Бесфамильный осмотрел горизонт. Ничего подозрительного! Очевидно, шторм ещё далеко. Посмотрел на часы: тринадцать. "Успеем", – решил он.
Через час на месте лагеря осталась лишь груда консервных банок да высокая мачта с советским флагом…
Набирая высоту, Бесфамильный направился по тому направлению, где Шевченко видел подходящие льдины.
Несколько минут полёта, и впереди показались большие льдины.
Несмотря на усилившийся ветер, посадка прошла хорошо. За время постоянных перелётов с места на место лётчики успели привыкнуть к необычным условиям. Весь лётный коллектив был хорошо слажен и работал образцово. Поэтому, выходя из самолёта, Бесфамильный заметил спокойно:
– Ну, вот и новое место…
И снова, как ни в чём не бывало, коллектив продолжал свою увлекательную работу.
***
15 мая на полюсе разыгрался шторм. Группа Бесфамильного пережила то же, что и группа Иванова в 1938 году. Гонимый пургой, снег засыпал людей и самолёты, проникал через какие-то невидимые щели в опустевшую пассажирскую кабину.
Ветер усиливался с каждой минутой. Самолётные крылья мелко дрожали. В полной темноте, заглушая рёв и завывание пурги, где-то совсем рядом раздался грохот. Началось самое страшное – ломка и передвижение льдов.
Ледяные барьеры, сталкиваясь друг с другом, ломали льдину, на которой стояли самолёты.
Бесфамильный не выходил из кабины "Г-2". Он всё время лично докладывал начальнику экспедиции о положении дел. Их тревожный разговор внезапно прервался. Сильный удар потряс самолёт и сбил в сторону обоих людей, приникших к рации. Подчиняясь инстинкту самосохранения, Бесфамильный и Слабогрудов бросились вон из самолёта. И напрасно обеспокоенный начальник экспедиции кричал в микрофон – молчание было ему ответом. Значительно позже Бесфамильный узнал, что Беляйкин поседел за эти минуты…
Почувствовав твёрдый лёд под ногами, лётчик быстро овладел собой. Затуманивший сознание минутный страх прошёл так же внезапно, как и появился. Бесфамильный пристально всмотрелся в мутные контуры засыпаемой тучами снега машины. Как подстреленная птица, самолёт свалился направо, устало опираясь концом крыла о ледяные глыбы. Правая лыжа глубоко провалилась в возникшую трещину. Командир звена в одно мгновение понял смертельную опасность, неожиданно постигшую его машину. Пытаясь перекричать бурю, он крикнул:
– Скорее, скорее, всё выгружать на лёд!
Люди бросились выполнять приказание командира. Через настежь распахнутые двери кабины на лёд полетели палатки, продовольствие, запасы одежды, бидоны с бензином и маслом. В этот момент никто не думал о себе. Каждый старался как можно скорее выбросить из гибнущей машины всё необходимое для жизни на полюсе.
Работой руководил Шевченко. Пытаясь определить размеры постигшего группу несчастья, Бесфамильный обошёл самолёт кругом и по крылу перебрался на другую сторону трещины. Её гладкие края были неподвижны. Машина уперлась концом крыла о лёд и прочно держалась на месте. Оценив обстановку, Бесфамильный запретил Слабогрудову снимать рацию: пока лёд неподвижен, самолёту ещё не грозит серьёзная опасность. Опасность в другом – трещина может закрыться и раздавить лыжу. Поэтому командир звена решил сделать попытку поднять самолёт.
Подвести под крыло домкраты и укрепить их было делом одной минуты. Но вот домкраты подняты до отказа, а лыжа поднялась всего на несколько сантиметров. До края трещины ещё добрый метр. Пришлось подкладывать под крыло льдины, освобождать домкраты, подкладывать льдины под них и снова поднимать. Так, сбиваемые ветром, засыпаемые колючим снегом, позабыв об усталости, люди сантиметр за сантиметром подымали тяжёлую машину. Каждый понимал, что от спасения машины зависит их жизнь. И сознание этого удесятеряло силы.
Лишь к часу ночи лыжа показалась над трещиной. Самолёт выправился. Теперь он стоял ровно, опираясь на одну лыжу и гору льда под крылом. Другая лыжа висела над трещиной.
