Человек-Хэллоуин - Дуглас Клегг 2 стр.


Вот что это такое. Просто миссия.

Стоуни Кроуфорд бросил взгляд на бардачок.

«Даже не думай об этом. Простая мысль может дать ему знать, что там лежит».

Стоуни прогнал возникший в голове образ.

«Следи лучше за дорогой», — приказал он себе.

Мальчик уснул среди подушек и одеял на заднем сиденье. Стоуни позаботился о том, чтобы ребенку было удобно, и не хотел слишком сильно пугать его раньше времени. У мальчика были довольно-таки длинные темные волосы. Лицо покрыто густым загаром от техасского солнца Круглые зрачки, как еще раньше заметил Стоуни, заглянув в широко открытые глаза парнишки, казались чрезмерно расширенными, как будто после каких-нибудь капель, повышающих чувствительность к свету. Как бы то ни было, Стоуни узнал мальчика практически сразу и в шоке с трудом подавил в себе желание броситься прочь. Он разыскивал этого ребенка почти двенадцать лет и вот наконец-то нашел Теперь Кроуфорд понимал, почему ошибся с тем, предыдущим, ребенком: потому что искал его не по тем признакам. Но стоило ему увидеть этого мальчика, ощущение было такое, будто он сунул руку в корзинку с электрическими угрями.

Он сидел в самом конце классной комнаты — единственной в крошечной школе на окраине паршивого городишки — и наблюдал за мальчиком В воздухе стоял запах разложения: эти придурки притащили в школу три трупа, как будто мальчик и в самом деле смог бы вернуть их к жизни. Ну да, эти фанатики хотели знать, действительно ли вернулся не то Христос, не то Антихрист — им все равно, по какому поводу пропеть аллилуйю, лишь бы сбылось написанное давным-давно в одной старой книге, им плевать на то, что на самом деле представляет собой этот мальчик. Им не нужны все его способности.

Аллилуйя, он превращает вино в воду! Аллилуйя, он заставил льва лечь рядом с ягненком! Аллилуйя, он познал огонь ада, а судьба мира начертана прямо на нем! Слава Всевышнему, нашелся наш Спаситель! Давайте же восхвалять его, прежде чем затащить на какой-нибудь крест и вытряхнуть душу!

Но Стоуни ясно видел сущность ребенка, понимал его и сознавал, что придется с ним сделать.

«Да, с этим мальчиком».

Пальцы вцепились в руль. Кроуфорд принялся было за привычные упражнения для релаксации, но его снова охватил страх перед тем, что предстоит совершить.

Он моргнул и в миг внезапной слепоты увидел, как алые птицы слетели с кожи, раскинули крылья на все небо, закружились в потоках ветра и затем вновь собрались в стаю, образовав сплошную стену огня, от которой исходил такой жар, что плавилось стекло.

«Это было очень давно, мой друг», — послышался в его голове успокаивающий голос — голос старинной подруги, чей образ он хранил в душе уже много лет.

Нора…

«Все это было очень-очень давно, а что прошло, то прошло. Теперь тебе остается только смотреть на дорогу и гадать, ждет ли впереди поворот и впишешься ли ты в него».

Равнины сменились холмами, поросшими роскошными сосновыми лесами. От Техаса до Арканзаса лило как из ведра, и это было совершенно неестественным для северо-восточного Техаса — такое впечатление, что разверзлись хляби небесные. Грузовики, идущие впереди, окатывали водой лобовое стекло его машины, и на нем оставался слой серо-коричневой грязи, которая еще больше ухудшала обзор, и без того неважный при меркнущем под нависающими тучами дневном свете. «Дворники» метались, но в опускающихся сумерках видимость все равно оставалась плохой. По дороге текли потоки воды.

Дождь прекратился сразу за Литл-Роком. Движение нельзя было назвать оживленным. Подсвеченные красными огоньками вывески нескольких придорожных мотелей, сообщающие о наличии свободных мест, манили Кроуфорда, но он знал, что не позволит себе расслабиться и не сможет заснуть. Стоит только дать волю эмоциям — и он может отпустить мальчишку или просто остановиться из страха, из опасения, что ошибся. А что, если все с ним происходящее всего лишь случай тяжелого помешательства и вечно живущее внутри его воспоминание на гамом деле не более чем выдумка.

