— Собственно, ничего. Мы хорошо позавтракали, а вечером мы идем в театр.
— Не может быть! Как тебе удалось её уговорить?
— Я же говорил вам, что Доминику не следует бояться.
— О, уже «Доминика»? Поздравляю, Питер… Я не боюсь. Я просто не могу её понять. Никто не может подобрать к ней ключи. У неё никогда не было ни одной подруги, даже в детстве. Вокруг нее всегда толпа, но у неё нет ни одного друга, я не знаю, что и думать. Она живет одна. И всегда окружена толпой мужчин и…
— Вам нечего опасаться, Гай.
— Я не опасаюсь… Как раз наоборот. Ей уже 24 года, а она все еще невинна. Я знаю это наверняка. Поглядев на женщину всегда можно это определить. Я не моралист, Питер, и я считаю это ненормальным. Это просто неестественно в её возрасте с её внешностью, при той совершенно неограниченной свободе, которая ей предоставлена. Я молю Бога, чтобы она вышла замуж. Честно… Ты, конечно, не передавай ей этого и пойми меня правильно. Я ни на что не намекаю.
— Конечно, я понимаю.
— Между прочим, Питер, звонили из госпиталя, и оказали, что Хейер поправляется.
Все это время Китинг всем давал понять, что его очень волнует здоровье Хейера, но он ни разу не навестил его в больнице.
— Я очень рад, — ответил Китинг.
— Но я не думаю, что он сможет когда-либо вернуться на работу. Он слишком стар и вряд ли сможет справиться с делами. Да… всех нас это ждет — раньше или позже. Но я думаю, что очень скоре наша фирма станет называться «Франкон и Китинг».
Последнее время Питер часто встречался с Доминикой. Она всегда соглашалась пойти с ним куда-нибудь. Порой ему казалось, что подобная уступчивость с её стороны была лишним доказательством того, что ей легче было игнорировать его, встречаясь с ним, чем не встречаясь. Но каждый раз, расставаясь с ней, он жаждал следующей встречи. Он не видел Кэтрин уже больше месяца.
И вот в тот вечер, когда он вернулся с очередного свидания с Доминикой и неохотно отвечал на настойчивые расспросы матери, к нему пришла Кэтрин. Она была очень взволнована. Она говорила что-то совершенно невнятное о своих страхах и опасениях. Она попросила Питера жениться на ней сразу, сейчас, не откладывая это на такой долгий срок, какой они наметили.
Питер был удивлен, но сказал, что, если она этого хочет, они поженятся хоть сегодня. Но что же все-таки случилось?
— Ничего. Сейчас уже все прошло. Ты можешь подумать, что я ненормальная. У меня внезапно возникло чувство, что мы с тобой никогда не поженимся, что со мной происходит что-то страшное, от чего я должна спастись.
Питер сказал, что она просто переработала. В последнее время она слишком усердно трудилась над рукописями своего дядя. У нее совершено не оставалось времени на себя. Он даже отсоветовал ей поступать в колледж.
Кэтрин призналась, что она боится дядю, хотя он не сказал ей ни одного грубого слова.
После того, как Кэтрин ушла. М-с Китинг стала отговаривать Питера. Она говорила ему какое его ждет будущее и какая ему нужна женщина, достойная быть с ним на приемах, в обществе, способная принимать гостей. Кэтрин же слишком проста для него. Он скоро начнет её стесняться.
Она советовала ему обратить серьезное внимание на Доминику. Конечно, Доминика будет гораздо менее приятной невесткой, чем Кэтрин, но она была готова пожертвовать собой ради счастья единственного сына.
Питер сказал, что Доминика никогда не захочет выйти за него замуж.
М-с Китинг стала упирать на то, что Гай Франкон явно хочет брака своей дочери о Китингом. И если Питер отвергнет его дочь ради какой-то простушки, тот не простит ему этого. Тогда прощай, карьера, прощай, фирма «Франкон и Китинг».
Наконец, зачем так спешить?! Можно подождать месяц, пока умрет компаньон Франкона, а тогда, уже будучи совладельцем фирмы, Питер сможет жениться на ком хочет.
