В системе Енотовой Шкуры, например, жил человек, которому в обмен на его марки нужны были лишь последние музыкальные записи с Земли. А один бесстрашный миссионер на пустынном Агустроне собирал пустые жестянки из-под табака и бутылки, которые по какой-то причине ценились на этой безумной планете очень высоко. Но среди многих других — землян и инопланетян — самым важным для Паккера корреспондентом всегда был ПугАльНаш.
Паккер перекатил размокший и почти уже лишенный вкуса листок на языке, с наслаждением всасывая последние капли божественного нектара.
Если бы кому-нибудь удалось раздобыть крупную партию этих листьев, подумалось ему, человек мог бы сказочно разбогатеть. Расфасовать их в маленькие пакетики наподобие жевательной резинки, и здесь, на Земле, листья будут разметать как горячие пирожки. Он как-то пытался поднять этот вопрос в переписке с ПугАльНашем, но только запутал беднягу унукийца, который почему-то просто не видел смысла в коммерческих операциях, выходивших за рамки личных потребностей самих участников обмена.
Позвонили в дверь, и Паккер пошел открывать.
Оказалось, это Тони Кампер.
— Привет, дядя Клайд, — беззаботно произнес он.
Паккер неохотно открыл дверь пошире.
— Ладно, заходи уж, раз пришел.
Тони шагнул через порог, сдвинул шляпу на затылок и окинул квартиру оценивающим взглядом.
— Честное слово, дядюшка, тебе нужно взять как-нибудь и выкинуть весь этот хлам. Просто не представляю, как ты тут живешь.
— Нормально живу, — осадил его Паккер. — Но может быть, я при случае разберу здесь немного.
— Хотелось бы верить.
— Мальчик мой, — горделиво произнес Паккер, — думаю, я без всякого преувеличения могу сказать, что у меня одна из лучших коллекций галактических марок на Земле. Когда-нибудь я помещу их все в альбомы…
— Этого никогда не произойдет, дядюшка, ты просто будешь складывать их в кучи, как и раньше. Твоя коллекция растет так быстро, что ты не успеваешь сортировать даже новые поступления.
Он пнул носком ботинка стоящую у стола коробку.
— Вот, например? Опять новая посылка?
— Только что пришла, — признал Паккер. — И пока я не выяснял, откуда она.
— Отлично! — сказал Тони. — Что ж, развлекайся. Ты еще всех нас переживешь.
— И переживу! — запальчиво ответил Паккер. — Однако зачем ты все-таки пришел?
— Да ни за чем, дядюшка. Просто заскочил проведать и напомнить, что выходной ты обещал провести у нас. Энн настояла, чтобы я непременно зашел и напомнил. Дети всю неделю дни считали…
— Я помню, — соврал Паккер, поскольку напрочь забыл о данном обещании.
— Я могу заехать за тобой. Скажем, в три пополудни?
— Нет, Тони. Спасибо. Не беспокойся. Я вызову стратотакси. В три будет очень рано, а у меня еще полно дел.
— Надо думать, — сказал Тони и двинулся к выходу, потом добавил с порога: — Не забудь!
— Разумеется, не забуду, — резко ответил Паккер.
— Энн обидится, если ты не приедешь. Она запланировала на вечер все твои любимые блюда.
Паккер проворчал что-то в ответ.
— Ужин в семь, — напомнил Тони жизнерадостно.
— Хорошо, Тони. Я приеду.
— Ладно, дядюшка, до вечера.
«Молокосос, — подумал Паккер. — Опять неизвестно что затеял, наверно. Всю жизнь проворачивает какие-то делишки, а толку никакого. Еле на жизнь хватает…»
Он вернулся к столу.
«Наверно думает, что получит в наследство мои деньги. Хоть там и не Бог весть сколько… Что же, пусть думает. Я, пока не потрачу все до последнего цента, помирать не собираюсь».
Паккер сел за стол, взял один из конвертов, вскрыл его перочинным ножом и высыпал содержимое на маленький расчищенный в середине стола пятачок. Затем включил лампу, пододвинул плафон ближе и склонился над марками.
Очень даже неплохая подборка, оценил он сразу. Вот, например, марка с Близнецов-12 — или это 16? — отличный образчик современной классики: сколько изящества, сколько фантазии, какая тонкая работа гравера и сколько здесь чувствуется любви и внимания, бумага высочайшего качества и превосходная печать.
Паккер принялся искать пинцет, но на столе его не оказалось. Он порылся в ящике, содержимое которого и без того напоминало разоренное крысиное гнездо, но тоже безрезультатно. Тогда он опустился на колени и поискал под столом.
