— Ну, Ивановна, — засмеялся Андрей Петрович, — я вижу, воистину православная душа твоя: як тревога, так до Бога! А насчет Феди скажу тебе: еще посмотрим, какой он на самом деле. Что строит сам дом, это хорошо. Не надо связывать людям руки, наоборот, говорит Никита Сергеевич Хрущев, пусть проявляют инициативу в личном хозяйстве, в индивидуальном строительстве, государство не только не будет препятствовать, а еще поможет.
— Бирюк, — перебила Клава Ивановна, — не перекручивай мои слова: я тоже за то, чтобы Федя Пушкарь сам строил для себя дом. Но пусть не прячется, пусть не хитрит и не норовит цапнуть, где плохо лежит, а скажет открыто: вот, на сегодня картина такая, а завтра картина будет другая — и не надо наводить справки, я первый, от кого можно будет узнать. Ты за то, чтобы подождать. Я против. Поступай по-своему, и увидим, кто из нас был прав. А насчет общего собрания двора никакой уступки с моей стороны не будет. И не жди.
Марина, когда Андрей Петрович рассказал ей о дворовом собрании, которого требует Малая, поначалу послала эту старую ведьму к такой-то матери, призвала мужа сделать то же самое и разошлась до того, что изъявила желание обложить эту вечную пролетарочку, которой давно уже пора на тот свет, матом на глазах у всего двора, чтоб наконец увидели и поняли, дегтярские хуябрики кончились раз навсегда и возврата не будет.
Хотя надо было сразу одернуть, Андрей Петрович, наоборот, рассмеялся и продолжал смеяться, пока Марина подыскивала и находила новые слова и обороты, чтобы выразить чувства, которые вырвались наружу.
Кончилось же, как кончались всегда эти Маринины взрывы, она сама стала хохотать, и теперь надо было дожидаться, пока пройдет новый приступ.
— Андрюша, — сказала Марина, — прости меня ради Бога, я распустилась, как базарная баба, как уличная девка. Мне очень стыдно. И зря я так напустилась на старуху Малую: она же по-другому не может — в этом вся ее жизнь. Сейчас я думаю, может, она права, может, людям в нашем дворе нужно это собрание, чтобы могли почувствовать, что с ними считаются, что их мнение имеет значение. Деггярь понимал: людям надо высказаться. Будет от этого практический толк или не будет — у людей ощущение, они высказались, значит, что-то сделали. Надо поговорить с Матвеем, позвони ему.
Фабрикант, когда его ввели в курс дела, сразу встал на дыбы и заявил, что публичных дискуссий по поводу административных и технических решений горисполкома двор и его жильцы проводить не уполномочены, никакая ответственная инстанция прерогативами и функциями этого рода их не наделяла. Если же они хотят в частном порядке собраться и поболтать — это их гражданское право, поскольку сталинская Конституция гарантировала им свободу слова.
Тем не менее, продолжал Матвей, коль скоро такая дворовая сходка состоится, уместно было бы рекомендовать товарищу Бирюку Андрею Петровичу, если поступит соответствующее приглашение, прийти, чтобы не отрываться от масс. Хорошо бы прийти не с пустыми руками, пусть люди чувствуют, что о них думают и заботятся. Кстати, на Одесском газовом заводе построен второй блок печей, и есть реальная возможность обеспечить квартиры газовыми баллонами с перспективой перевода на магистральное газоснабжение. Если с магистральным газоснабжением от завода получится задержка, через год-полтора начнется сооружение газопровода из Шебелин-ского месторождения на Харьковщине, будем среди первых на очереди, и магистральное газоснабжение, как товарищ Бирюк обещал соседям, двор получит.
Марина, пока Фабрикант рисовал свои картины, смотрела то на него, то на хозяина, который слушал с невозмутимым видом, как будто заранее выбрал себе роль без слов, а хозяйке, по сговору с гостем-прожектером, отвели роль простушки, готовой слушать всякие байки.
— Матвей Ананьич, — шлепнула себя ладонью по бедру Марина, — будет мыльные пузыри пускать! Тоже нашли себе мурочку-дурочку!
— Марина Игнатьевна, вот те крест! — Фабрикант перекрестился. — Всю, как ни есть, святую правду, сударыня, открыл тебе. Ни слова суетного не прибавил.
