— Сначала рыбу, а потом эсифлыш, а чем запить?
— Есть наливка вишнёвая, чай и вчера достала банку растворимого кофе.
— Рюмку наливки к мясу и слабенький чаёк. Я поспать хочу.
Тётка суетилась, подавая на стол еду и приговаривала.
— Кушай, родненький, кушай. Как бы радовалась твоя мама глядя на тебя. Такой ты большой, красивый, умница. А где ты сейчас работаешь, Фимуля?
— В большой новой фирме.
— А что ты делаешь в ней?
— Я работаю в отделе снабжения, занимаюсь маркетингом, — вставил Ефим непонятное слово, которое недавно услышал.
— Это же так непросто.
— А ты знаешь что такое маркетинг.
— Конечно. Маркт — на немецком. Значит, торговля.
— Ну ты даёшь, Фаня, — говорил Ефим, доедая эсифлыш.
— Вот ярмарка, вроде русское слово, или по хохляцки ярморок. А ведь это, еврейское и немецкое слово.
— Как так?
— Яхр — год, маркт-базар. Ежегодный базар. Я после войны работала в конторе, где работали пленные немцы. Так они меня понимали, а я их. Я тогда совсем молоденькая была, а они мне: "фройлин, фрау".
Один даже свидание назначал.
— Тебе?. Свидание?
— А что, я не всегда старухой была. Но нам запрещалось общаться с ними.
— Ты вроде жалеешь об этом.
— Не знаю, что тебе и сказать. В жизни много бывает моментов, когда не знаешь что нужно делать: смеяться или плакать. Ты жениться собираешься?
— Во, во! Смеяться мне или плакать? Ты вот что, Фаня, отвали минут на триста, а я посплю. Всю ночь прошлую вкалывал как негр.
— А кто же ночью торговлей занимается?
— Я. Отцепись и дай поспать.
Фаина ушла из дому, а Соколов проспал до вечера.
Когда он проснулся, первая пришедшая мысль была о том, что шеф произнёс: "…ты много знаешь". Ефим понимал, что это значит.
Действительно, он много знал о шефе, хотя и далеко не всё. Тот поручал проводить разные операции своим людям так, чтобы о них не знали другие. Но не так много у него находилось в подчинении народу, чтобы так или иначе они не сталкивались. Вот и недавно один из охранников, мрачный мужик Дрын, по пьяни сказал Ефиму, а ты помалкивай, а то с тобой сделаем, что и с Жоркой Жилой. Ефим тогда даже вздрогнул. Он знал, что тёлка Зойка рассказала шефу, что Жорка Жила хвастался ей, как они ограбили зубного врача и взяли у него много денег. Этого оказалось достаточно, чтобы через пару дней его тело нашли на пляже, прибитым волной к берегу. Милиция тогда сделала вывод, что он утонул в результате алкогольного опьянения, потому что других признаков насильственной смерти не обнаружили. Но Ефим знал, кто выполнил распоряжение шефа убрать Жилу. Больше того, шеф постарался, чтобы его подчинённые знали "за что" утонул Жорка.
"Надо рвать от него когти, да побыстрее", — подумал Ефим, но тут же задумался, а куда он подастся? В клубе УТОГ взяли другого человека, да и какая там была зарплата? Её не хватило бы на один такой вечер в ресторане, какой они вчера провели. Но и ходить всё время под угрозой расправы над собой Ефим тоже не мог.
Ладно, пожуём, увидим, решил Соколов и стал одеваться. Но решение пришло через некоторое время оттуда, откуда его Ефим и ожидать не мог.
Утром, в назначенное время, от пришёл к Дюку Ришелье, и сразу же к нему подъехала легковая машина, в которой сидела Марина и Дрын, а за рулём находился здоровенный молодой парень, которого Ефим раньше не видел.
Марина всех проинструктировала, как и что каждый должен делать.
Ефиму досталась пассивная роль наблюдателя и заключительная, когда нужно будет предложить парню выйти из машины.
До Первомайска ехали два с лишним часа, дорога давно не ремонтировалась, рытвины и ухабы замедляли скорость. Ефим вспомнил вчерашний день, как он пришёл извиняться в кооператив, в котором работал Сенька. Он застал там несколько человек посторонних, оплачивающих заказ наличными, и решил подождать пока они уйдут.
Соколов вышел на улицу, и сразу к нему вышел Семён.
