Усталость от такого вывода подтолкнула Мещерина к воде у свода. Надо было смыть с себя склизкую жижу и, если ни первым, хотя бы чистым явиться к месту близкой к разгадке тайны этой горы.
Он вздрогнул, услышав позади, как старчески закряхтела, стронулась глыба и наглухо накрыла ловушку.
Мещерин не ошибся, Борис, действительно, полагал, что тот скрылся во мраке зияния под изображением свиньи. И когда вооружённый Бату вынырнул у свода и, увидев его и девушку, выразил на лице хищное удовлетворение, он не стал тратить время на уточнение этого предположения, осматривать грязь в поисках оставленных следов Мещерина, поспешно шагнул в ту же мрачную темноту. Настя выпустила его руку, но не отставала, следуя за вызываемым им шорохом. Вскоре он споткнулся о высокую ступень, расцарапал левую голень и стал осторожнее, замедлил шаги. Ощупывая ногами ступени лестницы, они поднялись кверху, затем вдоль стены пошли узким и меняющим направления проходом. Тьма была, хоть глаз выколи, им приходилось с предельной настороженностью ступать вперёд и заворачивать, потом только спускаться по каменным лестницам, небольшим, в пять?шесть ступеней, между которыми идти короткими ходами. Казалось, это был путь вглубь земли, где находилась преисподняя. Воздух стал затхлым и каким?то безжизненным. И всё же Настя до ужаса боялась наступить в темноте на что?нибудь живое, на какого?нибудь гада. Однако тишина стояла мертвящая, гнетущая, если в этом месте и обитало что?то живое, в звуках оно себя не выражало и под ноги не попадалось. Неожиданно Борис натолкнулся на поперечную стену. Они очутились в тупике. Но справа он нащупал массивное кольцо. Оно было из металла, который оказался изъеденным ржей настолько, что ржа крошилась под пальцами.
Вслепую изучив пальцами углы препятствия, он уперся ступнями ног в шершавую правую стену прохода, спиной в противоположную ей, и на такой распорке потянул кольцо на себя. Он тянул изо всех своих недюжинных сил, покрылся каплями пота, и когда начал терять надежду добиться успеха, вдруг раздался тихий скрежет. Каменная плита, в которую было вделано кольцо, чуть сдвинулась, словно заключённый в ней дух неохотно пробуждался из глубокого колдовского сна.
– Свет!
Девушка произнесла это негромко, и в голосе ее угадывалось неистребимое женское любопытство, из?за которого она невольно успокаивалась, избавлялась от пережитых страхов. Мимо потянуло сквозняком. Впервые за долгие века спёртый воздух стал перемещаться, устремился из тёмного прохода в невидимое за плитой большое пространство. Борис сообразил, что воздушная подушка больше не мешала поднимающейся в озере воде заполнять оставленную позади пещеру, и в скором времени обратный путь будет отрезан. Но он не сказал этого девушке. Надежда выбраться наружу теперь была только в бледном свете, который привыкшие к тьме глаза уловили за тонкой щелью. И он удвоил усилия. Набирая медленную скорость, плита с глухим скрипом покатилась на каменных валиках, отошла в сторону, как бы съедаемая углублением стены у его левого плеча.
На них слабо дохнуло другим воздухом, сухим и свежим, и они без колебаний вышли на ровный уступ, чтобы невольно остановиться от изумления. Каменная лестница с двумя дюжинами ступеней будто предлагала спуститься в просторный, застывший в древнем величии зал, но они стояли, привыкая к увиденному.
В дальней стене выделялась ровная поперечная щель, которая впускала полосу обильного солнечными оттенками дневного света. Щель была на уровне живота мужчины, казалась не длиннее дротика?сулицы, и от нее свет беспрепятственно струился, рассеивался по всему залу. По мере удаления от щели он становился мягче, словно тонул в тумане, и до противоположной части помещения достигал настолько размытым, что оставлял ее в сером полумраке. Встав на передние лапы и позеленев от времени, спиной к погруженной в полумрак стене застыл убедительно представляющий свирепость дракон. Сверху лестницы этот бронзовый дракон виделся лишь сбоку, и нельзя было различить, что он удерживал в приоткрытой зубастой пасти. В таком же положении стоящих на передних лапах, спинами к боковым стенам застыли ещё по дракону, оба каменные, с замечательно отчётливыми мордами и телами. На клыки в их могучих пастях были надеты массивные бронзовые кольца, бархатно позеленевшие от времени, а на кольцах замыкались крайние звенья двух тяжелых бронзовых цепей. Эти цепи провисали поперек зала, тянулись от клыков одной каменной пасти к клыкам другой, их звенья были массивными, крупными. И было для чего. На цепях недвижно висели на равном удалении один от другого двенадцать больших сундуков, все обитые бронзой, все в древнекитайском исполнении. Зеленовато?бронзовые дракончики по углам каждого сундука намертво сжали пасти на звеньях цепей. Они веками удерживали сундуки над каменным полом, и, казалось, ничуть не устали, готовы были еще столько же веков продолжать это занятие. На каждом сундуке, словно охраняя его, лежал короткий, расширяющийся к острию китайский меч с золотой рукоятью в виде свившегося для беспощадного нападения дракона.
