедер.
– Hiprotomus, помоги! – попросил я про себя. – Наполни меня сталью!
В вашей руке столько страсти, столько энергии исходит из пальцев, что, кажется, искры гуляют между волосами у меня на груди и кадык, словно пинг-понговый шарик, летает вверх-вниз.
Я весь словно из стали. Как и в прежние времена, я силен, точно истребитель, набирающий высоту… Вы ощущаете в своей руке мою сталь, Икаром взмывающую в поднебесье. Устремление металла ввысь подобно влечению всего живого в небытие. Лишь ваши пальцы удерживают его своими ласками от преждевременного обрыва в бесконечность. Из горла моего вырывается стон. Он несет в себе муку сладострастия и безумия… Я лечу!.. Я лечу!.. Лечу!..
Но за взлетом Икара неизбежно следует падение. Падение всегда слаще, чем взлет, так как несет в себе смерть!.. Я падаю!.. Я падаю!.. Падаю!..
Я умирал в этот раз долго и по-звериному, с хрипотой и конвульсиями во всех членах…
Она легла рядом, сжав уставшие пальцы в кулачок. Она устала так же, как я. Каждая клеточка излила из себя то, что накопила за все времена, и сон, самый крепкий в жизни сон, победил мое сознание.
Когда я проснулся следующим утром, то меня приветствовал Hiprotomus, ворочающийся в шишке, как будто ему было там мало места.
– Ну вы и разоспались! – протянул он с завистью. – А у меня вот бессонница!
– Что так? – поинтересовался я, зевая во весь рот.
– Все прошлое мучает.
– Какое? Человеческое или жуковое?
– Попрошу, кстати, купить мне видеокассету с записью про жизнь насекомых! Между прочим, у меня тоже должна быть личная жизнь!
– Непременно, – согласился я, поглаживая локоть Лучшей Подруги. – Из жизни навозных жуков хотите? – пошутил.
– Навозных? – Он задумался, а потом ответил:
– Ну что ж, это должно быть весьма эротично.
После завтрака я попросил ее сделать мне массаж. Она тут же отреагировала и знаками заставила меня раздеться догола.
– Только пусть мою шишку не трогает! – напомнил Hiprotomus. – А то парализую!
Лучшая Подруга нашла в ванной крем и, прежде чем начать процедуру, тщательно натерла меня им от шеи и до самых пят.
– Я ниже пояса ничего не чувствую, – напомнил я.
Она легонько шлепнула меня по ягодице и принялась за дело.
Ах как она это делала! В этой руке скрываются великолепная сила и огромный талант. С первого прикосновения душа рискует расстаться с телом!
– Мои ноги стали тонкими потому, – объяснял я ей, – потому, что я ими не пользуюсь, и мышцы атрофируются за ненадобностью. Раньше у меня были очень сильные ноги. Я мог пробежать марафонскую дистанцию и вытоптать дюжину полей.
– Продолжим? – спросил Hiprotomus, отрывая меня от наслаждений.
– Что? – не понял я.
– Ознакомление с моей жизнью.
– Почему это нужно делать прямо сейчас! – возмутился я. – Когда я занят!
– Сочетание приятного и полезного!
– Не вижу ничего полезного!
– Вы эгоист! – обиделся жук. – Когда вы о чем-нибудь меня просите, я непременно это исполняю! А стоит мне о чем-нибудь заикнуться, так у вас всегда найдется отговорка!
– Ну вы нахал! – в свою очередь обиделся я. – А как я вас давеча от птицы спасал! Не будь меня, вас бы склевали вместе с вашими рогами!
Hiprotomus всхлипнул.
– Ну что такое?
– Я старый.
– А при чем здесь возраст?
– Потому что мне уже три года, и я скоро умру, а вы меня все время обижаете!..
– А что, жуки так мало живут?
– Да. Наша жизнь коротка, – тяжело вздохнул Hiprotomus. – Если мой возраст переводить на человеческий, то получится, что сегодня мне исполнилось шестьдесят три года.
– У вас сегодня день рождения?
– Ага.
– Так я вас поздравляю!
– Спасибо, – поблагодарил жук. – Скорее, надо высказывать соболезнования.
– Что же мне вам подарить? – задумался я. – Хотите склянку с перекисью водорода? Или… Знаете, я видел в антикварной лавке коллекцию жуков. Ну, знаете, в такой коробочке, под стеклом… Это здорово дорого стоит, но вам понравится. Должно быть, это эротично для насекомых, как эротический журнал для людей!
– Вам бы понравилось, если бы вам подарили засушенную женщину?