— Что ты хотел? — не очень дружелюбно спросил он Ефима.
— Здравствуй, Сёма!
— Ответь мне на вопрос, чего ты хотел?
— Я пришёл сказать, что шеф послал меня к вам извиниться за тот случай. Произошла ошибка. Мы к вам ничего не имеем. И если у вас возникнут какие-то проблемы, обращайтесь к нам, и мы вам поможем.
— С какой такой радости?
— Ну просто так.
— Просто так и чиряк на жопе не выскакивает. Лучше забудь сюда дорогу. И передай своему шефу, что нас крышуют мужики с Молдаванки, — соврал Семён, — и мы к ним обратимся, когда нам нужно будет. И учти, не дай Бог, что-то случится с моими, я тебя убью.
— Что ты, Сёма, что ты? — испугался Ефим, — да не в жизнь я…
Во, сука буду, — ногтём большого пальца, как когда-то в детстве он дёрнул себя за верхние зубы, — поверь мне. Ты же знаешь, что я всегда к тебе хорошо относился.
— Знаю, — ответил Семё и вошёл в контору.
Ефим думал о том, что передавать шефу весь разговор не будет, а только скажет, что у них крыша из молдаванских ребят. Вряд ли он захочет с ними связываться. А Сенька, козёл паршивый, зажрался.
Здороваться не хочет. А угрозу его Ефим воспринял серьёзно. Сенька слово держать умел.
Марина и Ефим не доехали до автомагазина в Первомайске два квартала, пошли к нему пешком, а машина с их подельщиками отъехала в назначенное Мариной место, к заросшему бурьяном пустырю.
Парень, его звали Эдик, продававший машину, уже был на месте, занял в очередь на продажу и был вторым.
— Деньги у вас все с собой? — спросил Эдик.
— Конечно.
— Так дайте мне сейчас разницу.
— Ты что, нам не веришь? Оформим документы и сразу рассчитаемся, спокойно сказала Марина.
— Э, так не пойдёт.
— А чего мы должны тебе верить? Ты местный, тебя здесь все знают.
— Ну и что?
— Если так, давай назад задаток и мы уехали.
— Ладно, хорошо, я вам поверю.
Ему очень не хотелось терять этих покупателей, тем более, что женщина создавала очень приятное впечатление, а снова ставить машину на учёт — это сплошная морока.
Комиссионная торговля автомобилями производилась таким образом, что автомобили оценивались по внешнему виду заместителем директора, и продавцы старались показать все недостатки в ней, что бы цена была, как можно ниже. Это со стороны выглядело смешно, поскольку только недавно они доказывали покупателям какими высокими качествами обладала их машина. Смысл заключался в том, что покупатель платил всю оговоренную ранее сумму, а комиссионный сбор и немалый, магазин брал с оценочной стоимости. «Девятку» Эдика оценили в пять тысяч и пошли внутрь оформлять куплю-продажу. Женщина, оформлявшая документы забрала у Эдика техпаспорт, ключи и после оплаты Мариной денег отдала их Марине, а Эдик получил квитанцию на деньги, которые должен был получить через три дня в кассе магазина.
Когда шли к машине Эдик забегая перед Мариной потребовал:
— Давайте разницу!
— Эдик, ну что ты? Вот так на улице? Здесь же столько хулиганья, а если милиция увидит? Садись в машину, чуток отъедем и рассчитаемся, — с улыбкой говорила Марина.
Марина села за руль, Эдик сел рядом с ней, а Соколов сзади. Он и проехали несколько кварталов и остановились у пустыря. Метрах в двадцати впереди стояла легковая машина.
— Выходи, Эдик, приехали, — объявил Ефим.
— Вы, что, как приехали!? А деньги?
— Какие деньги? Мы всё заплатили в магазине.
— Не надо так шутить, пожалуйста верните деньги, — и Эдик заплакал, — я ещё за машину долги не отдал, а сейчас ещё больше буду должен. Да мне хоть повесься.
— Мальчик, нам надо ехать, выйди из машины, — сказала улыбаясь Марина.
— Никуда я не выйду, отдайте ключи и документы! — истерично кричал Эдик и хотел вытащить ключ из замка зажигания, но Марина прикрыла ключ рукой.
К машине подошли двое мужчин и один из них, тот, что был за рулём во время езды из Одессы, открыл переднюю правую дверь.