Не сразу выдавал своё присутствие у дальней стены ещё один дракон. Такой же бронзовый, как в полумраке возле каменной лестницы, но гораздо меньших размеров, он взирал на него, выступая лишь передней частью тела над той щелью, которая пропускала свет, и как раз дневной свет отвлекал от него беглый взгляд. Чтобы различить особенности тела того дракона, надо было всмотреться в его неброские очертания. Его когтистые лапы, как будто пронзали стену изнутри скалы и тянулись в зал к невидимым призракам. Пасть его тоже не бездействовала. Из нее свисала цепь, не толще причальной верёвки, зачем?то нижним звеном приделанная к кольцу под впускающей свет щелью.
Дух и гнев драконов незримо витали в пространстве этой пещерной сокровищницы. Драконов сокровищницы не тревожили сотни лет. И, как будто потому только, что признали в цветастом драконе на груди Бориса своего сородича, они позволили незваному пришельцу из новых времён безнаказанно спуститься по двум дюжинам ступеней и приблизиться к провисающим цепям, к висящим под ними сундукам, которые давно позабыли, кто их когда?то подвесил и зачем. Драконы пещеры следили за Борисом с четырёх сторон неусыпными взорами, но его это не смущало. Он снял с двух сундуков потускневшие от времени короткие мечи, разглядел их и примерил в руках. Следуя за ним по пятам, Настя с напряженным выражениям лица переводила взгляд с морды одного держащего цепи каменного дракона на морду другого. Она опасалась увидеть в них признаки непредсказуемого проявления гнева на святотатца, который посмел запросто прикоснуться к священным мечам. Но нет, на Бориса они не прогневались, точно решив посмотреть, что будет дальше. С мечом в каждой руке он повернулся спиной к тяжёлым сундукам, лицом к выступу у входа, крепко расставил ноги, ожидая появления Бату.
Ни Борис, ни Настя не предполагали, не догадывались, что поблизости, снаружи горного уступа казаки искали место, где они пропали из виду.
Казаки спускались по горному ребру, когда грохот вырываемых потоком камней, затем нарастание гула этого потока вызвали у них удивление и привлекли их внимание. Грохот и гул доносились оттуда, где была площадка, отмеченная крестом и непонятным знаком на золотой плашке. На их глазах водная поверхность озера, как живое существо, заволновалась, стала опускаться, постепенно обнажая внутренность каменной чаши. Заподозрив в этом событии некую связь с прибытием к площадке отряда монголов с пленниками, они, где пробежками, где, соскальзывая на подошвах сапог, срывая камни и щебень, под их перестук заспешили вниз и вскоре были на седловине. За нею они очутились на пологом склоне двугорбой горы, уже не так далеко от озер. И тут услышали новый шум, вызванный тем, что короткая часть скалы зашевелилась, потом двинулась и перекрыла щель, через которую вода покидала озеро, и увидали бегущего туда Бату. Он почему?то размахивал саблей, что?то выкрикивал, затем с разбегу спрыгнул вниз. Они тоже побежали и успели заметить головы Бориса и Насти, которые размерами не отличались от булавочных головок. Но когда подбежали к озеру, в нём уже никого не было, а водные поверхности обоих смежных озер выравнивались, успокаивались и медленно поднимались за счет притока из горной ледниковой речушки. Уровень воды западного озера достиг половины высоты чаши, накрыл козырёк скального выступа, и этого оказалось достаточно, чтобы они не видели сводчатых входов в пещеры, которые скрылись под водной гладью.
Исчезновение Бориса, девушки и монгола объяснялось лишь подводным ходом внутрь горы. И Вырви Хвост вызвался первым начать поиски этого хода. Раздевшись до гола, он нырнул, быстро осмотрел подводный участок стены. Остальные казаки и атаман наклонились над обрывом берега, с вопросительным молчанием глядели, как он появился на волнуемой им самим поверхности озера. Никто из них не решался задать вопрос, который их беспокоил. Вырви Хвост отрицательно покачал головой, и они разочарованно распрямились. Ему помогли выбраться на берег. Он схватил свою одежду, принялся до покраснения кожи растирать загорелое и поджарое тело.
– Холодная, чёрт, – ругнулся он, объясняя своё поведение.
