Моя сейфовая ячейка имеет пять дюймов в ширину, шесть в высоту, восемнадцать в глубину. Месяц назад, когда я оформил аренду на год, заплатив триста долларов, это был наибольший доступный размер. Я кладу внутрь сигарную коробку. Мы с Ванессой поделили слитки строго пополам. В этой коробке всего тридцать три целых тридцать три сотых унций, примерно на полмиллиона долларов. Я закрываю контейнер, любуюсь им, жду несколько минут, потом распахиваю дверь и зову служащую. Ее работа — оставаться равнодушной и не вызывать у клиентов подозрений. Она с ней справляется. Думаю, она всякого навидалась.
Через двадцать минут я наведываюсь в хранилище банка «Джексонвилл сейвингз». Оно просторнее, сейфы меньше, служащая подозрительнее, а все остальное такое же. Запершись, я перекладываю в контейнер еще один комплект мини-слитков — тридцать два малыша на полмиллиона долларов.
В третьем банке, в полумиле от первого, я оставляю последний за день комплект, после чего провожу час в поисках мотеля, где можно поставить машину прямо за дверью номера.
В торговом центре в западном районе Ричмонда Ванесса прогуливается по универмагу в поисках секции сумок. Вид у нее безмятежный, но на самом деле она — комок нервов, потому что «аккорд» стоит один-одинешенек на стоянке, привлекая вандалов и угонщиков. Ее выбор падает на большую роскошную сумку из красной кожи для ношения на плече. Цветом, дизайном и маркой она непременно привлечет внимание женского персонала банков. Расплатившись наличными, она чуть ли не бежит назад к машине.
За две недели до этого Макс — она всегда знала его как Малкольма, но ей больше нравится новое имя — попросил ее арендовать три банковские ячейки. Она тщательно подобрала банки в Ричмонде, заполнила бланки заявлений, прошла проверки, заплатила за аренду. Потом, выполняя инструкцию, по два раза появлялась в каждом из банков, оставляя в ячейках макулатуру. Так она примелькалась служащим хранилищ, и они, доверяя ей, нисколько не удивились появлению мисс Ванессы Янг с огромной новой сумкой и с просьбой допустить ее к ячейке.
Менее чем за полтора часа Ванесса благополучно закладывает в сейфы примерно полтора миллиона в золотом эквиваленте.
Она возвращается в свою квартиру на втором этаже после более чем недельного отсутствия и ставит машину так, чтобы видеть ее из окна. Дом находится в приличном районе, рядом с Университетом Ричмонда, где обычно вполне безопасно. Прожив здесь два года, она не припомнит ни одного угона или ограбления. Тем не менее неприемлем даже малейший риск. Она проверяет двери и окна на предмет проникновения в квартиру. Не обнаружив ничего подозрительного, она принимает душ, переодевается — и снова уезжает.
Через четыре часа, уже в темноте, она возвращается и медленно, методично переносит сокровища в квартиру и прячет под своей кроватью. Она спит над ним, положив на ночной столик «глок», тщательно заперев и заблокировав стульями все двери.
Спит она тревожно. На рассвете она пьет в гостиной кофе, сидя на диване перед телевизором и глядя по местному каналу метеопрогноз. Часы, кажется, остановились. Она бы с удовольствием поспала еще, но мозг все равно не даст телу покоя. Аппетита никакого, она без всякого удовольствия давится творогом. Каждые десять минут она вскакивает и смотрит из окна на стоянку. Люди уезжают на работу сменами: семь тридцать, семь сорок пять, восемь ноль-ноль. Банки открываются в девять. Она долго стоит под душем, одевается, как в суд, наполняет сумку и несет ее в машину. За двадцать минут она переправляет из-под кровати в «аккорд» три сигарные коробки. Она оставит их в тех же сейфах, которые навещала накануне.
Ей никак не удается решить дилемму, где безопаснее держать три оставшиеся коробки — в багажнике или в квартире, под кроватью. И она идет на компромисс: две оставляет дома, одну увозит с собой.
Ванесса звонит и сообщает, что все благополучно размещено и теперь она едет в Роанок к адвокату. Я опережаю ее на шаг или два. Свои три банка я посетил несколько раньше и теперь направляюсь в Майами. За триста восемьдесят из пятисот семидесяти слитков мы спокойны. Приятное чувство, но напряжение еще велико. Федералам ничего не стоит конфисковать наши сокровища под законным предлогом, да и под незаконным тоже, поэтому мы не можем рисковать. Золото необходимо вывезти из страны.