— Да ты, нехристь, перст клади справа налево, а не слева направо! Ну да все равно, — Марина встала, подошла, взяла в две руки голову гостя, — поцелую я тебя, Мотенька!
Андрею Петровичу не понравилась женина ласка, доставшаяся гостю, который замотал головой, видно было, сам смущен.
Марина подошла к мужу, хотела полностью повторить маневр, как было с гостем, но Андрей Петрович выставил обе руки, чуть не оттолкнул, жена скривила губы и с деланной обидой произнесла:
— Ах, ах, мужички, уж и поцацкаться бабе нельзя! С трактором только целуйся, как Паша Ангелина.
— А и с трактором, — строго сказал Андрей Петрович, — не целуйся: на тракторе работать надо, а не целоваться!
— А и то верно, — развеселилась Марина, — целоваться надо на комбайне! Вот я и чмокну тебя, мой комбайн!
Андрей Петрович в этот раз не увертывался, наоборот, сам прижал к себе Марину и сказал, с такими эмоциональными рессорами ей не бухгалтером в конторе сидеть, а судьей по гражданским и семейным делам, чтоб люди не накручивали себя сами друг против друга, не ссорились, а искали бы способа расходиться с миром.
— Андрей Петрович, — с ходу объявила Марина, — вот тебе и первое решение по дворовому делу: отправляйся к старухе Малой, пускай собирает соседей, ты проинформируешь, какой план строительства утвердил горисполком насчет площади бывших складов, которую Бирюк отвоевал для двора. Никаких секретов от соседей у нас нету. Зиновий пусть тоже придет: он строил форпост, он жил в форпосте, а теперь освобождает, чтобы вернуть форпост детям.
— Петрович, и зарубим себе на носу, — громко сказал Фабрикант, — отчетов не даем — даем информацию. Люди сами почувствуют.
Почувствуют или не почувствуют, в любом случае, заметил Бирюк, будут строить планы и принимать свои решения с претензиями на жилплощадь. В разговоре с Малой вопрос конкретно не поднимали, но по тону можно было почувствовать, что имеются конкретные расчеты и претензии.
В Одессе, сказал Матвей, в какой двор ни зайди, везде, с октября тысяча девятьсот семнадцатого года, претензии переходили из поколения в поколение и, можно гарантировать, до конца века будут переходить. А дальше, кому придется, будут вести счет по новому календарю.
Когда Бирюк поставил в известность, что не имеет ничего против собрания жильцов, наоборот, сам готов принять участие, заодно надо обеспечить присутствие Зиновия Чеперухи, чтоб был полный кворум, Малая сказала, она с самого начала была уверена, что найдут общий язык.
— Бирюк, — Клава Ивановна протянула руку, Андрей Петрович крепко, по-солдатски пожал, — теперь я могу быть спокойна: традиция от нашего Дегтяря, пусть земля ему будет пухом, переходит в надежные руки.
— Малая, — спросил Бирюк, — сколько тебе понадобится времени, чтобы люди успели как следует подготовиться? Не будем откладывать в долгий ящик: можно собраться в эту субботу или воскресенье, как удобнее соседям.
Клава Ивановна ответила, что не хочет с бухты-барахты, она должна поговорить с людьми, чтобы каждый, когда придется, мог ясно изложить, понадобится минимум неделя. Кроме того, с сантехником Степой Хомицким и Лялей Орловой она хочет еще раз, с рулеткой в руках, осмотреть помещение бывших мануфактурных складов, чтобы иметь полное представление.
— Если хочешь, — предложила Клава Ивановна, — можешь присутствовать и принять участие вместе с нами.
Андрей Петрович поблагодарил, но объяснил, что инженер-строитель как раз подготовил эскизы и все расчеты, которые требует горисполком, и он будет иметь возможность детально ознакомиться с проектной документацией.
— Бирюк, — развела руками мадам Малая, — со своей стороны ты имеешь законное право, никто оспаривать не будет. А соседи, если будет необходимость, сами найдут специалиста и смогут, где надо, положить на стол свой проект.