На следующий день, как было условлено, Питер пришел к Кэтрин. Они вышли на улицу. Питер поведал Кэтрин о своих видах на фирму Франкона и просил её подождать месяц.
Кэтрин охотно согласилась.
Питер пошутил:
— А ты не боишься, что дочь Франкона может отбить меня у тебя?
Она засмеялась.
— Ой, Питер, я слишком хорошо тебя знаю.
— Но если ты хочешь сейчас…
— Нет. Так даже будет лучше. Видишь ли, дядя Элсворс будет этим летом читать курс лекций в Университете на Западе. И мне было бы даже неловко перед ним, что я так неожиданно бросаю всю работу. И потом мы еще так молоды. Пожалуй, действительно, разумней отложить.
— Да, подождем немного, совсем немного.
— Хорошо, Питер.
Вдруг он сказал резко и горячо:
— Кэтти, заставь меня сделать это сейчас.
И тут же рассмеялся, как будто он пошутил.
Он ушел, испытывая одновременно отчаяние и облегчение, ругая себя за то, что он упустил свой единственный шанс быть счастливым, что для них что-то на этом кончилось, что они оба сдались.
Кэтрин стояла посреди комнаты и не понимала, почему у неё так пусто и холодно внутри, почему до этого момента она не знала, что в глубине души она надеялась, что он заставит её пойти регистрироваться. Затем она пожала плечами и вернулась к прерванной работе.
Однажды к Роурку подошел незнакомый человек и спросил, не он ли тот архитектор, который отстроил дом для Хеллера.
Он предложил Роурку построить для него заправочную станцию. Роурк построил её из стекла и бетона. Это было здание, в котором не было углов — сплошные закругленные линии.
За этим последовали долгие месяцы вынужденного безделья. Он ежедневно приходил в контору и сидел там с утра до вечера, так как знал, что должен был сидеть там.
— Тебе надо научиться обращаться с клиентами, Говард, — посоветовал ему однажды Остен Хеллер.
— Я не могу.
— Почему?
— Я не знаю, как это делается. Я родился без этого навыка.
— Этот навык приобретается в процессе жизни.
— У меня нет органа, приспособленного для этой цели. И потом я не люблю людей, к которым я должен искать подход.
— Но ты не можешь вот так бездействовать. Ты должен сом искать заказы.
— Что я должен говорить людям, чтобы получить заказ? Я могу только показать им свою работу. Если они не поймут этого, они не поймут и того, что я им скажу. Да у меня и нет желания говорить им что-нибудь.
— Что же ты собираешься делать? Тебя не беспокоит сложившаяся ситуация?
— Нет. Я это предвидел. Я жду.
— Чего?
— Тех самых «моих» людей.
— Что это за люди?
— Я не знаю. Вернее, знаю, но не могу объяснить. Есть какой-то один общий принцип, но я не могу понять, какой.
— Честность?
— Да… но только частично. Гай Франкон — честный человек, но это не то. Мужество? Ральф Холькомб — по-своему мужественный человек. Не знаю… Я узнаю «моих» людей по лицам. Что-то есть в их лицах… Тысячи людей будут проходить мимо вашего дома и заправочной станции, и если один из этой тысячи остановится и станет смотреть — это все, что мне нужно.
— Значит, тебе нужны люди, Говард?
— Конечно. Почему вы смеетесь?
— Я всегда считал тебя самым необщительным человеком на земле.
— Мне нужны люди, чтобы получать от них заказы. Я не строю мавзолеев. Неужели вы думаете, что они нужны мне для каких-нибудь других целей? Или, может быть, в личном плане?
— Тебе никто не нужен в сугубо личном плане?
— Нет.
— Ты даже не пытаешься прихвастнуть?
— Зачем?
— Ты просто не можешь. Ты слишком высокомерен, чтобы хвастать.
— Вы так считаете?
— А разве ты не знаешь себя?
— Нет. Во всяком случае, не в той степени, в какой вы или кто-либо другой знаете меня.
Хеллер молча закурил. Засмеявшись, он сказал:
— Это типично.
— Что типично?
— То, что ты даже не спросил, что я думаю о тебе. Другой бы обязательно полюбопытствовал.
