Прошло больше чем два года их совместной жизни, пока Марина поняла, что она забеременела. Она сразу не сказала об этом мужу, а пошла в женскую консультацию, врач после осмотра подтвердил её беременность, которая по его мнению составляла три месяца и протекала нормально. Марина сначала сообщила об этом матери, а когда пришёл с работы Михаил и ему. Муж сначала даже не поверил, а потом обрадовался, как ребёнок и даже предложил тёще выпить по этому поводу шампанского.
— А почему только вам с мамой, — возмутилась Марина, — я что, к этому не имею никакого отношения?
— Тебе нельзя, алкоголь плохо влияет на ребёнка, — с видом знатока заявил Михаил.
— Немножко можно, — сказала Анна, и Михаил налил Марине полрюмки Они выпили и Михаил вспомнил, что у них в деревне по такому случаю не полагалось пить и тем более что-либо наперёд загадывать и тем более рассказывать посторонним людям, чтоб не сглазить.
— А вообще всё это бабские забобоны, — сказал Михаил, вспомнив, что он член КПСС, а компартия отрицает всё, что связано с религией.
— Забобоны, не забобоны, а люди знают, что говорят и что делают.
— Да, конечно, — подхватил Михаил.
Он, воспитанный советской школой и комсомолом, считал себя атеистом, хотя подсознательно был человеком верующим и очень суеверным. Михаил никогда не шёл дальше по намеченному пути, если ему перебежит дорогу чёрная кошка или женщина с пустыми вёдрами. Он или подождёт, пока кто-то другой пройдёт поэтому пути, или обойдёт это место. Доходило до смешного. Однажды он участвовал в облаве на важного преступника, и перед их машиной пробежала кошка. Будучи за старшего, Михаил приказал водителю остановиться, подождать пару секунд, пока их обгонит другая машина, а потом продолжили езду. К его счастью, случилось так, что именно его группа задержала подозреваемого и кто-то из её членов рассказал историю с кошкой.
Михаил был уверен, что если бы он не остановился, преступник ушёл. В отделении над этим посмеивались, но многие сами верили в приметы.
Михаила как подменили. Он был ласков, предупредителен, встречал её почти ежедневно после работы, а когда не мог встретить, переживал, как она сама добралась домой. Он даже предложил Марине уволиться с работы, но она ему объяснила, что в таком случае она потеряет рабочий стаж и декретный отпуск.
Марина тоже переменилась. Она стала мягче по отношению к мужу, он стал ей ближе, родней. Её саму это удивляло.
— Мама, — говорила она Анне, — ты знаешь, со мной что-то происходит. Или потому что Мишка стал ко мне больше внимательным, или потому, что он отец будущего ребёнка, но я его как будто бы начинаю любить. Ну может не любить, а мне приятно быть с ним рядом, прикасаться к нему. Раньше такого я за собой не замечала.
— Да, наверное, это природный инстинкт. Матерям всегда приятны люди, которым нравятся их дети. А что касается отцов, то когда ты была маленькая, я постоянно благодарила Бога за то, что он послал мне твоего отца, и просила Бога быть к нему милостивым. Я и сейчас так думаю. Я тебе говорила, что будет всё хорошо, значит будет.
Когда ребёнок внутри Марины начал шевелиться, Михаил прикладывал то ладонь, то ухо к её животу и умилялся, когда чувствовал как там кто-то шевелится.
— Да, да, — говорил он, — шевелится, и кажется я слышу, что и сердечко там бьётся быстро, быстро, тук-тук, тук-тук. Интересно, кто там, девочка или мальчик?
— А ты у неё спроси?
— Почему у неё, может у него?
— Может, может, — смеялась Марина и положив ладонь на его голову легонько трепала его волосы.
Михаил считал дни, когда жена должна рожать, но прошла неделя от намеченного срока, а долгожданный ребёнок не появлялся.
— Ты, Маринка, меня совсем замучаешь. То ты два года не беременела, а теперь не рожаешь вовремя.
— Всё будет нормально, не волнуйся.
Ночью Марина разбудила мужа:
— Вызывай скорую, кажется начались схватки.
Михаил вскочил, схватил телефон сначала вызвал скорую, а потом позвонил к себе в отделение и услышав ответ дежурного, назвал пароль и сказал:
— Гапонов говорит. Как у вас там? Порядок? Серёга, пришли мне машину, у меня жена рожать собралась, я вызвал скорую, но подстрахуюсь, ты знаешь, как у них бывает. Ну, спасибо!