В среду Фабрикант пришел с новостью из горисполкома: дали добро по объекту в целом, велели убрать две перегородки в служебных помещениях, а то получались клетушки, и заменить старую лестницу на чердак новой винтовой лестницей с металлическими балясинами, хорошо бы фигурными, чтобы сохранить стиль времени. А, в общем, зеленый свет: приступай хоть завтра.
Марина, когда узнала новость, поначалу стояла за то, чтобы поставить в известность мадам Малую, но тут же передумала и сама стала доказывать, что никто не обязан давать отчета, а на собрании, пусть люди сначала выложат свое, можно будет проинформировать.
Фабрикант сказал, что по законам сцены ружье в первом действии должно висеть на стене, а стрелять в последнем действии. Но, с другой стороны, мы не в театре, актеры и зрители у нас в одном лице, так что он не видит противопоказаний тому, чтобы уведомить Малую о решении горисполкома, наделяющем гражданина Бирюка и гражданина Чеперуху правом безотлагательно приступить к строительству.
Андрей Петрович ответил Матвею, что в его совете есть скрытая бравада и давление на психику людей, а обстановка должна быть нормальная: пусть готовят свое собрание, давить на людей не надо. Давить, повторил Бирюк, не надо.
В этом, признал Фабрикант, есть резон: люди в своем волеизъявлении должны чувствовать себя свободными, хотя бы вся свобода их шла от неведения.
Дворовое собрание назначили на выходной, три часа дня, с тем чтобы у женщин было утром достаточно времени для Привоза и Нового базара, где большой рыбный корпус. Дина Варгафтик, Оля Чеперуха, Тося Хомицкая с Лизочкой пошли на Новый базар, который в сторону Херсонского спуска, причем дорога вдвое длиннее, чем до Привоза и, конечно, вернулись с опозданием.
Мадам Малая сделала им заслуженное замечание, что в такой день необязательно было ходить на Новый базар, а надо было прежде всего думать о собрании, которое не для Ивана или Степана, а для всего двора.
Степа Хомицкий удачно разрядил обстановку и напомнил, что Степан как раз здесь, а Дина, Оля и его Тося немножко потрепали соседям нервы, но, слава Богу, нашлись и заняли свои места.
Клава Ивановна объявила собрание открытым и сказала, что на повестке дня один вопрос — квартирный: планы и перспективы жилищного строительства во дворе. С минуты на минуту, известила ведущая, должны появиться Бирюк и Зиновий Чеперуха, которые, несмотря на выходной день, задержались по служебным делам.
— А вот и они, — сообщила Клава Ивановна, хотя каждый мог уже сам увидеть, — попросим их за председательский стол. Попросим также Степана Хомицкого и Идалию Орлову: они принимали прямое и непосредственное участие в техническом осмотре помещения, которое занимали курсы промкооперации, а теперь возвращено двору и жильцам.
Чтобы не ходить далеко в лес за дровами, сказала председатель собрания мадам Малая, уместно еще раз напомнить, что главная заслуга в деле возвращения площади бывших мануфактурных складов двору принадлежит товарищу Бирюку, офицеру-отставнику, Герою Советского Союза.
Хотя никто не давал сигнала аплодировать, люди сами дружно захлопали, и пришлось дважды повторить, чтобы утихли и вернулось рабочее настроение.
— Я думаю, — сказала Клава Ивановна, — Андрей Петрович сам даст вкратце отчет соседям и собранию, как происходило все на практике по линии партийных и советских органов, где почти полтора года решался вопрос. Людям интересно и поучительно узнать, какие колдобины и ухабы попадаются на длинной дороге.
Андрей Петрович поблагодарил соседей за позитивную оценку его усилий, которые дали положительный результат на практике, однако признался, что не видит никакой надобности расписывать свои усилия, тем более в форме отчета, уместного где-нибудь в комитете или какой-нибудь назначенной комиссии, а не в дружеском кругу жильцов и соседей. Если имеются конкретные вопросы по существу дела, он готов, в меру компетенции, ответить и поделиться информацией.
Первый, как уже все привыкли и ожидали, поднялся со своим вопросом Адя Лапидис:
— Ветеран Великой Отечественной войны, кавалер Золотой Звезды, — сказал Адя, — вы имели право на улучшение жилищных условий в числе заслуженных и, следовательно, привилегированных первоочередников. Почему вы не воспользовались этим своим правом льготника, а предпочли другие, более трудные, вне установленных рамок, пути?