— Простите. Это не безразличие. Вы один из немногих, чьей дружбой я дорожу. Просто мне не пришло в голову,
— Я понимаю. В этом-то и весь фокус. Ты ужасно эгоцентричная скотина, Говард. Причем ты даже сам этого не понимаешь.
— Это правда.
— Меня крайне удивляет одна вещь в тебе. Ты самый холодный человек, которого я когда-либо встречал, и в то же время, общаясь с тобой, я начинаю ощущать приток жизненных сил.
Роурк провел много месяцев в своей конторе без работы. Все это время он читал и думал.
Наконец, телефон ожил.
Через час перед Роурком сидела маленькая смуглая женщина в норковом манто. Она сказала, что была поклонницей Остена Хеллера и следовала за ним по пятам. Ей нужен дом, построенный тем же архитектором, который строил дом для Остена Хеллера. Дом должен быть в стиле английских Тюдоров.
Оказалось, что она даже не видела дома Хеллера.
Несмотря на острую нужду, Роурк отказался строить ей дом. Так было еще с несколькими заказчиками.
Наконец Роурка вызвали в одну очень крупную кампанию, которая предложила ему построить для них административное здание.
Роурк произнес перед правлением компании целую речь о том, что он считает подлинной красотой. Он долго пытался убедить их в том; что греческие колонны и корзины с фруктами по меньшей мере глупо на современных административных зданиях из стали. Ему отказали в заказе.
Джон Фарго проезжал мимо заправочной станции. Он навел некоторые справки, после чего, подкупив служанку Хеллера, которая в отсутствие хозяина показала ему его дом, он получил всю необходимую информацию о Роурке.
Так был построен магазин Фарго.
Затем Роурк построил дом для м-ра Санборна. Когда дом был почти готов, Роурку не понравился вид восточного крыла. Он нашел у себя ошибку и велел перестроить эту часть дома. Всю стоимость перестройки он оплатил из той суммы, которую он получил за этот дом. Это было даже больше, чем он получил.
Когда дом был готов, жена Санборна отказалась в нем жить. Она забрала мужа и детей и уехала на зиму во Флориду.
В бюллетене Американского Союза Архитекторов появилось сообщение о том, что дом, построенный неким Говардом Роурком, оказался непригодным для жилья. «Он стоит необитаемый и служит очевидным доказательством профессиональной некомпетентности его создателя».
Компаньон Франкона никак не умирал. Тогда Китинг решил помочь ему в этом. Он разыскал где-то подделанные счета, опубликование которых могло погубить репутацию Хейера как архитектора, и пришел к нему домой. Китинг настаивал, чтобы Хейер добровольно вышел из фирмы. Тот отказывался. Питер грозил послать эти счета в Американский Союз Архитекторов. Хейер так разволновался, что его хватил второй удар, на этот раз смертельный.
Питер решил принять участие в конкурсе на лучший проект Космо Слотник Билдинг — в Голливуде. В этом здании должны били разместиться на 40 этажах различные конторы, а внизу — огромный кинотеатр.
Он снова пришел к Роурку за помощью. Роурк сам не принимал участия в этом конкурсе. Он сказал, что вообще никогда не участвует ни в каких конкурсах.
Просмотрев все чертежи, он оказал, что они совершенно негодны, и затем Питер в течение многих часов следил за тем, как они преображаются под рукой Роурка. Было уже утро, когда Роурк закончил. Питер был потрясен. Дома он тщательно скопировал все, что сделал Роурк и послал на конкурс за своей подписью.
Всю зиму Роурк сидел без заказов. В конце марта он прочел в газете о том, что Роджер Энрайт предполагает построить ряд жилых зданий нового типа с изолированными входами в каждую квартиру. Энрайт был миллионером. В своем заявлении газете он сказал, что его дом не должен быть похож ни на одно существующее здание. Он уже отверг проекты многих известных архитекторов.
Роурк почувствовал, что газета обращается к нему лично. Он пришел к секретарю Энрайта. Тот со скучающим видом просмотрел несколько фотографий зданий Роурка и заявил, что м-ру Энрайту это не подойдет.