Пинцета нигде не было.
Отдуваясь, он забрался обратно в кресло. Настроение было испорчено.
«Куда они вечно деваются? — подумал он сердито. — Наверно, уже двенадцатый пинцет… Черт бы их побрал, никогда не помню, куда в последний раз положил…»
В дверь снова позвонили.
— Войдите! — в сердцах крикнул Паккер.
Вошел небольшого роста человек, чем-то похожий на мышь, мягко прикрыл за собой дверь и остановился у порога, нервно теребя в руках шляпу.
— Прошу прощения… Мистер Паккер?
— Ну, разумеется, это я, — нетерпеливо произнес Паккер. — Кого еще вы ожидали тут увидеть?
— Э-э-э… сэр… — незнакомец сделал несколько шажков и остановился. — Меня зовут Джейсон Пикеринг. Возможно, вы обо мне слышали…
— Пикеринг? — Паккер на мгновение задумался. — Пикеринг? О, конечно же, я слышал о вас! Вы собираете систему Полярной звезды.
— Верно, — признал Пикеринг чуть жеманно. — Я весьма польщен, что вы…
— Напротив, — перебил его Паккер, поднимаясь и протягивая гостю руку. — Это большая честь для меня!
Он наклонился и скинул со стула два кляссера и три обувные коробки. Одна из них опрокинулась, и на пол посыпались марки.
— Прошу вас, садитесь, мистер Пикеринг, — галантно предложил Паккер.
Гость несколько ошарашено присел на край стула.
— Боже, — произнес он, окидывая взглядом царивший в квартире беспорядок, — у вас тут огромное количество материала. Но вы, без сомнения, всегда можете отыскать то, что вам нужно…
— Чаще всего, нет, — ответил Паккер, опускаясь в кресло. — Я по большей части даже не знаю, что у меня есть.
Пикеринг хихикнул.
— Тогда, сэр, вас ждет в будущем множество замечательных сюрпризов.
— Едва ли. Я никогда ничему не удивляюсь, — заносчиво произнес Паккер.
— Однако к делу. Я бы не хотел отнимать у вас время попусту. Нет ли у вас случайно марки «Поларис-17б» на конверте? Это довольно редкий номер, даже сам по себе, и я ни разу не слышал, чтобы кому-то марка встречалась вместе с конвертом. Однако мне посоветовали обратиться к вам: возможно, у вас есть то, что я ищу…
— Подождите, дайте вспомнить. — Паккер откинулся на спинку кресла и мысленно перелистал страницы каталога. Есть: вспомнил! «Поларис-17б» — маленькая марка, можно даже сказать, крошечная, ярко-голубая с алым пятнышком в нижнем левом углу, а по всему полю — плотный орнамент из тонких завитков.
— Да, — сказал он, открывая глаза. — Похоже, у меня есть такая марка. Помнится, много лет назад…
Пикеринг затаив дыхание наклонился вперед.
— Вы хотите сказать, что у вас действительно…
— Да, я уверен, она где-то здесь. — Паккер неуверенно обвел рукой сразу полкомнаты.
— Если вы найдете ее, я готов заплатить десять тысяч.
— Насколько я помню, это была полоска из пяти марок. Письмо шло с Полариса-7 на Бетельгейзе-13 через… Нет, похоже, я уже не вспомню, через какую планету.
— Полоска из пяти марок!!!
— Насколько помню. Но может быть, я и ошибаюсь.
— Пятьдесят тысяч! — выкрикнул Пикеринг, чуть не пуская слюну. — Пятьдесят тысяч, если вы их отыщете!
Паккер зевнул.
— Всего за пятьдесят тысяч, мистер Пикеринг, я даже не стану искать.
— Сто!
— Я подумаю.
— Но вы начнете розыски прямо сейчас? Должно быть, вы помните хотя бы приблизительно…
— Мистер Пикеринг, чтобы накопить эти груды материала, которые вы видите вокруг, мне потребовалось двадцать лет, и память у меня уже не та. Честно говоря, я понятия не имею, где они могут лежать.
— Назначайте вашу цену, — взмолился Пикеринг — Сколько вы хотите?
— Если я найду их, — сказал Паккер, — возможно, мы сойдемся на четверти миллиона. Но если найду.
— Вы поищете?
— Посмотрим. Может быть, я рано или поздно наткнусь на них случайно. Надо будет как-нибудь привести все это в порядок. Если они мне попадутся, то я о вас не забуду.
Пикеринг резко встал.
— Вы надо мной смеетесь, — обиженно произнес он.
