– Никак нет, ваше высокоблагородие, не могу знать.
– Оно и видно, что дурак… А если я тебе скажу, что раньше ключ золотой камергера носил, – поверишь?
– Так точно, ваше сиятельство, охотно поверю!..
По ночам некоторые из подонков грабили (очень вежливо) одиноких прохожих:
– Один брелок оставляю вам на память…
– Мадемуазель, что вы? Нам нужен только кулон с вашей очаровательной шейки. Снимите, пожалуйста, сами. Мы уважаем вас… как женщину!
Что-то затаенное чудится в осаде старинных особняков. Изредка отдернется на окне занавеска, и кто-то с тщательным пробором на черепе выглянет на улицы – боком, искоса. Оглядит взлохмаченный простор реки, и занавеска снова задернется: нет, рано еще… рано показываться на улице!
А по вечерам «чистая» публика отдыхает в ресторане «У Лаваля», который с незапамятных времен известен в Архангельске за обитель всех плавающих. Вот и сегодня, как обычно, собрались после служебного дня «спецы» из штабов и управлений. Сорваны погоны, проедены кортики, офицеры флота поблекли. Многие направлены в Архангельск уже от имени Советской власти, служить которой они обязались.
Среди «спецов» и полковник Потапов – главком:
– Внимание, господа, такого вы давно не видели…
В скромном платье появилась в ресторане княгиня Вадбольская (без девочки). Присев к столу, она одиноко ужинала. И очень скромен был ее ужин, – видно княгиня небогата. Один ее кивок в сторону адмирала Виккорста решил все дело, – ах, оказывается, она знакома адмиралу! – и скоро Вадбольскую окружили офицеры, наперебой предлагая красавице свои услуги.
– Благодарю вас, господа, – отвечала она с достоинством. – Но я уже устроилась… Нет, не в «Троицкой», а сняла две комнатки на Немецкой слободе. Я ведь здесь только проездом.
Флотская молодежь исподтишка переговаривалась:
– И сегодня приехала? Одна? Мичман Вальронд? Не знаю такого, но вот же – повезло человеку… Какая женщина, какое обаяние!
Вадбольской представили и поручика Николая Дрейера.
– Кстати, – сказали с намеком, совсем недобрым, – поручик Дрейер у нас большевик, княгиня.
– Да что вы? – удивилась Вадбольская.
– Господа, – заметил Дрейер, – как бы вы себя почувствовали, если бы я, представляя вас княгине, сказал: «Познакомьтесь, ваше сиятельство, вот эти офицеры – сплошь монархисты…»
Княгиня рассмеялась, с любопытством разглядывая рослого и плечистого великана Дрейера; поручик вскоре удалился, и по настроению офицеров было заметно, что они даже рады его уходу. Смущенно пытались оправдать себя:
– Вы не смотрите на нас, княгиня, как на… Впрочем, мы, конечно, советские. Но это – пока… Осмелимся спросить, какими ветрами прибило вас к нашему берегу?
– Я, господа, вырвалась из совдепии. Меня, слава богу, не арестовывали. Но по Тамбовской и по Курской все, что осталось от мужа, отобрали. А меня держать не стали, чем я и воспользовалась охотно…
– А что вы им сказали, княгиня, на прощание?
– Я им сказала: «Негодяи! Разбойники… Я еще вернусь в Россию, и чтобы вы не вздумали разорять здесь!»
Потапов, сам владевший имениями, спросил с интересом:
– А как они вели себя при этом, княгиня?
– Хохотали как помешанные. Я ничего не поняла в этом диком смехе и – уехала… Вот, теперь доживаю последние дни на родине. Уезжаю совсем, как это ни печально. Но – прочь, прочь…
Вокруг нее заволновались:
– Как можно? Не покидайте нас… Архангельск сегодня расцвел с вашим появлением. Мы информированы точно: еще все может измениться, княгиня, к лучшему!
В окружение офицеров флотилии по-свойски затерся полный и круглолицый англичанин.
– Мистер Томсон, – представили его княгине.
Вадбольская плавно протянула ему руку.
– Добрый день, – сказала по-английски. – Как приятно…
В руке ее щелкнул портсигар, кто-то уже подносил ей спичку. Она раскурила папиросу и выдохнула – вместе с дымом:
– Я действительно очень рада встретить вас именно здесь, Георгий Ермолаевич, – сказала она уже по-русски.