В начале апреля некий м-р Вейдлер заказал Роурку проект нового здания для Манхэттен Бэнк Компани. Проект должен был быть представлен на рассмотрение членов правления. Вейдлер заверил Роурка, что это верное дело, и что они на него полагаются полностью.
Камерон снова почувствовал себя хуже. Доктор предупредил сестру, чтобы она приготовилась к худшему. Но она не поверила. Наоборот, ей казалось, что лежащий в постели Камерон выглядят почти счастливым — слово, которое раньше она никогда не ассоциировала со своим братом. Она испугалась только тогда, когда однажды вечером он сказал ей, чтобы она позвонила Роурку и попросила его придти. Все три года, прошедшие со времени своей отставки, он никогда не звонил Роурку, он просто ждал, когда тот придет.
Роурк приехал через час. Он сидел рядом с кроватью Камерона, и Камерон разговаривал с ним, как будто ничего не случилось. Он не упомянул о приглашении и не объяснил его. Когда стемнело, он позвал сестру и сказал: «Постели Говарду на кушетке в гостиной. Он останется здесь». Роурк посмотрел на Камерона и все понял. Он наклонил голову в знак согласия.
Роурк оставался в доме в течение трех дней. Его присутствие здесь воспринималось как совершенно естественное событие, не требующее комментариев. Мисс Камерон тоже все поняла.
Камерон не хотел, чтобы Роурк постоянно находился в его комнате. Временами он говорил: «Пойди, погуляй по саду, Говард. Там чудесно, трава уже появилась.» И в окно он видел фигуру Роурка, бродившего среди еще голых деревьев. Он только попросил Роурка есть вместе с ним. Ему доставляло удовольствие ощущение семьи.
Вечером третьего дня, Камерон лежал на подушках, разговаривая как обычно, но чувствовалось, что ему стало трудно говорить и поворачивать голову. Роурк слушал и старался не показать, что понимает, что происходит в ужасные паузы между словами Камерона.
Камерон рассуждал о будущем строительных материалов.
— Следи за промышленностью легких металлов, Говард… Через несколько… лет… ты увидишь, что они будут делать потрясающие вещи… Следи за производством пластмасс… это совершенно новая эра… в строительстве… Они дадут возможность… получить новые формы… ты должен… постараться развить все их возможности…
Через некоторое время он остановился и некоторое время лежал с закрытыми глазами. Потом Роурк внезапно услышал его шёпот:
— Гейл Вайнэнд…
Роурк наклонился ниже, и, пораженный, услышал:
— Из всех людей сейчас… я ненавижу только Гейла Вайнэнда… Нет, я никогда его не видел… Но он олицетворяет для меня все омерзительное, что… есть на свете… всю невыносимую вульгарность… Именно против него ты должен бороться, Говард.
Затем он недолго замолчал. Когда он снова открыл глаза, на его лице была улыбка. Он сказал:
— Я знаю, что происходит сейчас у тебя в конторе. — Роурк никогда не говорил ему об этом. — Нет, не отрицай… ничего не говори… я знаю. Но это ничего… не бойся… Ты помнишь тот день, когда я пытался тебя уволить?… Забудь, что я сказал тебе тогда… Не бойся… Моя жизнь была прожита не зря…
Голос изменил ему. Он лежал молча и спокойно смотрел на Роурка. Через полчаса он умер.
Китинг часто встречался с Кэтрин. И не менее часто с Доминикой.
Доминика внимательно наблюдала за ним. Он вполне устраивал её в качестве спутника на случай незанятого вечера.
Временами Китинг забывал о том, что она — дочь Франкона. Он забыл все первоначальные причины, по которым он хотел с ней познакомиться. Сейчас ему не нужна была её помощь в продвижении. Он просто хотел её. Одно её присутствие вызывало у него желание овладеть ею. Но в то же время он чувствовал себя с ней беспомощным. Он не мог допустить мысли, что женщина может быть к нему равнодушной. Но он не был уверен даже в её безразличии. Он выжидал, он старался предугадать её настроение и вести себя с ней так, как ей хочется. Но все его догадки оставались без ответа.