Я исхожу из того, что федералы не знают про наш с Ванессой сговор. Полагаю, им еще предстоит перебросить мостик от Натана Кули ко мне. У меня есть много предположений, но нет уверенности в их правильности.
Глава 39
Застряв в пробке на реконструируемой автостраде у Форт-Лодердейла, я звоню в Монтего-Бей, Решфорду Уотли. Он отвечает мне радостно, как давнему другу. Я объясняю, что благополучно вернулся в США и наслаждаюсь жизнью. Двое суток назад я сбежал с Ямайки, простившись с Натаном и Редфордом. Дескать, готов был хлопнуться в обморок от мысли, что перед посадкой на рейс в Сан-Хуан меня могут задержать люди в форме. С ума сойти, насколько быстро все происходит! Я не в силах собраться с мыслями и решить, как действовать дальше.
Решфорд не был в тюрьме с воскресенья. Я сообщаю ему, что Натаниэл надеется на подкуп ямайских правоохранителей и питает иллюзии, будто я вернусь с кучей денег. Я кое с кем созвонился, и, похоже, у него давние отношения с кокаином; до сих пор не могу поверить, что этот идиот притащил с собой целых четыре кило, не говоря об огнестрельном оружии. Полный кретин!
Решфорд соглашается и рассказывает о своем разговоре с прокурором. Если повезет, то клиент получит «всего» двадцать лет тюрьмы на Ямайке. Сам Решфорд сомневается, что он продержится столько времени. Судя по побоям, нанесенным Натаниэлу в первые две ночи в каталажке, можно счесть удачей, если он протянет больше недели.
Мы договариваемся, что Решфорд побывает в тюрьме сегодня же и проверит, как там Натаниэл. Я прошу передать ему, что стараюсь обеспечить его освобождение, начну с посещения его дома, согласно нашей договоренности, и дальше буду действовать по плану.
— Как пожелаете, — отзывается Решфорд. Я заплатил ему гонорар, и по идее он все еще работает на меня.
Надеюсь, это наш последний разговор.
Ванесса снова три с половиной часа едет из Ричмонда в Роанок и успевает на назначенную на два пополудни встречу с Дасти Шайвером, адвокатом Куинна Рукера. Звоня и договариваясь о встрече, она обещала привезти ключевую улику по делу Куинна. Заинтригованный Дасти попытался что-то выяснить по телефону, но она отрезала: при личной встрече, причем как можно быстрее.
Она приоделась, выбрала достаточно короткую юбку, чтобы привлечь внимание, и изящный кожаный чемоданчик. При ее появлении Дасти вскакивает и предлагает ей кресло. Секретарша приносит кофе. Пока она не скрывается за дверью, адвокат и посетительница ведут светский разговор.
— Я сразу перейду к делу, мистер Шайвер, — говорит она после ухода секретарши. — Куинн Рукер — мой брат, и я могу доказать его невиновность.
Услышав это, Дасти молчит, привыкая. Он знает, что у Куинна два брата, Ди Рей и Верзила, и сестра Люсинда. Все они заняты в семейном промысле. Он припоминает, что есть еще одна сестра, но она не при делах и ни разу не упоминалась.
— Куинн — ваш брат… — бормочет он.
— Да. Я уехала из Вашингтона несколько лет назад и старалась держаться подальше от своей родни.
— Так-так… Я слушаю. Продолжайте.
Ванесса кладет ногу на ногу, но Дасти смотрит ей прямо в глаза.
— Примерно через неделю после побега Куинна из тюремного лагеря во Фростбурге он так нанюхался в Вашингтоне кокаина, что еле выжил. Мы, семья, знали, что он себя убьет — Куинн всегда злоупотреблял, — и решили вмешаться. Мой брат Ди Рей и я отвезли его в реабилитационную клинику под Экроном, Огайо, серьезное место для тяжелых наркоманов. Распоряжения суда не было, так что запереть его там не могли, хотя обычно поступают именно так. К седьмому февраля, дню обнаружения тел судьи Фосетта и его секретарши, Куинн уже провел там три недели. — Она вынимает из чемоданчика папку и кладет на стол перед Дасти. — Здесь все документы. Поскольку он совершил побег из места заключения, мы поместили его туда под вымышленным именем — Джеймс Уильямс. Мы внесли наличными двадцать тысяч долларов залога, в клинике были рады такому клиенту и не задавали лишних вопросов. Провели полный осмотр, взяли все анализы, в том числе ДНК. Это стопроцентное доказательство, что во время убийства Куинн находился там.