Марина уже одевалась. Михаил вёл её по лестнице поддерживая под локоть.
— Ты мне руку сломаешь, медведь. Пусти, я сама.
— Извини, я аккуратней буду.
У подъезда стояли обе машины — скорая и милицейский "газик"
Михаил сел вместе с Мариной в скорую, а водителю приказал ехать за ними. Когда подъехали к роддому, Михаил хотел зайти вместе с Мариной внутрь, но женщина-врач со скорой сказала, что там ему нечего делать, и он может ехать досыпать. Михаил ещё в растерянности покрутился возле роддома, когда уехала скорая, а потом сказал водителю, чтобы тот отвёз его на работу. Молодой лейтенант, пославший за Гапоновым машину сказал ему:
— Вы бы, товарищ майор лучше бы поспали дома. Ещё только четыре часа.
— Какой там сон? Поработаю, у меня дел много.
Но не работалось. Через полчаса позвонил в роддом:
— Девушка, я привёз недавно жену…
— Как фамилия?
— Гапонова Мария.
— Молодой человек, вы же только что привезли, чего вы звоните?
— Может родила уже?
— Женщины не пушки, детьми не стреляют. Подождёте. Звоните часов в десять, — и бросила трубку.
Гапонов жил в Одессе больше восьми лет, но никак не мог привыкнуть к их шуткам, граничащим то с грубостью, то с нахальством.
Он вспомнил: "Женщины не пушки", — и вначале разозлился, но потом себе представил, как дети вылетают из материнской утробы и засмеялся.
Работа не лезла ему в голову, он перебирал бумаги и натыкался на отдельные слова и несколько секунд думал, что они обозначают. В половине восьмого не выдержал, позвонил:
— Девушка, Гапо…
— Слышу по голосу, Марина Гапонова только что родила.
— Кого?
— Дайте договорить. Девочка, три с половиной килограмма, пятьдесят два сантиметра. Поздравляю.
— Спасибо, родная!
Он хотел выскочить из кабинета, вернулся, не зная для чего, потом вспомнил и позвонил тёще.
— Мама, (впервые он её так назвал) девочка, три с половиной килограмма, пятьдесят два сантиметра! Поздравляю Вас, бабушка Аня!
— Спасибо, Миша, — ответила Анна, положила трубку и заплакала.
Она сидела, слёзы радости катились по её щекам и думала о себе, что вот и жизнь прошла, она бабушка, а жизни-то настоящей и не было.
Швейная машинка, костыли, инфаркт. Только одна радость у неё в жизни — Марина. Как она ей тяжело досталась. Но теперь награда на старости лет — внучка. "А сколько же мне лет, что я говорю о себе, что я старая? Боже, всего сорок семь! Ничего, мы ещё поживём." — думала Анна, взяла лист бумаги и стала записывать, что нужно купить для новорожденной.
Михаил забежал в дежурную часть и радостно воскликнул:
— Девочка!
— Поздравляем! — почти одновременно сказали присутствующие милиционеры.
Сидящий на стуле задержанный пьяный дебошир, на которого составляли протокол, огляделся вокруг и произнёс:
— К-ка-кая девочка? Никакой девочки не знаю.
В дежурке раздался хохот.
— Ещё узнаешь, смеясь сказал Михаил.
— С тебя причитается, майор.
— Какой может быть вопрос. Я беру машину.
— Бери, если что, мы свяжемся.
Михаил приказал водителю подъехать к скверику, где бабки с утра выносили на продажу цветы. Он вышел из машины, а пятеро стоящих с цветами женщин испугались и начали хватать свои вёдра с цветами, думая, что их сейчас прогонят.
— Стойте, я покупаю все цветы у вас.
Он уплатил за все цветы, и громадный букет положил в машину.
— В роддом!
Только отъехали от сквера, затрещал радиотелефон. "Вот, чёрт, кому-то или я, или машина понадобилась", — подумал Михаил.
— Орбита тридцать восемь слушает.
— Гапончик, дорогой, поздравляю с наследницей!
Михаил узнал своего армейского друга, а сейчас полковника милиции, начальника ОБХСС одесской области, которому все прочили большое будущее.
