продолжить слежку. Раз уж так все сложилось.
Она довела Лепехину до вокзала, она стояла у билетной стойки, когда та
покупала билет в Москву. Она проводила Лепехину к электричке и видела, как
Антонина вошла в вагон и уселась у окна, надвинув кепку почти на глаза и уложив на
колени сумочку «под питона».
Поезд тронулся, а Лера отправилась в блинную заедать неудачу и привести
мысли в порядок. Мысли и чувства.
Валерия не нашла в этом городе Лёньку, но плохо это или хорошо? Скорее,
хорошо. Однако ведь куда-то же он делся? Воропаев не из тех, кто не приходит
ночевать по причине приступа блудливости, замаскировав его под встречу с
пацанами или подтянув предлог сурово обидеться на жену.
Тревога, которой Лера затыкала рот все то время, пока гонялась за фантомами
собственного производства, освободилась от кляпа и заорала на нее в полный голос.
Ты что, отупела?! Ты так и не поняла, что означает история, которую слила тебе
тетка-контролерша? Лёнька в беде!
Он ринулся выручать эту мерзавку, и сам попал под раздачу. А мерзавки,
кстати, что-то давно не было видно. Эта льстивая маленькая дрянь запросто могла
разжалобить Воропаева, и тот решил вступиться за бедную девочку. Но силы
оказались неравны, и тогда мафия…
Уверенность, что с мужем случилась беда, окрепла настолько, что Лера
больше не могла спокойно сидеть в уютной глыбокоречинской блинной, попивая
компот и рассматривая прохожих. Она метнулась через тесный зальчик на выход,
торопливо доставая ключи от машины и ругая себя последними словами.
Если Лёньки дома не окажется, она заявит в полицию, и плевать, что там про
нее подумают. Ну и пусть думают, что она истеричка или, того хуже, брошенная жена,
а ее муж – кобель, хрен с ними со всеми. И пусть только попробуют ей отказать,
сославшись на идиотские правила, пусть только попробуют… Она им устроит… Лера
гнала Миху в Москву.
Был вечер. Ранний, солнце пока высоко, но ей еще ехать и ехать. Она устала,
как собака, она вымоталась за этот никчемный день, а тревога, запустившая клещи
под ложечку, муторно вытягивала жилы. На душе погано.
Не отрываясь от руля, Лера поочередно набирала домашний номер и номер
Лёнькиного сотового. Домашний гудел длинными безнадежными гудками, которые
уступали очередь автоответчику. Автоответчик насмешливым Лёнькиным басом
оповещал об отсутствии хозяев, а его сотовый все время был недоступен.
И когда она уже дошла до тупого и безнадежного отчаяния, домашний
запиликал тоненькими «занято». Это случилось на подходе к московской кольцевой,
и Лера радостно выдохнула. Значит, он не в лапах мафии, значит, Лера успеет его
предупредить.
Она подкатила к обочине и вновь набрала номер. А потом поставила
автодозвон. И сидела, уставившись на дисплей смартфона, ожидая ответного
сигнала.
Она просидела так минут десять, не меньше, пока не раздались длинные
гудки. Сейчас он снимет трубку, и Лера скажет, что скоро приедет. Без объяснений.
Просто: «Сейчас приеду».
Про девочку Юлечку она поведает мужу дома. И они вместе подумают, как им
быть. Возможно, Леонид совсем не в курсе дочкиных подвигов, если решил подарить
ей бизнес. Но мы это исправим. А может, Валерия вообще все не так поняла про это
дарение, и самое умное, что сегодня же должна сделать, так это спросить у Лёньки
напрямик. А не психовать, с готовностью уверовав в его низость.
Трубку муж снимать не спешил.
Лера угрюмо слушала мерные безжизненные звуки и размышляла. А во
сколько, интересно, на московский вокзал прибыла электричка с Тоней Турчинской на
борту?
Зашибись. Выходит, нету никаких трагедий. По крайней мере, в жизни ее мужа.
Или как теперь лучше Валерии его называть? Бывшего мужа? Официального мужа?