От лица Томсона отхлынула кровь. Конечно, вокруг люди свои. Можно не опасаться. Но кавторанг еще не привык к таким разоблачениям… Он присел:
– Откуда вы меня знаете, княгиня? – и заглянул ей в лицо.
– А я удивлена, что вы меня не узнали сразу.
– Подскажите.
– Вы меня вспомните и так, – печально улыбнулась в ответ Вадбольская. – Я ведь знала, еще девочкой, и вашего батюшку, Ермолая Николаевича, когда он управлял Санкт-Петербургской таможней. И сестру вашу Марию хорошо помню.
– Удивительно, – растерянно произнес Чаплин, напрягая память. – В самом деле, какая приятная встреча…
С появлением Чаплина бутылки выстраивались, как снаряды на батарее. Пьяненько посматривая глазками, смолоду испорченными штабной работой, Чаплин завладевал вниманием Вадбольской; и ему это было совсем нетрудно, ибо за этим столом он был самым старшим, если не считать еще одного человека – адмирала Виккорста, который доедал в скорбном одиночестве большую семгу.
– Вы не должны уезжать, это абсурд – покидать отечество, – горячо толковал Чаплин. – От чего вы едете? От большевиков?
– Причина веская, Георгий Ермолаевич.
– Но, княгиня, это неразумно: большевики доживают здесь последние дни…
– Часы, а не дни, – осторожно подсказали сбоку. – Оставайтесь с нами. А вскоре мы обещаем отправить вас в Москву, где тоже не будет большевиков…
Розовые от вина губы Вадбольской были сложены в улыбке.
– Боже, – прошептала она, – какие соблазнительные истории вы мне рассказываете… Верить ли?
– Верьте, верьте. Вам совсем незачем рисковать таким дальним путешествием. Мы, офицеры флотилии, хорошо знаем: море наполнено минами, наши тральщики ловят их, как галушки из супа, и не могут вычерпать, германские субмарины топят суда жестоко… К чему проделывать такое опасное путешествие, чтобы потом опять вернуться?
В этот момент с той стороны, где бедная семга доживала свои последние минуты, послышался резкий, как звонок, голос адмирала Виккорста («красного адмирала»):
– Мистер Томсон, вы разве не слышите? Я вас прошу…
– Извините, княгиня… – спохватился кавторанг.
– Сядьте, – сказал Чаплину седовласый линейный адмирал. – А вы, Чаплин, разве так уж хорошо знаете эту женщину, чтобы мило болтать с ней обо всем, что вам удалось узнать от офицеров моего Беломорского штаба?
Тут кавторанг посадил на место адмирала.
– Простите, ваше превосходительство, – с легкой издевкой произнес Чаплин, – но даже шнуркам от моих ботинок известно гораздо больше, нежели вашему штабу. Что же касается этой женщины, то… Представьте себе, адмирал, – знаю! Не могу вспомнить откуда, но – да, да! Удивительно что-то знакомое в ее облике. Еще с юности…
– Надеюсь, – примирительно заметил Виккорст, – вы еще не сказали княгине Вадбольской, что скоро здесь, на Двине, будет полно британских кораблей?
– Дали понять ей… чтобы не уезжала. Чего скрывать?
– Откровение необходимо в меру, Георгий Ермолаевич. Мы проникли очень глубоко. Но агентов ВЧК все же надо остерегаться… даже здесь, «У Лаваля»! Мне очень жаль эту красивую княгиню, но пусть она сама проснется завтра в новом мире. Без большевиков! Извините, и можете вернуться…
Провожая княгиню Вадбольскую по тихой улочке Немецкой слободы, Чаплин-Томсон сказал ей на прощание:
– Глафира Петровна, завтра Россия возродится… отсюда, из Архангельска. Видите на рейде огонек? Это яхта «Эгба», и бежит по антенне искорка радиопередачи. Я могу вам сказать заранее, что сейчас принимают радисты в Мурманске.
– Вы меня совсем заинтриговали. Я так полна впечатлений…
– В Мурманске сейчас принимают и расшифровывают сигнал, который станет историческим: «Все готово, приходите немедленно».
Глава девятая
– Все готово, – сказал Суинтон, сбрасывая наушники. – Архангельск настаивает, чтобы эскадра выходила немедленно.
Уилки куснул себя за палец – мечтательно.