— Спасибо, Виктор, извините, товарищ полковник.
— Привет Марине и здоровья ей и дочке.
Не успел положить трубку — опять вызов.
— Орбита тридцать восемь, ответьте первому.
— Орбита тридцать восемь слушает.
— Поздравляю тебя и твою жену, майор.
— Спасибо товарищ первый.
Радиотелефон трещал не переставая. Наконец раздался голос с главного пульта:
— Мы присоединяемся к поздравлению, но прекратите засорять эфир частными разговорами.
Михаил был рад, что его поздравляет вся милицейская Одесса и считал, что своей службой он заслужил признание и повышение в должности. Но это было так только отчасти. Служил он ровно, но звёзд с неба не снимал, а на последнюю должность его выдвинул Виктор Живаго, его армейский друг, начальник ОБХСС области. Известность он получил благодаря своей жене и запоминающейся фамилией. Когда Марину кто-то видел впервые, то спрашивал:
— А чья это красивая баба?
— Капитана (майора) Гапонова.
Или уточняли:
— Это тот Гапонов, что у него жена красавица со светло-коричневыми глазами?
— Ага, и с точёной фигурой.
Подъехали к роддому. Михаил с громадным букетом пошёл в приёмный покой. Дверь он не мог открыть — стоило разжать руки и цветы выпали бы на землю. Водитель это сделал за него, и Михаил услышал властное:
— Мужчина, куда Вы?
Букет закрывал глаза, и Михаил не видел спрашивающую.
— Я к Гапоновой Марине, в какой она палате?
— Вам туда нельзя. И цветов столько в палату нельзя. Положите их на стол.
Михаил положил цветы, распрямился и увидел перед собой женщину средних лет.
— Я только на минутку.
— Нельзя. Кто-кто, а вы должны это понимать.
— А как я передам ей цветы?
— Выберите один букетик, сейчас придёт нянечка, она и отнесёт.
Можете написать записку.
Михаил вырвал листок из записной книжки и написал:
"Мариночка, поздравляю и целую вас обеих. Как ты себя чувствуешь?
Михаил".
Он дождался пока санитарка принесла ответ, сунул ей в руки трёшник, вышел на улицу и прочитал:
"Миша, приди вечером. Я в 318-й палате. Подойдёшь к окну и позовёшь меня".
Михаил обошёл здание и увидел на окнах бумажки с номерами палат.
Кое-где стояли отцы и переговаривались с жёнами через окна. Он постоял пару минут напротив окна 318 палаты и уехал на работу. Его все поздравляли, и он уже машинально благодарил.
После обеда позвонил полковник Живаго и вызвал к себе. Михаил поехал в областное управление, зашёл в кабинет начальника ОБХСС.
Живаго поднялся со стула, поздоровался с Михаилом:
— Ещё раз поздравляю с дочкой и сразу к делу.
— Спасибо, а что за дело?
— У меня есть осведомитель в Ильичёвском порту. Уже несколько месяцев он мне сообщает, что за границу идёт контрабанда такого количества товаров, что мы себе не можем и представить. Я уже посылал двоих человек туда, но никакого результата. Мне трудно бездоказательно подозревать их, но человек оттуда криком кричит, что ему это может стоить жизни, а мы бездействуем. На местных надежды нет, и поручить такое дело я могу только тебе. Уверен, что не подведёшь. И учти, будь осторожен, одно неаккуратное движение и можешь поплатиться жизнью: очень большие там деньги крутятся. В первую очередь проверь нефтепродукты. И ещё. Никто у нас в управлении, кроме меня, естественно, не знает, что ты туда едешь.
Возьми приказ, командировку, а фамилию и дату впишешь на месте. Я не могу это доверить даже машинистке. Чувствую, что кто-то предупреждает. Вот тебе папка, просмотри материалы. О них, кроме меня, никто не знает. Записывать ничего не нужно — запоминай.
Михаил просмотрел материалы и не поверил своим глазам. Здесь, в Одессе, они ловят воров, укравших пять бутылок водки и десять килограмм мяса, а там уходит тысячи тонн бензина, и это при том, что на своих заправках его не хватает. Он понимал, что ему одному с таким объёмом работы не справиться и задал вопрос Живаго:
— Виктор, здесь одному на год работы, за это время уйдут ещё тысячи тонн. Ты мне помощь дашь?