— Здесь какие-то проблемы? — спросил он у Марины.
— Да! Вот этот тип продал нам машину и требует ещё какие-то деньги.
— Вы, вы понимаете…, — хотел сказать Эдик, но его не хотели слушать.
— Вылазь, сказали тебе! — но Эдик продолжал что-то лопотать.
Его схватили за руку и с такой силой выдернули из машины, что он отлетел метра на три. Марина резко рванула с места и дверка сама захлопнулась Ефим оглянулся и увидел, что Эдик лежит на земле и бьётся в истерике, а оба мужчины спокойно идут к своей машине.
Марина выехала из города.
— Здорово мы его кинули, — весело сказал Ефим.
— Заткнись, слизняк, — зло одёрнула его Марина.
Соколов молчал до самой Одессы и думал о том, почему Марина с ним груба, и почему она злится? Ведь операция, как любит говорить шеф, прошла успешно. "Хрен этих баб поймёшь".
В Одессе Марина высадила Ефима в центре города.
— У шефа в шесть на Сапёрной, — сказала Марина и уехала.
На улице с таким названием у шефа была одна из квартир, используемая им для деловых свиданий.
Вечером шеф выслушал отчёт Марины об операции, похвалил её, а в сторону Соколова даже не посмотрел, как будто тот не участвовал в деле. Соколову это показалось обидным, но когда ему дали 500 рублей, и Марина сказала ему, чтобы завтра он к десяти пришёл на авторынок для продолжения работы, а шеф сказал, что сегодня он свободен, Соколов ушёл. 500 рублей грели ему душу, но Ефим считал, что шеф его надул. По его подсчётам он должен был получить 800 рублей, но спрашивать шефа не хотел, боясь нарваться на новые неприятности.
Марину шеф оставил для разговора на тему, над которой он уже значительное время работал. Он вышел на кухню, заварил кофе, принёс блюдца, ложечки и в квадратной картонной коробке «Киевский» торт.
— Люблю сладкое, а этот торт, особенно. Причём изготовленный в Киеве. В других городах тоже пытаются делать по их рецепту, но то всё жалкое подобие. А этот сегодня мне передали из киевского поезда.
Присаживайся ближе, будем смаковать.
— Мне бы лучше чая. Кофе перебивает вкус торта.
— Это запросто. Чай тебе какой? Цейлонский, индийский…?
— Краснодарский. Он мне нравится больше всех импортных.
— Можно и краснодарский.
Шеф принёс чай и скаламбурил:
— Приступим к кофе и чаепитию, а также к тортоедению, — и сам засмеялся.
Марина смотрела на него и думала о том, что этот человек, наверное, очень талантлив. Он может быть жёстким и даже жестоким, грубым и нахальным, а вот сейчас перед ней интеллигентный человек с хорошими манерами и доброй улыбкой.
На стенах комнаты, в которой они сидели, висели несколько картин, на одну из которых указал шеф.
— Как ты думаешь, чья это картина?
— Ты испытываешь мой интеллект? Думаешь, что я отвечу, что твоя?
— Нет, — засмеялся шеф, — если бы так думал, то не спрашивал.
— Я ещё прошлый раз подумала, что она очень похожа на манеру Левитана, а вон та явно Шишкин, или хорошая копия.
— Копий не держим. А это, действительно, Левитан и Шишкин. Им место в галерее, а не в этой зачуханной квартире.
— Так продай в галерею.
— И получить за них червонец, как минимум. Лет, конечно. Нет, их время ещё не пришло. Давай ближе к делу.
— Вся внимание.
— Как ты находишь Соколова?
— Как красивого и пустого дурака.
— Характеристика с попаданием в десятку. Ты бы пошла за него замуж?
— Юра, ты с ума сошёл! Он мне противен, особенно после лобзаний с Люськой.
— А если я тебя об этом попрошу?
— Ты же знаешь, что я не проститутка. Блядь, да, но жизнь заставила. И с тобой сплю по необходимости. Болезнь матери и Светы меня вынудили идти на всё это. Будь оно проклято.
— А теперь послушай меня.
Шеф задумался и пальцам обеих рук стучал по столу, как будто перебирал клавиши на рояле. Марина смотрела на его холёные руки с длинными пальцами музыканта и её не покидало чувство, что она сидит не с обыкновенным предводителем банды, а с человеком, наделённым необыкновенной силой духа свыше.