Воропаев, конечно, дома. И, конечно, он не один. Хотя, возможно, что все еще
один и только готовится к встрече с любимой. Не с Лерой, нет. С любимой. Но, что
совершенно точно, с законной женой он разговаривать не желает. Аппарат у них
навороченный, с определителем, и муж в курсе, кто рвется с ним пообщаться. Он не
готов выяснять отношения, особенно перед встречей с любимой.
Ну что же, тогда Лера побеседует с автоответчиком. И Лера опять набрала
номер.
Со злым задором, чтобы голос не показался несчастным, объявила, что все
поняла, не дура. «Тебе настолько неприятно со мной разговаривать? Предполагаю,
что видеть меня тем более. Расслабься, мешать не стану. И надоедать тоже. И домой
не приеду, можешь быть уверен. Мне есть, где жить, сколь угодно долго».
И нажала на кнопку «отбой».
– Это кто, мамашка твоя вякала? – с глумливой усмешкой спросил второй,
остановившись напротив дивана.
Она мотнула головой, не вдаваясь в подробности. Пока она не знала, как
лучше себя вести и что сказать. А так – вроде бы и не сказала, а вроде бы и
ответила.
Первый, вернув телефонную трубку на базу, скомандовал:
– Поехали. Проверь коридор и выводи девку. Смотри, цыпа, только без
фокусов, – это уже к Юле.
Второй ухватил ее за руку и выдернул с дивана, где она все это время сидела,
силясь понять, что за хрень происходит.
Проходя мимо саквояжа, который валялся на полу в коридоре, второй ткнул
кроссовкой кожаный бок. В нутре что-то брякнуло. Он наклонился и расстегнул
молнию. Присвистнул. Поднял голову и посмотрел насмешливо на Юлю.
– Уважаю, – сказал второй и приподнял саквояж, примериваясь прихватить.
– Охренел? – процедил первый.
– Да ладно тебе, не пузырься, – ответил второй, а первый, сплюнув, вышел в
лифтовый холл.
Любовь Матвеевна повернула голову на шум мотора и всмотрелась в другой
конец дачной улицы, отороченной с обеих сторон зеленой подпушкой кустов акации и
шиповника. По освещенной мягким закатным солнышком асфальтированной дорожке
медленно и сторожко пробирался тяжелый джип семейства «мерседес». Было то
самое время суток, когда члены дачного сообщества в сопровождении своих внуков,
собак и кошек совершали ежевечерний променад, и джип, конечно же, должен быть
осторожным, если не хотел отдавить хвост какой-нибудь кудлатой псине или обидеть
бестолковое дитё, переехав передним правым его веселый резвый мяч.
– Соседка ваша прибыла? – спросила Валентина Федоровна с двадцать
второго участка. – И как вы с ней ладите-то, Любовь Матвеевна?
Дамы коротали вечер на лавочке рядом с калиткой, ведущей на садовый
участок Любови Матвеевны и находящейся через три дома от садового участка
Валентины Федоровны, и Любовь Матвеевна как раз делилась с Валентиной
Федоровной рецептом консервированного салата из кабачков, моркови и лука, а
Валентина Федоровна ей говорила, что ах, какой чудный салат, и она себе
непременно закатает на зиму несколько баночек.
– А что в этом такого, Валентина Федоровна? – прикинулась Любовь
Матвеевна.
– Да как же, что такого? Это же не женщина, а асфальтовый каток. Я, к
примеру, ее побаиваюсь. Хотя, вам, может, и привычно, у вас сестра тоже с
характером.
Любовь Матвеевна с лавочки встала и сказала безразличным голосом:
– Вы заходите как-нибудь, Валентина Федоровна.
И пошла неторопливо к калитке. Она не любила, когда намекали на ее
мягкотелость.
Но разве она мягкотела? Просто она не заводится из-за ерунды, а многие
считают это чуть ли не бесхребетностью и даже беспринципностью, что вовсе уж ни в
какие ворота. У Любови Матвеевны железные принципы, но они не имеют никакого
отношения ни к мелочному упрямству, ни к такому же мелочному желанию настоять
на своем.
Хотя перед соседкой она, по правде говоря, тушевалась, а это было
неправильно, в ее-то возрасте. Все же шестьдесят седьмой годок пошел.