– Хорошо, – поднялся он. – Я пошел…
Он заперся в своей тесной комнате, налил в стакан виски. Перед ним – станция телефонных подключений. Прихлебывая виски, он соединился с телеграфной службой.
– Барышня! Кто это? Лизанька… Здравствуй, моя сладкая девочка. Ну-ка воткни меня в Кандалакшу… Да, из консульства!
Он пил виски и, глядя в потолок, ожидал соединения.
– Тикстон? Здорово, старый бродяга! Когда прибыл дипломатический корпус из Архангельска?
– Он уже на подходе, – сообщил Тикстон.
– Значит, в полной безопасности?
– Да. В полной.
– Будь здоров, Тикстон… Лизанька, солнышко мое, отключи, я разговор закончил…
Просунул ноги в матросские боты, надел высокую меховую шапку.
Кэмпен встретил его посреди адмиральского салона, – над головой адмирала качалась клетка с черным мадагаскарским попугаем.
– Архангельск? – спросил он сразу.
– И Кандалакша, – ответил ему Уилки. – Наши миссии в безопасности?
– Да, можно начинать…
…Генерал Пуль поднялся при появлении Кэмпена:
– Итак, адмирал, что-нибудь с «Эгбы»?
– Да. Нас ждут…
Пуль прошел в соседнюю с салоном каюту, где проживал под большим секретом один из лордов Британского адмиралтейства. Загнув страницу на недочитанном романе, он испытующе посмотрел на входившего Пуля.
– Что? – спросил лорд, не выдержав молчания генерала.
– Боевой курс, – кратко ответил Пуль. – Мы идем…
– Сколько единиц?
– Семнадцать вымпелов, сэр.
– Людей?
– Много не надо, сэр. Там уже все готово к нашему проходу. Архангельск будет взят голыми руками…
– И вот, понимаешь, – говорил Юрьев, кладя голову на грудь Зиночке Каратыгиной, – чувствую с первого же удара, что мне до гонга не дотянуть… Бэкс, бэкс! Меня этот негр бьет…
– Ой, как страшно! – сказала Зиночка.
– Тогда я бью. Бэкс, – хукк справа… Раз! Не берет. Негр меня слева – апперкот. Но я устоял. И вот беру его на свинг.
– Мне все так интересно с вами… – сказала Зиночка, изображая волнение. – Но что скажет муж? Наверняка он меня уже ищет…
– И не найдет! – говорил Юрьев, заваливая Зиночку на свою неряшливую постель. – Ты это брось… Знаю я вас, дамочек…
Зиночка успела только сказать: «Ах!» – и тут в дверь громко забухали кулаками.
– О черт… – выругался Юрьев.
– Это он! – заметалась Зиночка по комнате. – Боже, защитите меня. Я зашла к вам по делу. Ради бога, придумайте поскорее – зачем я к вам заходила?
– Сейчас… бэкс! – сказал Юрьев, распахивая двери.
– Ой… – испугалась Зиночка.
Старый Брамсон, не переступив порога, снял котелок:
– Добрый вечер, госпожа Каратыгина. Как вы хорошо выглядите сегодня. Так хорошо, что можно позавидовать вашему мужу…
Потом посмотрел на Юрьева с ненавистью и сквозь зубы, укрепленные пломбами, просвистел:
– Ссссразу же… ссскоро… без нассс не обойдутся!
Зиночку оставили с ключом от комнаты Юрьева, чтобы сама закрыла за собой двери и убиралась к своему скучному мужу. Начинались дела мужские – дела чести; Брамсон всю дорогу негодовал.
– Это, наконец, свинство, – говорил он. – У нас с вами такой богатый опыт по борьбе с большевизмом, и – что же? На эскадру берут лейтенанта Басалаго, а нас оставляют в Мурманске. Но я и моя Матильда Ивановна давно мечтаем перебраться в Архангельск, поближе к фруктам… Сколько же можно есть ананасы в жестянках?
– Пошли, пошли, юрист, – волновался Юрьев. – Мы, слава богу, не последние парни на деревне. Без нас не обойдутся!
В консульстве их встретил сияющий Ванька Кладов.
– И я, – сказал. – Меня тоже берут.
– Тебя-то куда… поет?
– Представитель прессы при генерале Звегинцеве.
Брамсон даже побледнел от зависти:
– Видите? Даже старая кавалерия в ход вошла…
– Консул занят, – задержали их в приемной.
– Уилки? – спросил Юрьев.