Между тем шторм продолжался. Сила ветра несколько уменьшилась, но пурга по-прежнему бросалась охапками снега. Это было уже не страшно. Главная опасность миновала – передвижение льдов прекратилось. Закрепив как можно прочнее самолёт, Бесфамильный послал Слабогрудова в кабину – попробовать связь.
Немало времени и уменья пришлось потратить радисту, прежде чем он привёл в порядок сбитые с места приборы. Хорошо, хоть сохранились тщательно упакованные запасные лампы! Только через несколько часов ему с большим трудом удалось связаться с ближайшей к самолёту рацией базы. Через неё он передал Беляйкину составленную командиром успокоительную радиограмму. Но успокаиваться было ещё рано…
Ветер, очевидно, окончательно выбился из сил, и шторм стал утихать. Посветлело. Полузамёрзшие люди по-прежнему стояли на своих местах. Обойдя всех и ободрив каждого, Бесфамильный отослал в кабину обморозившегося Канина и сам занял его место. Его сильно беспокоило неустойчивое положение самолёта. "Что же дальше? – задавал себе вопрос Бесфамильный, осматривая громоздившиеся вокруг льдины. – Что же дальше? Если нам даже и удастся повернуть самолёт и поставить его на обе ноги, – как взлететь? Где найти ровную площадку? И если всё же удастся её найти, – как туда перетащить тяжёлый самолёт?" Мысль мучительно билась, и порой казалось, что нет выхода из создавшегося положения.
К вечеру пурга прекратилась. Выглянувшее солнце осветило безрадостную картину. Кругом, насколько хватал глаз, расстилалось неровное поле, покрытое бесформенными глыбами льда.
Грустные и растерянные люди бродили около своих засыпанных снегом самолётов. Всех глодала одна неотступная мысль: "С такого аэродрома не взлетишь".
Но горевать было некогда, да это и не в привычке Бесфамильного. Он знал, что бездействие и растерянность могут быстро разложить коллектив этих крепких, но смертельно уставших людей.
– Не время вешать носы, товарищи, – спокойно сказал он. – Кто хочет отправиться на поиски аэродрома?
Почти сейчас же, один за другим, вызвались идти Слабогрудов, Шевченко и Байер. У Бесфамильного загорелись радостные огоньки в глазах.
– Вот это дело, – совсем весело сказал он, пожимая руку стоявшего рядом Шевченко. – А я думал, что вы совсем скисли. Забирайте-ка, товарищи, всё необходимое для путешествия и отправляйтесь. Будем надеяться, что ваши поиски увенчаются успехом. А остальным, – добавил он, – отдыхать, немедленно отдыхать.
Площадка у самолёта быстро опустела. Егоров, Бахметьев и Канин полезли в кабину, а Бесфамильный принялся помогать отправляющимся в разведку выбирать необходимое из груды наваленных у самолёта вещей. Каждый выбрал себе лёгкий спальный мешок из гагачьего пуха и упаковал его в вещевой мешок вместе с запасом продовольствия и несколькими цветными ракетами. Кроме этого каждый взял с собой лёгкий винчестер и укрепил у пояса портативный радиоприёмник. Пользуясь им, по сигналам рации самолёта можно было безошибочно определить направление движения.
Проводив разведчиков, Бесфамильный укрепил на правом среднем моторе несложное шёлковое приспособление для обогрева и на самом краю трещины установил примуса. Убедившись, что вся система отопления работает нормально, залез в кабину и вызвал по радио базу Иванова.
Прошли сутки. Отдохнувшие люди успели обжить новое место. Самолёты очищены от снега, выброшенные из кабины в памятные минуты вещи убраны на свои места. Бахметьев, воспользовавшись трещиной, успел расставить вокруг неё свои приборы. И только повисший на ледяной подпорке "Г-2" молчаливо напоминал о случившемся. Опасность ещё не миновала.
Возвратился Шевченко. Он слабо улыбнулся, увидев происшедшие за время его отсутствия перемены, и, подошёл к Бесфамильному:
– Нет ничего подходящего, товарищ командир…
Бесфамильный молча указал ему на самолёт. Поняв командира, лётчик понуро полез в кабину и скоро захрапел, растянувшись на своей койке.