И где ж вы, лихие батальоны бабулек конца семидесятых, сидящих, бывало,
плотно, словно горошины в стручке, на скамейках возле подъездов панельных
пятиэтажек и наводящих страх и трепет на жильцов дома от трех до сорока и
старше?..
Давно минувшая идиллия.
Вот сестра ее двоюродная, Нина Петровна, могла бы вписаться в ряды старой
гвардии, но и та не заводилась с Валерией Львовной, хотя скандалить любила
страстно. Правда, сама Нина Петровна не считала себя скандалисткой, поскольку и
вовсе она не скандалит, а высказывает личное мнение, на что имеет полное право.
Поначалу Нина Петровна и на соседку пыталась наехать со своими «мнениями», но
та не дрогнула, зато сама кузина схлопотала от Лерочки в ответ несколько
тяжеловесных плюх и увяла, и с тех пор старательно не замечает недостатки ни в
соседке, ни в соседкином хозяйстве.
Любовь Матвеевна задвинула на калитке скрипучий засов, но тут же
вспомнила про Тугарина, который все еще где-то гонял с дружками.
Тугарин, а по версии внука Константина – Тугрик, мог бы стать для Любови
Матвеевны компаньоном, если бы не был таким непоседливым и несговорчивым,
поэтому временами он был ее головной болью, а временами даже и наказанием, и
лишь в промежутках – компаньоном, но это случалось редко. Внешне Тугарин являл
собой помесь терьера и шнауцера, причем какого именно терьера с каким
шнауцером выяснению не подлежало, однако Любовь Матвеевна была убеждена, что
редкостный собачий нигилизм он унаследовал именно от кичливых высокородных
предков.
Любовь Матвеевна пригрела его еще щеночком и совершенно не подозревала,
какое чудовище вырастет из крошки уже через полгода, ну а потом было поздно. Не
только в том смысле, что мы в ответе за всех, кого приручили, хотя это и так. Но она
прикипела сердцем к тявкающему созданию, не желающему признавать дисциплины
и рвущемуся настоять на своем. Соседи по городской квартире намекали, что
Любовь Матвеевна сама виновата, проявляя мягкость там, где нужно быть
непреклонно твердой, но сначала ей было Тугрика жалко, а потом он уже сел ей на
голову, и проявлять твердость стало бессмысленно. Она к нему все же
приноровилась и научилась кое-как управлять, но иногда ей казалось, что редкие
случаи, когда пес слушался ее команд, объяснялись тем, что Тугрику просто
делалось хозяйку жалко. Или стыдно. Но в версию Тугрикова стыда Любовь
Матвеевна верила не очень.
На даче, куда хозяйка заезжала с мая по октябрь, для мелкого проныры была
настоящая вольница. Никто не сажал его на поводок и не дергал ежеминутно, чтобы
он не смел и сейчас же выплюнул, ну и так далее. Хотя, если хозяйке дать волю, то
она и здесь, на участке, таскала бы его за ошейник. Однако, осмотревшись, Тугарин
понял, что в среде дачных аборигенов так не принято, и хозяйка не пойдет наперекор
общественному мнению, поэтому он вздохнул спокойно.
На самом-то деле Тугарин старался быть хорошим псом, потому что свою
хозяйку любил, все же он был собакой, но он ничего не мог поделать со своей живой
натурой, которая все время подстегивала его к поступкам, не предусмотренным
уставом.
И кстати, в отдельных недоразумениях хозяйка бывала виновата сама, не
объясняя толком, что от собаки хочет. Взять к примеру случай, произошедший
прошлым летом, когда он решил ей услужить и насобирать побольше жутких колючих
медведок, от которых его, по правде говоря, тошнило. Но хозяйка похвалила
«хорошего мальчика», когда тот раздавил одну, выцарапав из грядки с морковкой, и
на следующее утро медведки на всем ее участке были подвергнуты тотальному
уничтожению, а вдоль уродливых комковатых шрамов, которые совсем недавно были
аккуратными грядочками, лежали вывернутые из земли вялые трупики морковки,
редиски и свеклы.