— И давно вам это известно?
— Я не могу отвечать на все ваши вопросы, мистер Шайвер. В нашей семье много секретов, а ответов мало.
Дасти внимательно смотрит на нее, она не отводит взгляд. Он понимает, что всего не узнает, но в данный момент это не важно. Он одержал блестящую победу над системой и уже смеется.
— Зачем же он признался?
— А зачем другие признаются в преступлениях, которых не совершали? Не знаю. У Куинна биполярное аффективное расстройство и масса проблем. ФБР обрабатывало его десять часов, прибегло ко всем своим грязным трюкам. Зная Куинна, можно предположить, что он с ними играл. Дал им то, чего им хотелось, чтобы его оставили в покое. Возможно, наплел небылиц, чтобы они бегали кругами и пытались все проверить. Не знаю. Помните похищение ребенка Линдберга, самый знаменитый киднеппинг в истории?
— Как же, читал…
— Так вот, в совершении этого преступления признались полторы сотни человек. Дикость, конечно, но Куинну случается дурить.
Дасти открывает файл. Там находятся ежедневные отчеты о пребывании Куинна в реабилитационном центре с семнадцатого января по седьмое февраля — тот понедельник, когда обнаружили тела судьи Фосетта и Наоми Клэри.
— Здесь написано, что он покинул это учреждение днем седьмого февраля. — Дасти поднимает глаза от бумаги.
— Верно. Он ушел, можно сказать, удрал, в Роанок.
— Зачем, позвольте поинтересоваться, ему понадобилось в Роанок?
— Повторяю, мистер Шайвер, на многие вопросы у меня нет ответов.
— Итак, он объявляется в Роаноке назавтра после обнаружения трупов, идет в бар, напивается, ввязывается в драку, его арестовывают и находят при нем уйму денег. Слишком много неясностей, мисс…
— Да, много, но со временем все прояснится. Пока это не так важно, вы согласны? Важно другое: у вас на руках безоговорочное свидетельство его невиновности. Других улик против моего брата, кроме подложного признания, у правительства нет, ведь так?
— Так. Улик нет, но есть крайне подозрительное поведение. Например, зачем его понесло в Роанок? Как он туда попал? Откуда взял столько денег? Где накупил ворованное оружие? Масса вопросов, мисс, ответов на которые, полагаю, у вас нет?
— Нет.
Дасти сцепляет пальцы на затылке и долго смотрит в потолок.
— Придется с этим разбираться, — произносит он. — Ехать в реабилитационный центр, задавать там вопросы, снимать письменные показания и так далее. Федералы не отступят, пока наше дело не станет таким толстым, чтобы можно было как следует шарахнуть им по их башкам. В общем, мне не хватает двадцати пяти тысяч долларов.
— Я поговорю с Ди Реем, — отвечает она без колебания.
— Распорядительное совещание перед началом слушания дела состоится через две недели, так что нам надо пошевеливаться. Я бы хотел подать ходатайство об отклонении обвинений до совещания.
— Вы адвокат, решать вам.
Дасти молча опирается на локти и подается над столом к Ванессе.
— Я хорошо знал судью Фосетта. Друзьями мы не были, так, приятели. Если его убил не Куинн, то, по-вашему, кто?
Она упрямо крутит головой. Ответов нет!
Полиция нашла пикап Натана на общей стоянке регионального аэропорта Роанока к полудню вторника. Как и следовало ожидать, в понедельник отсутствие босса встревожило работников бара, и под вечер они сели на телефон. После звонка в полицию прочесали стоянку аэропорта. Натан хвастался, что полетит в Майами в личном самолете, так что поиски пикапа оказались недолгими. Но брошенная машина еще не указывала на преступление, и полиция не спешила приступать к розыскам. Проверка показала наличие у пропавшего судимости, что не вызвало к нему сочувствия. Если бы еще мольбы рыдающих родственников, а тут — ничего.