Он мог бы убить себя, придумать какой-нибудь подходящий способ.

«Проспать тысячу лет, — прошептал голос у него в голове. — Стать частью ничего, пустоты и всего сразу. Всеохватного бытия, раскинувшегося во все стороны, словно пожар. И больше уже не томиться в тюрьме из плоти и костей».

Нора в своей неподражаемой манере принялась высмеивать этот голос: «О боже! Ты готов пойти и броситься в пруд с двухсотпудовым грузом на шее, тогда как тебе достаточно всего лишь сбросить с себя этот груз. Ты вознес свои комические страдания на уровень искусства. У тебя просто талант к этому. Стоуни, мальчик мой, ну когда же ты научишься брать ответственность на себя и разгонишь всех своих демонов?»

К этому моменту его пальцы окаменели на руле. Он не спал уже сорок восемь часов и не знал, сколько еще продержится. Во рту стоял вкус, похожий, как ему казалось, на вкус крови. Чувство, которое испытывал Стоуни, не было страхом или потрясением — это было осознание. Осознание всего. Не того, что было сделано, но того, что предстоит совершить. Кроуфорд то и дело бросал взгляд в зеркало заднего вида, ожидая увидеть преследующую его полицейскую машину. Или, может быть, обитателей того жуткого места, маленького придорожного городка в Техасе, затерянного посреди ничего, пустоты, белого пятна на карте. Именно в таких местах могут происходить подобные вещи.

Эти люди…

Люди, которые поклонялись мальчику.

«Это не настоящие демоны, ты сам их сотворил. Если ты посмотришь на них внимательно и разглядишь их истинную сущность, то поймешь, что они просто откликнулись на твой призыв и явились из Вселенной».

Казалось, Нора здесь, рядом, точнее внутри его.

Он знал, что все дело в его воображении. Всегда только в его воображении. Он сам позволяет голосам звучать, особенно в ситуациях, подобных этой.

«Я похитил ребенка из Техаса и протащил его за собой через полстраны, у меня есть пушка, у меня есть… (Нет, я не должен думать об этом, и этого не произойдет на самом деле, нельзя даже смотреть на бардачок)».

— Зачем ты живешь во мне? — спросил он как-то голос Норы, понимая, что совсем спятил, если обращается с вопросом к одному из голосов, звучащих у него в голове.

«Потому что, — последовал ее ответ, — ты не позволяешь мне уйти».

Стоуни отчаянно старался не прислушиваться к какофонии голосов внутри себя.

— Я не сумасшедший, — заявил он.

И осознал, что произнес эти слова вслух.

Он глянул в зеркало заднего вида на мальчика.

«Я похитил человека Совершил тяжкое уголовное преступление.

Я могу стать убийцей. Еще одно тяжкое уголовное преступление.

Нет, все обстоит еще хуже. За пределами человеческого закона существует другой закон. В мире есть справедливость превыше человеческой справедливости.

Мой удел — вечное проклятие! Моя единственная дорога ведет к вечным мукам!»

3

В какой-то момент он стал воспринимать все происходящее на дороге как кино, спроецированное на лобовое стекло машины: просто картинки из прошлого, лица людей, большой летний дом на мысе Джунипер. Он заставил себя сосредоточиться, чтобы сквозь призрачные видения различать дорогу.

Лишь изредка дождь был просто дождем.

Как только ливень прекратился, мысли потекли более плавно.

— Я хочу есть, — послышался с заднего сиденья голос мальчика.

— Чуть позже.

— Идет война, — сказал мальчик.

— Да, именно так.

— Да, война. Между Добром и Злом, Небесами и адом, — произнес мальчик таким тоном, словно это вдалбливали ему лет с трех. — Все мы в ней участвуем, а я словно огонь на море.

— И он на тысячи лет связал змея и…

— Ты знаешь Писание? — спросил мальчик, явно потрясенный.