– Нет, – честно ответил я.
– Так-то вот… Послушайте лучше мою историю.
– Ну, хорошо, – согласился я, окончательно расслабляясь под рукой Лучшей Подруги. – Только потому, что у вас день рождения…
– Несколько лет после трагической гибели Бертран я не мог расслабить свою душу и полюбить. Конечно же, я увлекался красивыми девицами, коих в Париже превеликое множество, но увлечения мои носили поверхностный и мимолетный характер, впрочем, как это свойственно всем студентам – подальше припрятать свою холостую жизнь от цепких ручек дочерей каких-нибудь замшелых полковников.
А закончив университет и устроившись инженером на гидроэлектростанцию, я познакомился с девушкой Полин, особой двумя годами старше меня, работающей секретаршей директора станции.
Она поразила меня своими стремительными руками, тонкими бровками вразлет, карими глазками и крошечной грудкой вразлет без бюстгальтера под шелковой блузкой.
Придя с чертежами к директору и ожидая, пока он освободится от посетителя, я не мог оторвать своего взгляда от этой пленительной грудки с ягодками сосков, трущимися изнутри о нежную ткань.
Девушка не обращала на меня внимания совсем, перепечатывая какие-то бумаги, стопкой лежащие на столе. Она делала это так ловко и быстро, что ее тонкие, словно ветки, руки то и дело взметались над пишущей машинкой, вытаскивая из нее использованный лист и вставляя в каретку новый.
– Вжик! – гуляла каретка по рельсам. – Вжик!
Я был зачарован ее стремительными руками с тонкими пальцами и обрезанными ногтями, закрашенными в красное.
– Вы кто? – спросила она, не отрываясь от работы.
– Меня зовут Аджип Сандал, – представился я. – Я ваш новый инженер.
– Я Полин Готье, старая секретарша. Работаю здесь уже шесть лет.
– Очень приятно.
Только теперь она оторвала свой взгляд от клавиатуры и посмотрела на меня более тщательно.
У нее оказался нос с горбинкой и глаза с легкой мутинкой, как будто она была слегка простужена или покурила марихуаны. Эта мутинка делала выражение ее лица почти безразличным к окружающему миру, а оттого воспламеняла интерес у окружающего мира к ней и к ее грудке вразлет.
– По какому вопросу? – поинтересовалась секретарша, найдя мой взгляд на своей грудке чем-то обыденным и давно привычным.
– Мы переоборудуем топливные отсеки, и я принес чертежи.
– Хорошо, – сказала девушка и тряхнула короткими крашенными в черное волосами. Они были уложены на висках в вопросительные знаки вниз загогулиной и подчеркивали маленькие бледные уши с дырочками в мочках. – Директор освободится через пять минут. Вы – араб?
– Почему? – удивился я ее вопросу.
– Мне кажется, что Аджип Сандал – мусульманское имя. Правильно я произношу? Аджип Сандал?
Кивнув, я сказал, что я – русский и что произошли некие обстоятельства, при которых мне дали этакое имя.
Она безразлично пожала плечами, мол, всякое бывает, и попрощалась с посетителем, вышедшим из кабинета директора.
– Можете войти, – кивнула мне.
А потом я использовал любой предлог, чтобы зайти к директору, а по дороге посидеть минуту-две в его приемной напротив Полин, которая реагировала на меня равнодушно, впрочем, как и на всех остальных.
– Дорогой мой! – сказал мне директор, когда я в очередной раз пришел к нему с каким-то пустячным делом. – Решайте сии простые вещи сами! А иначе для чего вы инженер?..
Он вытер платком лоб с огромными залысинами на бесцветной голове и посмотрел на меня прозрачными глазами скучного человека.
– Или вам Полин приглянулась?
Я покраснел от неожиданности вопроса и тут же признался во всем опущенными плечами и потупленным в паркет взглядом.
– Ах, вот в чем дело, дорогой, – понял директор. – Не повезло вам.
– Почему? – спросил я его проникновенно, как отца.
– Потому что Полин живет со мной.
– Давно?
– Шесть лет.
– Вы же старше ее лет на тридцать.
– На тридцать два года.
– Вы используете служебное положение.
– И это правда.
– Она, наверное, вас не любит.
– И это может быть.
– Тогда отпустите ее.
– Не хочет, – развел руками директор.
– Что не хочет? – не понял я.
– Она не хочет от меня уходить. Вероятно, у нее есть на это причины.
– Какие?
– Идите, мой дорогой, работайте. И забудьте о Полин, мой вам совет. У вас еще много случится девушек в жизни.