— Интересный вопрос, законный вопрос, — одобрил Бирюк. — Отвечу. Наличие площади во дворе, которую занимали в разные годы всякие случайные поднаниматели, само по себе наводило на мысль, что площадь должна быть возвращена двору, его законным жильцам. Можно удивляться, что этого не сделали раньше.
— В мотивах, которые вами двигали, — спросил Адя, — какую роль играли соображения, подсказанные размерами ныне освободившейся площади?
— Я исходил из жилищных норм, которые установлены в городе Одессе и легко, — пояснил Андрей Петрович, — поддаются расчетам и проверке.
— Бирюк, — сказала Клава Ивановна, — мы с Лялей Орловой и Степой Хомицким трижды измеряли площадь, которая имеется в наличии на третьем этаже, получались небольшие расхождения, но всегда больше трехсот квадратных метров. Сколько квартир можно планировать на этой площади, если в среднем считать комнаты по пятнадцать—двадцать метров?
Сначала во дворе сделалось тихо, как в музее, где висят картины, на которых люди в движении, разговаривают, бранятся, а звуков нет. Потом вдруг, как будто по команде, все зашумели, загудели, называли разные цифры, сами себе не верили, тут же вносили поправки, и все равно не верили, потому что получалось то десять квартир, то немножко меньше, а то целая дюжина.
Зиновий, который умел быстро считать в уме, услышал некоторые расчеты и сказал, что это все до тёти Фени, потому что квартира для семьи это не отдельно взятая комната или две, а комплекс жилых и служебных помещений. А если не учитывать, получится, как было в прошлые годы, когда сикать-какать приходилось соседям бегать во двор, где остался сортир со времен мануфактуриста Котляревского, который построил дом в девятнадцатом веке, еще при царе Александре Втором.
— Зюня, — закричал с места старый Чеперуха, — ты объясни им, что горсовет все равно будет решать по-своему, так что не надо играться в кубики!
Председатель собрания Малая призвала людей к порядку, но пришлось хорошо прикрикнуть, прежде чем удалось утихомирить, и можно было задать вопрос, который интересовал всех, кто пришел на собрание:
— Бирюк, — сказала Клава Ивановна, — известно, что ты провел предварительную работу и ходил в горисполком, чтобы утвердить свой проект. Скажи: проект уже утвердили или еще в стадии утверждения, и ты ждешь решения?
— Проект, — сказал Андрей Петрович, — утвердили, и можно приступать к строительству.
— Сколько квартир, — спросила мадам Малая, — будет строиться на третьем этаже, который освободился?
Андрей Петрович ответил громко и четко: две квартиры.
— А теперь, Бирюк, мы хотим знать: какой метраж, за вычетом этих двух квартир, которые утвердил горисполком, остается незастроенным? И какие, — добавила Клава Ивановна, — на этот счет планы?
По проекту, который утвердил горисполком, будут строиться, повторил Андрей Петрович, две квартиры: одна для семьи Бирюка, другая — для семьи инвалида Великой Отечественной войны Зиновия Чеперухи. Проект не предусматривает никакого незастроенного метража, если не считать площадки, которая будет отделять квартиру Бирюка от квартиры Чеперухи.
— Другими словами, — громко сказала Клава Ивановна, — можно сделать заключение, что общая площадь двух квартир составит триста с лишних квадратных метров.
Люди ахнули, Клава Ивановна сделала рукой знак, чтобы держали себя в руках, и спросила, обращаясь к обоим, Бирюку и Чеперухе:
— Так или не так?
— Нет, — сказал Андрей Петрович, — не так.
— Если не так, — туг же откликнулась председатель Малая, — просим подробно объяснить собранию, как, чтобы всем было ясно и могли понимать без переводчиков.
Здесь, во дворе, сказал Андрей Петрович, все понимают и говорят по-русски так, что переводчики не требуются.
А если надо перевести на украинский язык или на идиш, с ходу предложил старый Чеперуха, так загвоздки не будет: он готов занять рабочее место рядом с мадам Малой задаром, пусть только даст команду.