Ну, а как иначе она себе это представляла? Вредоносные твари пытались
скрыться, пришлось хорошенько поработать когтями, разрывая жирный чернозем.
Зато их набралось в небольшую кучку. С арифметическим счетом у него не очень…
Он тогда здорово обиделся. Хозяйка отшлепала его свернутой в рулон газетой,
возмущенно выговаривая, что он бандит и хулиган. Но потом он решил не обижаться.
Женщина, что с нее возьмешь. Сама не знает, что хочет. Пожалела медведок…
Завидев, что хозяйка вошла в калитку, не дожидаясь его и даже не покричав,
как полагается: «Тугарин, ты где? Домой!», он наскоро попрощался со сворой, снялся
с места и обеспокоено заспешил к дому, сохраняя, однако, вид спешки деловитой, а
не заполошной, еще чего. Его подстегивала неприятная перспектива лаять возле
забора, просясь, чтобы она его впустила внутрь, а это чрезвычайно нежелательно,
пацаны потом засмеют. Гамильтон, шоколадный пудель, особым ехидством
отличается, да и беспородный Тяпыч припомнит.
Хозяйка калитку приоткрыла, намереваясь выйти на дорогу и все-таки ритуал
совершить, покликав пса, и тут же чуть об него не споткнулась. Пес ткнул ее мордой
в коленки, провез по голым лодыжкам жестким косматым боком, протискиваясь за
ограду, и поскакал в сторону веранды, где располагалась его миска. Обнаружив
миску пустой, галопом вернулся обратно к калитке, возле которой все еще возилась
хозяйка, и укоризненно гавкнул. Любовь Матвеевна сказала с напускной строгостью:
– Потерпи, Тугарин, надо еще Майину покормить.
Тугарин недовольно поворчал и вернулся к миске, чтобы ее хорошенько
погонять. Посудина была из звонкой нержавеющей стали и, ударяясь о кирпичный
бордюр садовых дорожек, дивно гремела, помогая ему скоротать время до ужина.
Любовь Матвеевна махнула безнадежно рукой и направилась к небольшому
загону из штакетника, в периметре которого бекал и стучал копытцами ее
действительный кошмар. А ведь были минуты, когда она считала, что ее кошмар –
Тугарин. Напрасно она так считала, обижая славное животное. Тугрик у нее просто
чудо, тихое и послушное. Подумаешь, тапки ворует у соседей. Или садовые перчатки,
забытые с вечера на ступеньках крыльца. Или стягивает выстиранное исподнее с
бельевой веревки и развешивает по смородиновым кустам. Это все милые шалости.
Но вот Майина…
Коза Майина появилась у Любови Матвеевны только этой весной, но никакого
отношения к козе сама Любовь Матвеевна не имела. Это была затея Нины,
двоюродной сестры по маминой линии.
Нина Петровна на дачу приезжала изредка – во-первых, потому что, несмотря
на пенсионный возраст, все еще работала, выполняя обязанности курьера в
юридической фирме, а во-вторых, потому что дачный дом был не ее, а Любин.
Однако, все же приезжала, хотя в эти приезды к садово-огородным делам, коих
множество, не подключалась, а отдыхала, отсыпаясь до обеда, а затем, перекусив
бутербродиком с копченой колбаской, прохаживалась по дорожкам между грядками и
раздавала указания, не забывая по ходу покритиковать, а также попенять кузине за
то, что предыдущие указания та не исполнила и дельных замечаний не учла.
Когда с возрастом Нину Петровну принялись атаковать болезни – а болеть она
не привыкла, поскольку всегда отличалась завидным здоровьем, – она приступила
сначала к самолечению, нахватавшись советов в различных журналах и у подруг, а
затем все же сдалась и отправилась по врачам. Ей назначили обследование, затем
предложили попить то и это, позаниматься лечебной физкультурой и что-то такое
еще поделать в кабинете физиотерапии. Терпения ждать, когда все это схватится и
подействует, у Нины Петровны не было. Она сделала решительный вывод, что
бесплатная медицина лечением больных не занимается, что «тут мы никому не
нужны, тем более пенсионеры», и рванула в медицину платную, но быстро поняла,