Скоро возвратились Байер и Слабогрудов. По их виду все без слов догадались, что они тоже не принесли радостных вестей.
Положение усложнилось, но Бесфамильный решил не сдаваться. Ни одним жестом он не показал охватившего его беспокойства. Отправив разведчиков отдыхать, он долго разговаривал с Беляйкиным. Потом вышел из кабины и стал ходить вокруг самолёта, что-то соображая. Егоров и Канин, сняв чехлы с моторов своих машин, пытались очистить их от набившегося во все неровности спрессовавшегося снега. Профессор Бахметьев, забыв обо всём, вёл свои наблюдения, переходя от прибора к прибору.
Так прошло несколько часов. Убедившись, что один он вряд ли найдёт выход из положения, Бесфамильный приказал всем собраться в кабину.
– Придётся потолковать, – сказал он, когда все расселись. – Начальник экспедиции предложил нам самим искать выход. Да и чем он может помочь нам, если мы лишены возможности даже принять самолёт?
– Я хотел бы знать, – спросил после минутного молчания профессор Бахметьев, – на какое время мы обеспечены продовольствием?
– На три месяца.
– Ну и отлично, – продолжал профессор. – Если нам не суждено вырваться отсюда, то за три месяца мы проделаем такую научную работу, что нам долгие годы будет благодарен весь мир. Надо только систематически, ежедневно отсылать результаты наших наблюдений по радио в Тихую. Беляйкин располагает достаточными научными силами, чтобы этот материал обработать и систематизировать…
– Позвольте, профессор, – перебил его Бесфамильный, – мы совсем не собираемся замуровывать себя в этом ледяном гробу. Наблюдения наблюдениями, но нам надо что-то придумать, чтобы результаты этих наблюдений мы же сами и обработали на Большой земле.
– Что же вы предлагаете? Идти пешком? На это я не согласен. Что нам это даст? Без собак, нагрузив на себя хотя бы одно продовольствие, мы далеко уйти не сможем. Нам не дойти даже до льдины, где сможем принять спасательный самолёт. Подобное решение – верная гибель. По-моему, у нас единственный выход – растянуть продовольствие хотя бы на пять месяцев, сидеть на месте и работать до конца. Может быть, за это время поблизости образуется подходящая площадка, и мы сможем подняться…
– Я понимаю профессора, – вступил в разговор Байер, – но не разделяю проповедуемой им обречённости. Зачем нам это? Да полноте, сможем ли мы спокойно работать, зная, что через пару месяцев нас ждёт неминуемая гибель? А что если новый шторм разрушит нашу машину?
– Ну и что же? – спокойно возразил Бахметьев. – За это время мы найдём площадку, и к нам прилетят самолёты. Я уверен, что на родине будут приложены все усилия к тому, чтобы нас спасти. Но если даже нас и не удастся спасти, то мы дадим столько научного материала, что цена наших жизней будет недорогой платой за него…
Байер вскочил взволнованный. Чуть не крича, размахивая руками, он доказывал профессору, что "преступлением будет сидеть сложа руки". Канин горячо поддерживал его.
– Профессор прав, – внезапно ввязался в их спор Шевченко, поднимаясь с койки. Байера и Канина настолько поразила эта неожиданная реплика лётчика, что они на несколько минут лишились дара слова. Воспользовавшись их молчанием, Шевченко продолжал: – Мне нравится профессор, нравится мужество, с которым он решил, казалось бы, неразрешимый вопрос. Не мы первые погибнем в ледяном плену Арктики…
Бесфамильный с не меньшим удивлением слушал спокойные слова Шевченко. Он уже пожалел, что не пресёк в самом начале этого опасного спора. Но глаза его боевого товарища выражали столько уверенности в победе, что с их выражением как-то не вязались слетающие с губ слова. Поймав тревожный взгляд командира, Шевченко понимающе кивнул головой и продолжал:
– Всё это так, но мы не сдадимся до последней минуты. Не сдадимся! Помните, так называлась газета, выходившая в легендарном лагере Шмидта. Эти слова станут и нашим лозунгом. И у нас не дрогнет сердце! Мы смело умрём, если обстоятельства принудят нас к этому. Но… не попробовать ли нам ещё раз, прежде чем умирать, постараться улететь отсюда? Возвращаясь из своей неудачной разведки, я заметил немало ровных льдин, засыпанных снегом и осколками льда. Правда, ни одна из них по своим размерам не годится для взлёта даже моего "ястребка". И важно не это. Важно то, что только небольшие перемычки торосов отделяют эти льдины друг от друга. Арктика до сих пор предоставляла нам готовые аэродромы в неограниченном количестве. Она избаловала нас, и мы повесили носы, не видя одного из таких аэродромов. Я предлагаю повнимательней обследовать прилегающие к самолёту засыпанные снегом ледяные поля, выбрать из них те, которые разделены наименьшими перемычками, и попробовать расчистить их. Я уверен, что таким образом мы соорудим площадку, вполне достаточную для взлёта обоих самолётов.