— Ты не мессия, мальчик, так что даже не вспоминай о тех болванах, от которых мы уехали. — Стоуни хмыкнул. — Не обращай внимания, парень. Наверное, у меня просто плохое настроение, — поспешно извинился он.

Молчание в салоне сделалось невыносимым. Стоуни включил радио. Выбирать пришлось между музыкой кантри и проповедниками. Музыка победила без боя. Стоуни поймал последний куплет старой песни Чарли Прайда «Пожелай ангелу Доброго утра». Мальчик на заднем сиденье принялся негромко подпевать.

4

— Что скажешь насчет вон того заведения? — Стоуни указал на «Вафельный домик» при дороге.

— По-моему, — отозвался мальчик, — у тебя все еще плохое настроение.

— У меня всегда плохое настроение, малыш. Так как «Вафельный домик»?

— Лучше бы в «Макдоналдс».

— Ты готов ждать до следующего «Макдоналдса»? До него, может, еще полчаса ехать придется.

— Ладно, как скажешь, ты же здесь главный. Голос мальчика звучал почти весело.

— Тебя, похоже, не очень беспокоит вынужденное путешествие, — произнес Стоуни, останавливаясь перед «Вафельным домиком». — Ты даже не сопротивлялся, когда незнакомый человек запихнул тебя в машину и повез бог знает куда Мальчик пожал плечами.

— Так ведь пушка-то у тебя, а не у меня.

5

В кафе, сидя за грязным столиком, мальчик рассматривал запаянное в пластик меню.

— Наверное, у меня глаза больше живота Я хочу все, что здесь перечислено.

— Полегче, парень, — сказал Стоуни. — Уложись в пять долларов — ладно?

Подошла официантка, протерла столик и приняла заказ.

— Овсянку, две сосиски, три яйца, два блинчика и большой стакан молока, — попросил мальчик.

Стоуни проверил содержимое бумажника К сожалению, в нем оставалось очень мало банкнот. Там же лежала и небольшая фотокарточка — память о прошлом: пятнадцатилетняя девочка со смуглой кожей и темными волосами. Красивые глаза Обаятельная улыбка На шее маленький золотой крестик.

— Мне ничего, спасибо. Хотя, нет, пожалуй, какой-нибудь тост. Да, один тост. И чашку кофе.

Мальчик посмотрел на него удивленно.

— А я собираюсь заправиться как следует. — Он отпил воды из стакана — У меня в твоей машине все кишки растрясло, мистер.

6

Всякий раз, когда машина ломалась, (а это случалось довольно-таки часто), ему удавалось вновь заставить мотор работать. Один раз на стоянке дальнобойщиков под Мемфисом он обжег правую руку, снимая колпачок с распределителя зажигания. Воздух затянуло кислотным дымом, но он сумел поменять кое-какие переключатели и купил новый температурный датчик, после чего машина всю ночь бежала как миленькая.

За шесть часов путь мальчишка пять раз выходил, чтобы пописать, но все равно никак не мог расстаться с двухлитровой бутылкой кока-колы — присосался к ней так, будто пил последний раз в жизни.

Он сидел на заднем сиденье и листал старые номера «Таймс» и «Лайф», доставшиеся Стоуни вместе с машиной, а когда разгорался день, накрывался с головой одеялом и вроде бы засыпал. Никто не обращал на него особого внимания. На одной из стоянок, когда мальчик, рванув к автоматам с чипсами, пробегал мимо симпатичной южанки с большой копной волос, та потрепала его по голове. А чуть позже другая женщина с теплой доброжелательной улыбкой жительницы Джорджии сказала: «Ваш сын такой живчик!» Если бы она только знала. Каждые несколько часов мальчик объявлял, что проголодался. В одном из кафе той ночью он прикончил два бигмака, потом большую порцию жареной картошки, кока-колу и шоколадный молочный коктейль. Мальчишка не мог устоять перед кока-колой и второй его слабостью — шоколадными батончиками «спикере». Заднее сиденье было сплошь усеяно их обертками. Каждый раз, когда Стоуни останавливался, чтобы купить сигарет, заправиться или выпить чашечку крепкого кофе, мальчик требовал еще и еще «сникерсов». Здоровое пристрастие к нездоровой пище, обычное для двенадцатилетнего ребенка На стоянках для грузовиков парень делал все свои дела, умывался, но далеко не уходил Такое впечатление, что окружающего мира он боялся больше, чем Стоуни. Отлично, если так, значит, мальчишка никуда не денется. Он будто приклеился к своему похитителю.