– Он занят тоже.
– Подождем, – сказал Брамсон, плотно усаживаясь.
Уилки все-таки принял бедных просителей.
Выслушал.
– Мы же так много сделали для вас! – говорил Брамсон.
– Я не считаю себя вправе не ехать, – убеждал Юрьев. – Я не могу быть спокоен за все, что произойдет в Архангельске.
– Вы его займете, этот Архангельск, – горячо ратовал юрист. – Но разве сможете вы без нас управлять им? Без нашего богатого опыта управления целым краем?
– Вы уже знаете нас, – добавил Юрьев. – И то, что в Мурманске было проделано нами почти безболезненно, в Архангельске может обернуться для вас боком. Кто вас поймет так хорошо, как понимали мы вас в Мурманске?..
Уилки весь вечер пил виски. Пил и сейчас.
– Вы все сказали? – спросил он, когда просители замолкли.
– Примерно все…
– Теперь буду говорить я, – произнес Уилки. – На что вы претендуете, господа? Здесь вы мелкие царьки на Мурмане, теперь вам хочется побыть царями в Архангельске? Так вот, доложу я вам, милейшие: правительство уже составлено… Без вас!
Он выждал минуту, дав им возможность оправиться.
– Да, – заговорил снова, – что было пригодно для мурманской автономии, то совсем неугодно для Северного правительства, которому суждено управлять громадной территорией от Печенги до Ярославля, включая Петрозаводск и Вологду… Вы растерялись от таких масштабов? – спросил Уилки, мило улыбаясь (он умел быть милым парнем). – Ничего, – утешил их лейтенант, – это пройдет… Нужны правители демократические, не запачкавшие себя позорным клеймом соглашательства с большевиками. И по одной этой статье вы… Простите, но вы не подходите.
Юрьев был оскорблен.
– Мы же порвали отношения с Москвою… чего еще надо?
– Поздно порвали, – ответил Уилки. – А в Архангельске в состав правительства войдут настоящие бойцы – такие, как Лихач, Маслов, Иванов, Дедусенко, Гуковский… А кто ты такой, Юрьев? – спросил Уилки. – Что ты сделал? Написал две-три статейки в никому не известной газете Троцкого, которая и выходила-то не в России, а в Америке… Будем считать, что тебе в Мурманске просто повезло, Юрьев!
Брамсон был явно подавлен чужим величием и собственным ничтожеством. Он спросил (очень робко спросил):
– А кто же решится возглавить Северное правительство?
– Чайковский, Николай Васильевич, член оборонческого ЦИКа. Товарищ – не чета вам, старый народник, выпестовавший целую плеяду народовольцев, друг князя Кропоткина.
Юрьев за минуту успел все взвесить.
– Но мы-то здесь остаемся! – сказал он, и ему вдруг стало легко: черт с ним, с этим Архангельском, – видать, каждый сверчок должен знать свой шесток.
Уилки аккуратно поставил стакан на поднос.
– А почему вы должны оставаться здесь? – удивился он. – Мурманск теперь будет подчинен Архангельскому правительству. Вам, Юрьев, на Мурмане делать больше нечего. Найдите применение своим способностям в другом месте.
Вощеный пол английского консульства заходил под ногами.
– Предательство! – выпалил Юрьев. – Я же поставлен Лениным, самим Лениным, вне закона: меня убьют, как собаку последнюю…
Уилки уже что-то быстро строчил в блокноте. Вырвал листок, протянул его удельным мурманским князьям.
– С этой бумажкой, – сказал он любезно, – пройдете на авиаматку «Нанинэ», где вам дадут каюту. Вы можете посетить Архангельск в качестве гостей. Но британское консульство слишком погружено в свои дела и снимает с себя всякую ответственность за вашу жизнь, Юрьев. За вашу тоже, господин Брамсон!
– Возьмем? – неуверенно спросил Брамсон, растерянный.
– Возьмем, – согласился Юрьев, и они взяли эту записку.
…На все лады, приникнув к раструбам радиотелефонов, переговаривались над рейдом «клоподавы» его величества:
– Волнение – пять баллов, ветер – норд-тень-ост. Походный ордер – клин, эсминцам лежать на зигзаге номер четырнадцать, готовность к бою – первая, германские субмарины замечены только у Канина Носа, в Горле Белого моря – тральщики работают со вчерашнего дня… Мины замечены на подсечке!