Наконец все поняли, куда клонил хитрый Шевченко. Его предложение было принято с радостью. Оно воскресило угасшую было уверенность в благополучном исходе перелёта.
Все выскочили из кабины и разошлись в разные стороны, тщательно осматривая каждый метр льда под ногами.
"Г-2" стоял неподвижно, тяжело опираясь крылом на созданную этими людьми ледяную гору. Правая лыжа беспомощно висела над трещиной. Удастся ли людям снова поднять в голубую высь эту машину?..
ОТСТУПЛЕНИЕ
Вечером 23 апреля начальник экспедиции сообщил Блинову радостную весть о том, что Бесфамильный благополучно достиг полюса, и приказал немедленно начать эвакуацию, двигаясь пешком по направлению базы. В лагере поняли, что в соревновании двух экипажей победил тот, которым руководила железная дисциплина и выдержка.
…Багровое солнце, как привязанное невидимой нитью, медленно вращалось, описывая широкие круги над горизонтом. Солнце ослепляло людей, на секунду выглянувших из спального мешка без полярных очков. Морозный ветер обжигал лица, разукрашивая инеем ресницы и усы.
Распоряжение начальника экспедиции не застало врасплох "блиновцев". Они давно знали, что их ожидает тяжёлое, полное неожиданностей отступление. Каждый из них имел достаточно свободного времени, чтобы трезво взвесить все трудности предстоящего путешествия по дрейфующим льдам. Невольно вспоминались многие подобные переходы, кончавшиеся трагически. Приходили на память имена американца де Лонга, русского Седова и итальянца Кверини; имена многих из команды судна "Святая Анна". Всё это были люди, погибшие при отступлении из безмолвного ледяного плена.
Следуя прекрасному принципу: "будь готов к худшему", не строя никаких иллюзий, "блиновцы" спокойно готовились к трудной эвакуации. Люди были далеки от паники и, честно говоря, никто – за исключением, пожалуй, Грохотова – не сомневался в счастливом конце предстоящей экспедиции.
Лагерь свёртывался…
Находившийся ещё под впечатлением аварии Блинов, как никогда, чувствовал на своих плечах тяжёлый груз ответственности за благополучный исход эвакуации, за доверенные ему жизни людей, с которыми несчастье связало его тесными узами дружбы. Теперь он не торопился, работал сосредоточенно, пытаясь предусмотреть всякую мелочь.
Весь день 24 апреля ушел на окончание сборов. И время не пропало даром. На четырёх до предела нагруженных нартах было всё, что, казалось, на сто процентов обеспечивало успех перехода. Ни одна группа людей, собирающихся в подобное путешествие, не была ещё так вооружена для борьбы с Арктикой, как группа Блинова. В её распоряжении были аварийная рация, приборы для ориентировки и точного определения места стоянки по солнцу, шёлковые палатки, примуса и наконец двухмесячный запас продовольствия. В расчёте на будущее каждый участник перехода получил ручной компас. Сейчас близость полюса делала этот прибор бесполезным.
Перед выступлением Блинов вызвал по радио базу и лично договорился с Ивановым о связи. Условились, что каждый раз, прежде чем выключаться, радисты точно договариваются о часе восстановления связи. Кроме того два раза в сутки – в двенадцать часов ночи и в двенадцать часов дня – было установлено по двадцать "аварийных минут". Ежедневно в это время на рации базы должен был обязательно дежурить Фунтов.