Однако, если говорить серьезно, Стоуни даже пугала такая доверчивость. Он старался вообще не думать об этом. Он был не из тех, кто привык выказывать свои страхи, особенно перед ребенком.

Говорили они немного — так, перебрасывались время от времени парой слов. Мысли о ребенке на заднем сиденье и о том, как все сложится, когда они доберутся до места назначения, нервировали Стоуни.

Б четыре часа утра они пересекли границу штата Виргиния. Стоуни устал, но не хотел искать подходящее для отдыха и сна место, пока солнце не поднимется достаточно высоко. Что касается мальчика, то он вовсе не выглядел сонным — кажется, ему очень даже нравилось смотреть на звезды, на мелькающие за окнами деревья, дома, на несущиеся по шоссе машины и бесконечную белую ленту дороги, ведущей на север.

Солнце наконец-то взошло, и Стоуни почувствовал, что окончательно выдохся и не в силах ехать дальше.

— Куда же все-таки ты меня везешь? — спросил мальчик.

За последние девять часов они обменялись лишь несколькими фразами.

Стоуни бросил взгляд в зеркало заднего вида и не смог скрыть улыбки. Говор парнишки был типичен для белых бедняков Юга. Он мог бы вырасти самым обычным деревенским парнем или стать водителем грузовика, заиметь пушку, а может быть, и лабрадора-ретривера, который сидел бы у него за спиной, а по полу каталось бы несколько банок с пивом Стоуни усмехнулся. Господи, как же он устал! Совершенно вымотался и в то же время никак не мог расслабиться.

— Слушай, — ответил он. — Я хочу свернуть куда-нибудь с дороги и поспать. Что скажешь?

Мальчик пожал плечами.

— Мне все равно. Хотя бы какое-то время отдохну от вони твоих мерзких сигарет.

— Остановимся в мотеле или, может, гостинице «Эконо лодж»[4],— предложил Стоуни, глядя на дорогу.

Он перевел взгляд на зеркало заднею вида и заметил, что лицо ребенка изменилось. Это длилось всего лишь долю секунды — возможно, обманчивое впечатление создала игра предрассветных теней или Стоуни просто померещилось от недосыпа.

Неркели этот парнишка действительно мог так улыбаться? Неужели его обнажившиеся на миг в улыбке зубы действительно были острыми, как заточенные маленькие кинжалы?

— Следи за дорогой.

Голос мальчика вернул Стоуни к действительности. Оказалось, машина съехала на обочину и теперь скребла колесами по гравию. Стоуни снял ногу с педали акселератора, крутанул руль и нажал на тормоз.

— Держись крепче, — вёлел он.

Однако машина плавно снизила скорость и остановилась у края дороги.

Мальчик прошептал несколько слов — что-то похожее на молитву.

— Что ты сказал? — переспросил Стоуни.

— Мадонна хайвэя, — повторил мальчик. — Вон там.

Он постучал по оконному стеклу.

Бросив взгляд в указанную сторону, Стоуни увидел запертый придорожный ларек, древние, как пирамиды, топливные насосы и чудовищных размеров вывеску, гласившую:

«НЕ ПРОПУСТИТЕ ВОСЬМОЕ ЧУДО СВЕТА! МАДОННА ХАЙВЭЯ! КТО ОНА? ОТКУДА ОНА ПРИШЛА? В ЧЕМ ЕЕ ТАЙНА?»

— Может, зайдем? — спросил мальчик.

— Закрыто, — ответил Стоуни. — Видишь? На вывеске написано, что работает до пяти.

Назад Дальше