Паккер махнул рукой.
— Я никогда ни над кем не смеюсь.
Пикеринг двинулся к двери. Паккер поднялся с кресла.
— Позвольте, я вас провожу.
— Не стоит. И извините за беспокойство.
Паккер снова опустился в кресло, глядя, как гость закрывает за собой дверь.
Довольно долго он сидел, пытаясь вспомнить, где же у него лежит конверт из системы Полярной звезды, но в конце концов сдался: это было так давно.
Затем он снова принялся искать пинцет, но тоже безуспешно. Видимо, утром придется пойти и купить новый. Тут Паккер вспомнил, что утром его дома не будет, поскольку он обещал навестить семью Тони в их летнем коттедже на берегу Гудзонова залива.
Черт, и как только он умудряется терять столько пинцетов?
Паккер сидела погрузившись в какое-то полудремотное-полузадумчивое состояние, размышляя о самых разных вещах. В основном о марках с клейким слоем и о том, как из многочисленных идей, возникших на Земле, именно эту жители Галактики подхватили быстрее всего и за две тысячи лет распространили до самых дальних пределов обитаемого пространства.
Становилось все труднее уследить за новинками, да и самих планет, что выпускали марки, становилось все больше. Марки множились с невероятной быстротой, и чтобы не отстать, не пропустить что-то, приходилось тратить огромные усилия.
А марок, в том числе и очень необычных, навыпускали множество. Взять хотя бы марки с Манкалинена, у которых номинал определялся запахом. Не пятицентовые, скажем, или пятидолларовые, или даже стодолларовые марки, а марки с запахом роз — для местной почты, марки с запахом сыра — для межпланетной корреспонденции внутри звездной системы, и еще один вид для межзвездных пересылок — эти воняли так, что человеку за сорок шагов становилось дурно. Или выпуски с Альгейба, отпечатанные цветами, которые человеческому глазу не дано видеть — хуже всего то, что номиналы на них были напечатаны этими же цветами. А взять ту знаменитую классическую серию, выпущенную — разумеется, нелегально — пиратами с Леониды; вместо бумаги они использовали обработанную кожу землян, попавших некогда в их лапы…
Паккер сидел, уронив подбородок на грудь и прислушиваясь к нарушающему тишину тиканью часов, безнадежно утерянных где-то в завалах коллекционного материала.
Марки дали ему новую жизнь, причем жизнь, которой он был вполне доволен. Двадцать лет назад, когда умерла Мира и он продал свою долю акций экспортной компании, ему казалось, что жизнь кончилась, что ничего хорошего у него уже не будет. Однако сейчас марки увлекали его даже больше, чем в свое время экспортный бизнес — и это просто благословение, да, именно благословение.
Продолжая сидеть, Паккер с теплой признательностью вспоминал свою коллекцию, спасшую его от пучины одиночества, вернувшего ему интерес к жизни и словно бы омолодившую его.
А затем он уснул.
Разбудил его звонок в дверь, и Паккер, протирая глаза, пошел открывать.
У порога стояла вдова Фоше с маленькой кастрюлькой в руках. Она протянула ее Паккеру и затараторила:
— Я все-таки подумала: наверно, бедняжке это понравится. Тут немного бульона, что я приготовила. У меня всегда получается больше, чем нужно. Для одной так неудобно готовить…
Паккер взял кастрюльку у нее из рук.
— Спасибо, очень мило с вашей стороны.
Вдова бросила на него пристальный взгляд.
— Вы больны! — заявила она и шагнула через порог, заставив Паккера попятиться.
— Я вовсе не болен, — попытался отбиться Паккер. — Я просто заснул в кресле, а так со мной все в порядке.
Она протянула пухлого руку и потрогала его лоб.
— Да у вас температура! Вы просто горите!
— Ничего у меня нет! — не выдержал Паккер. — Говорю же я вам: я просто уснул.
Вдова Фоше обогнула его и, пробравшись между стопками коробок, ворвалась в комнату. Паккер только успел подумать: «Боже, она таки проникла в квартиру! Как же ее теперь выдворить?»
— Ну-ка, идите сюда и садитесь, — приказала вдова. — Термометра, надо полагать, у вас нет?
Паккер, уже покорившись судьбе, покачал головой.
— И не было. Я никогда не болел.
Вдова Фоше вдруг взвизгнула, подпрыгнула и неуклюжим галопом понеслась к выходу. На полпути она споткнулась о тяжелую картонную коробку и растянулась на полу, но торопливо вскочила и, что-то проверещав напоследок, вылетела на лестничную площадку.