Компьютерный поиск и несколько телефонных звонков позволили установить, что Натан приобрел новенький «шеви-сильверадо» двумя месяцами раньше у дилера в Лексингтоне, Виргиния, в часе езды на север от Роанока по автостраде номер 81. Стоимость, сорок одна тысяча долларов, Натан оплатил наличными. Часто о «наличных» говорят при выписке чека, но это была самая что ни на есть наличность, впечатляющая пачка сотенных купюр.
Продавец машин, полиция, вообще никто в целом свете не знал, кому Натан продал золото.
Я тоже нахожу такого человека.
После двух визитов в хранилище «Пальметто траст» в центре Майами в багажнике моей арендованной «импалы» все еще лежит сорок один мини-слиток общей стоимостью приблизительно шестьсот тысяч долларов. Мне необходимо конвертировать часть из них в деньги, для чего придется заглянуть в сумрачный мир торговли золотом с его эластичными, меняющимися на глазах правилами и персонажами с бегающими глазками, категорически отказывающимися высказываться напрямик.
Первые два дилера, найденные в «Желтых страницах», подозревают во мне агента властей и бросают трубку. Третий, джентльмен с акцентом, вполне обычным, как я уже уяснил, в этой отрасли, интересуется, как ко мне попал слиток чистого золота весом в десять унций. «Это долгая история», — отвечаю я и разъединяюсь. Четвертый, мелкая рыбешка, прикрывается ломбардным бизнесом, принимая под залог бытовую технику, а с черного хода скупает драгоценности. Пятый как будто годится, но и ему, конечно, придется предъявить мои авуары. Я объясняю, что не хочу приходить к нему в лавку, поскольку не желаю быть заснятым камерой наблюдения. Он молчит — подозреваю, боится, что я замыслил ограбление под угрозой огнестрельного оружия. В конце концов мы договариваемся о встрече в кафе-мороженом неподалеку от его лавки, в торговом центре. Это приличный район. Я опознаю его по черной бейсболке с эмблемой гольф-клуба «Марлинс».
Через два часа я сижу перед двойной порцией фисташкового мороженого. Хасан, здоровенный седобородый сириец, трудится напротив меня над тройным шоколадным фаджем. В двадцати футах читает газету еще один смуглокожий господин, поедающий замороженный йогурт и, вероятно, готовый меня пристрелить при малейшей попытке создать проблемы.
Светского разговора не получается, и я сую Хасану мятый конверт с маленьким слитком. Хасан озирается, но единственные посетители, кроме второго сирийца, — мамаши с пятилетней ребятней. Он берет слиток в лапу, сжимает его, с улыбкой стучит им по краю столика и произносит «вау!» без малейшего намека на акцент.
Я поражен расслабляющим эффектом этого простого восклицания. Мне ни разу не приходила в голову мысль, что золото может быть ненастоящим, но легитимация профессионалом поднимает настроение.
— Нравится, да? — глупо выпаливаю я — надо же хоть что-то сказать.
— Прелесть. — Он возвращает слиток в конверт. Я тянусь за ним.
— Сколько? — спрашивает он.
— Скажем, пять слитков, пятьдесят унций. Вчерашняя цена золота при закрытии торгов — тысяча пятьсот двадцать за унцию, значит…
— Цена золота мне известна, — перебивает он меня.
— Разумеется. Желаете приобрести пять слитков?
Такой тип не способен сказать ни «да», ни «нет». Ему проще мямлить, ходить кругами, скрытничать и блефовать.
— Возможно. Зависит от цены.
— Что вы предлагаете? — спрашиваю я без лишнего пыла. В «Желтых страницах» еще остаются неопрошенные торговцы золотом, но времени у меня все меньше, да и трезвонить впустую осточертело.
— Это зависит от нескольких моментов, мистер Болдуин. Ситуация такова, что золото скорее всего имеет не вполне законное происхождение. Не знаю, откуда оно у вас, и не желаю знать, но очень вероятно, что оно, так сказать, изъято у предыдущего владельца.
— Так ли важно, где…
— Вы зарегистрированный владелец этого золота, мистер Болдуин? — резко спрашивает он.
Я оглядываюсь.
— Нет.
— Разумеется. Поэтому скидка черного рынка — двадцать процентов. — Калькулятор ему ни к чему. — Плачу тысячу двести двадцать долларов за унцию, — произносит он тихо, но твердо, наклоняясь вперед. Губы скрыты бородой, но смысл, несмотря на акцент, совершенно ясен.