— Михаил, ты мне нужен, чтобы потянуть за ниточку. Потом я тебя освобожу от этого дела, если меня самого не освободят, — и он хихикнул.
— Что, даже так?
— Да, Гапон, наверняка. Машину я за тобой пришлю. Она тебя там оставит и вернётся. Когда подослать? Будь!
— В семь. Пока!
Михаил вспомнил свою кличку, которой его всегда называли. Больше того, он знал, что за глаза его и сейчас так все зовут. В школе он сначала обижался, потому что поп Гапон был личностью, сравнимой с Деникиным, Петлюрой, которые тогда считались врагами простого народа и советской власти, но потом привык: невозможно по пустяку долго и на всех обижаться.
Гапонов поехал на работу, подготовил записку Марине, затем поехал в роддом, передал записку, в которой предупредил, что, возможно, не сможет завтра к ней придти, и пошёл к окну палаты 318. Ждал минут десять, а потом увидел в окне Марину. Она держала в руках дочку и показывала её Михаилу. У него радостно забилось сердце, а Марина жестами показала, что всё поняла и идёт кормить ребёнка. Михаил поехал домой, Анна его покормила ужином и спрашивала как выглядит внучка.
— На меня похожа, а может и на Марину. Я её видел секунд десять через стекло.
— Миша, если сможешь следующий раз, возьми меня с собой.
— Я завтра буду занят и вряд ли могу вообще быть у неё. Но если буду ехать, то возьму обязательно.
Ильичёвск — большой грузовой порт, имеющий и нефтеналивной терминал. Нефтепродукты поступают по трубе и железнодорожными цистернами. Танкеры со всего мира прибывают в Ильичёвск и бывает, что ждут своей очереди по несколько суток.
Михаил приехал и сразу направился в отдел отгрузки. В книгах, распечатанных на ЭВМ, были сотни поставщиков и сотни получателей.
Михаил понимал, что одному человеку весь объём работ не осилить, тем более, что нужно оперативно проверять и поставщиков и отгрузку. Он ещё не представлял, как запутана вся бухгалтерия, потому что расчёты велись и в рублях, и американских долларах и проходили через десятки иностранных банков и несколько отечественных.
Просмотрев отгрузку за последний месяц, Гапонов решил остановиться на одном поставщике, в частности на Кременчугском нефтеперерабатывающем заводе. Он выписывал все данные в специально заведенную тетрадь. К нему подошёл начальник отдела отгрузки и сказал, что пусть товарищ майор скажет, что его интересует, и ему быстро всё подготовят.
— Спасибо, я сам всё выберу. Мне это нужно для проформы, чтобы отчитаться. Я сегодня и закончу. Мне ещё нужно будет посмотреть кое-что в бухгалтерии.
Выбирая поставку бензина из Кременчуга, Михаил обратил внимание, что в данных по поставкам из Баку внесены исправления. Он на всякий случай переписал и эти данные.
Обедал он в столовой самообслуживания. Когда он принёс еду на свой стол, к нему подсел высокий и худой пожилой человек:
— Извините, я бы хотел иметь собеседника за обедом. Ви не возражаете? — он говорил с «одесским» акцентом.
— Нет, пожалуйста.
— Ви, молодой человек, проверяющий из внутренних органов?
— Откуда вы взяли, я ведь не в форме.
— Э, дорогой, это ви сейчас не в форме. То что на вас сейчас одето, явно по вам. Да и с левой стороны под мышкой бугорок, тоже не опухоль.
— Вы имели с нами дело?
— Не только с вами. Я отсидел 18 лет за краснуху. И всё, потому, что был дурак. Ми взяли товар из китайского корабля, и я шёлковый платок подарил красивой девушке. Ви слыхали песню про Мурку? Так эта девушка и была Мурка. Когда меня брали, я пристрелил двоих из вашего брата. Следователь у меня был — писатель Шейнин. Вы слышали о таком?
Он, правда, здорово привирал, но после войны книги его расходились.
Он потом скурвился и перешёл на политических. Суд был скорый и справедливый. А в 53 третьем освободился. Дорабатываю до пенсии.
— И чем Вы сейчас занимаетесь?
— Ви ешьте, ешьте. Разве я похож на человека, который может сменить профессию по своей воле?