Тогда я вышел из его кабинета и посмотрел на Полин таким пронзительным взглядом, наполненным страданием всех мучеников любви, что девушка не выдержала призывного магнетизма и, посмотрев на меня в ответ, обнаружив слезы в моих глазах, спросила:
– Вы говорили с ним обо мне?
Я кивнул.
– Что он сказал?
– Что вам нравится с ним жить.
– Это правда, – согласилась она.
– Попробуйте жить со мной. Вам, вероятно, больше понравится.
– Почему вы так уверены?
– Потому что я моложе.
Она щелкнула пальцем по клавише пишущей машинки и посмотрела на меня серьезно.
– Это самый глупый аргумент, который я когда-либо слышала.
– У меня их еще куча, – ответил я. – Если вы посидите со мною после работы в сквере, я расскажу вам про свои остальные аргументы.
Вероятно, в моем лице было столько искренней мольбы к ее карим и равнодушным глазам, что она пожала худыми плечами нерешительно, а потом все же кивнула головой в знак согласия и чуть улыбнулась, показывая зубы.
– Купите немного хлеба, – попросила Полин. – Мы покормим лебедей…
Я был счастлив ее согласием, но ожидая ее на лавочке возле пруда, сдерживал свой восторг глубокими вздохами. Я понимал какой-то частью мозга, что девушка согласилась прийти, лишь сострадая моему неразделенному чувству к ней, и что, если я не найду нужных слов, заинтересовав ее беседой, через минуту-другую она уйдет домой кормить своего директора постным ужином.
– Здесь живет пара лебедей, – услышал я за спиной ее голос. – Два молодых белых лебедя. На свежем воздухе ее голос казался немного странноватым, слегка в нос, а когда я обернулся к ней, вставая, то увидел в свете вечернего солнца ее равнодушные глаза с легкой мутинкой и нос с горбинкой.
Она точно курит марихуану, подумал я и взял ее за руку.
Рука была очень холодной, а потому задержалась в моей, нагретой набедренным карманом ладони и согревалась своими тонкими косточками.
– Итак, Аджип, я слушаю ваши аргументы.
Полин высвободила свою руку из моей и взяла с лавочки пакет с теплым хлебом.
– У вас всегда холодные руки? – спросил я, наблюдая, как она отщипывает от булки мякиш и бросает кусочки навстречу гордо плывущим лебедям.
– Да, – ответила девушка. – У меня плохое кровообращение.
– Я вам буду греть по вечерам руки. Это мой первый аргумент.
– Очень мило. Говорите следующий.
– Я сумею завоевать достойное положение в обществе!
– Каким образом?
– Буду много работать.
– Лучше синица в руках, чем журавль в небе, – сказала она, бросая остатки хлеба в пруд и разглядывая, как лебеди лакомятся размокшей коркой. – Вам должно быть стыдно пытаться отобрать у пожилого человека его единственную радость.
– Молодость должна принадлежать молодости! – в запале сказал я.
– Еще одна глупость, – повернулась ко мне Полин, отряхивая ладони от крошек. – Молодых всегда тянет к пожилым, а пожилых к юным. Потому что одних привлекает неизведанное, а других то, что давно позабыто.
Девушка сделала шаг навстречу и почти коснулась своей грудкой вразлет моей груди.
– У вас есть еще аргументы?
– Я люблю вас.
– Бедный мальчик, – произнесла она и погладила меня холодными пальцами по щеке. – Это не аргумент… У вас еще борода плохо растет.
– А у него она седая.
– Вы – злой, – она посмотрела вслед уплывающим лебедям. – Мне нужно идти.
– Готовить ему ужин?
– Да, – согласилась девушка и собралась уходить из сквера, как тут я перегородил ей дорогу и отчаянно заглянул в лицо.
– У меня есть еще один аргумент, – прошептал я. – Готовы ли вы его выслушать?
– Говорите, только быстрее!
Я взял ее за кисти рук и сжал их так, что она поморщилась от боли, но ничего не сказала, а только смотрела на меня выжидающе и равнодушно.
– Дело в том, – собрался я с духом, – дело в том, что у меня нет на пальцах правой ноги ногтей!
На мгновение в ее глазах просветлело или мне только показалось, что мутинка сошла со зрачка, открывая всю его глубину до карего цвета.
– Как – нет ногтей? – спросила она с интересом.
– А так. Я родился без ногтей.
– Вы – шутите?
– Я абсолютно серьезен.
Полин на секунду задумалась.
– Вот любопытно! Что, совсем ровные пальцы?
– Совершенно.
Она утвердительно кивнула головой.