"Вот только, наверное, не Богом, а Чёртом. А может это и есть сам чёрт, подчинивший меня себе?", — промелькнуло в уме у Марины.
— Марина, я уже давно хотел расширить сферу своего влияния и выйти за рамки одного государства, тем более, что всё говорит о скором его распаде. Кое-где я уже наладил работу моих агентов, но пока всё это не то, на что я рассчитываю. Мне за границей нужны умные люди, которых, вообще, очень мало. И умные имеют тенденцию к отделению от хозяина, а я этого не хочу. Я не меценат, дающий деньги на развитие кому либо, я властолюбец и деньголюбец. А ты умная женщина, и деньги для тебя средство, а не цель, поэтому я в тебе уверен, но за границу ты сможешь попасть только выйдя замуж за иностранца или еврея.
— Ты мне предлагаешь фиктивный брак?
— Что-то вроде того. А ляжешь ты с ним в постель или нет, это дело твоё.
— И куда ты хочешь меня отправить?
— В Европу. Я пробовал в Израиле наладить бизнес, но евреи — каждый второй «бизнесмен», вроде меня, и облапошат любого.
— А чем конкретно я должна буду заниматься?
— Вот этот вопрос мы обсудим тогда, когда ты ответишь мне на первый. А первый подразумевает выезд за границу надолго, если не навсегда.
— Хорошо, я подумаю.
— Я сейчас организую тебе автомобиль, а то ты знаешь, этот район небезопасен для молодых женщин, — засмеялся шеф.
Он вышел в соседнюю комнату и закрыл за собой дверь.
— Через десять минут будет авто.
Когда Марина выходила, шеф поцеловал её в щёчку и галантно раскланялся.
Вера всё чаще приходила домой расстроенная из-за плохой торговли магазина. С каждым днём выручка всё уменьшалась, торговать становилось нечем и прибыли еле хватало на оплату коммунальных услуг и электроэнергии. Зарплату задерживали всё больше и больше.
В самом магазине обстановка накалилась так, что ни дня не обходилось без скандалов. Если раньше Вере хоть как-то удавалось сдерживать продавцов от грубости покупателям, то теперь, обозлённые отсутствием элементарных продуктов, люди сами нападали на продавцов со всевозможными обвинениями. Иногда доходило до драки. Позавчера инвалид палкой ударил по прилавку, а продавщица швырнула ему в лицо его деньги. Пришлось вызывать милицию.
Некоторые Верины знакомые, видя ухудшающееся положение в стране и экономике, оформляли документы на отъезд из страны. Вчера её в трамвае встретила давняя знакомая Галка и сделала удивлённые глаза.
— Вера, это ты? Я думала, что ты давно уехала, — громко, на весь трамвай заявила Галка.
— Куда?
— Как куда? Земля большая. В Америку, например. С этими босяками становится невозможно жить. Цивилизованные люди хотят от них отделиться, так они танками их давят.
— А что, им плохо живётся в Союзе? — вмешался в разговор мужчина с авоськой в руках.
— А ты, сразу видно, живёшь в приймах, что против свободы. Сам раб и других…, -подключился старичок с палочкой в руках.
— Ты папаша брось оскорбления. Был бы ты помоложе съездил бы я тебя по сусалам.
— Вытри сопли, сталинский выродок. Это такие как ты в тридцать седьмом…
— Да у меня самого отца расстреляли, а ты дед, что, полицаем был?
— Я?! Да я…
Трамвай остановился и старичок, крича что-то в адрес своего оппонента, вышел из трамвая. Он ещё долго шёл вслух ругаясь и угрожая палкой теперь невидимому противнику.
А в трамвае дискуссия ушла в другое русло, и Вера была довольна, что она перестала быть в центре внимания. На следующей остановке вышла и Галка, напоследок крикнув через головы других пассажиров:
— Ты, Верочка хорошо подумай, у тебя ведь муж еврей. Рви отсюда.
Весь трамвай обернулся на Веру, она покраснела и пожилая женщина, увидев это, добавила успокаивая:
— Чего ты покраснела? Это же не при немцах. Радоваться должна, что есть выбор.
Семён пришёл с работы позже обычного.
— Я приготовила ужин к твоему приходу, но всё уже остыло. Сейчас быстренько подогрею, — засуетилась Вера.