– Да где?то здесь они исчезли! – в сердцах заметил атаман, вновь осматриваясь и припоминая, как они спускались с ребра горы. – Мы же все это видели?!
– Ну что. Я следом? – скидывая одежду, громко проговорил Ворон и с берега вниз головой сорвался в прозрачную воду, пронырнул до самого дна.
Он проплыл у обрыва под берегом дальше того участка, который осматривал Вырви Хвост, и в тени козырька увидел своды проходов внутрь горы – сначала два, потом все четыре. Красноватые солнечные лучи пронизывали водную толщу у начала сводов, как будто приглашали заглянуть под каждый из них. Но Ворон вынырнул, не спеша, набрал полные лёгкие воздуха, только после этого снова ушел вниз, уже зная куда. На этот раз он поднырнул под ближний свод и в сгущающемся беспокойном сумраке плыл и плыл до тупика. Дотронулся, убедился, что пред ним стена, и, сильно оттолкнувшись от нее ногами, быстро, надеясь успеть, поплыл обратно. Задыхаясь, он вырвался из?под свода и, отчаянно работая всем телом, устремился к воздуху, к поверхности – она бликами играла на солнце.
6. Главная тайна сокровищницы
Такую схватку Настя видела впервые. Под непрерывный лязг стали о сталь она жалась к стене возле хвоста могучего каменного дракона, который вместе с другими драконами, казалось, превратился в зрителя обещающего кровь и смерть зрелищного поединка, подобного бою гладиаторов на ристалище. Он возвышался рядом с нею, из пасти тянулись к пасти другого дракона бронзовые цепи с дюжиной сундуков на них, а возле и вокруг подвешенных сундуков яростно бились зрелые мужчины. Она смотрела во все глаза, так как исход их поединка должен был решить её участь. Когда ей чудилось, Борис пропускает выпад мелькающего клинка легкой сабли, она резко отворачивалась в сторону, под замирание сердца веки ее плотно смыкались… Но звон коротких мечей и сабли продолжался, она приоткрывала глаза, с облегчением убеждалась, что теперь отступает от взмаха тяжелого меча и чудом избегает опасной раны Бату.
Сабля легче, удобнее, не так утомляет руку в продолжительной схватке, она длиннее и опаснее при поединке без доспехов и на свободном пространстве, но два меча пока справлялись с ней, успевали закрывать Бориса от ее ударов. Бату не мог воспользоваться преимуществами сабли, – противник навязал ему необходимость сражаться вокруг подвешенных на массивных цепях сундуков. Ему приходилось следом за Борисом запрыгивать на сундуки, нападая делать ненадежные шаги по цепям, затем спрыгивать за оказавшимся на полу противником, не успевая достать его, – тот, прокатываясь под сундуками, оказывался за цепями, недосягаемый для стремительных, как броски кобры, выпадов смертоносного острия сабли, и вновь проворно вскакивал на ноги. При этом приходилось следить за опасными замахами страшных своей тяжестью мечей, избегать их ответных разящих ударов.
И все же Бату надеялся, что мечи измотают Бориса раньше, чем он сам устанет работать саблей. И эта надежда постепенно начала оправдываться. Его противник допустил серьезную ошибку в перемещениях и оказался вытесняемым, отрезанным от цепей. Бату тут же воспользовался преимуществами сабли, заставил его медленно отступать к полосе дневного света, и тогда огромная тень Бориса заметалась по всему помещению. Еще пара шагов, и прижатому к стене Борису отступать станет некуда!
Но в следующие мгновения Бату впервые за все время схватки испугался быть поверженным. Борис мгновенно напрягся всем телом; при яростном выкрике из его правой руки с замаха вырвался страшно закрученный меч, промелькнул Бату в ноги, на долю секунды лишив его мужества. Монгол едва успел отпрыгнуть в сторону, но не удержался на ногах, опрокинулся на пол. Меч заскользил по каменному полу через весь зал, и сквозь пронзительный скрежет царапающей пол стали послышалось предательское звяканье сабли, – отлетев от руки упавшего Бату, она острым концом ткнулась в стену!
Борис, как лев, рванулся вперёд и прыгнул, не позволяя монголу подняться. Однако тот успел прижать ноги и сильнейшим толчком ступнями в живот отшвырнул его обратно к стене, лопатками на полосу света. В зале мрачно потемнело. Обе драконьи лапы, которые торчали по краям щели, разве что не обхватывали Бориса, а головой он вскользь ударился о брюхо дракона, и оно нависло над ним, выступая бронзовым мордой к цепям с сундуками. Лучшей для него ловушки трудно было представить, она делала его совершенно беспомощным! Желая скорее покинуть её, он раскинул руки, уперся в драконьи лапы и со всей силы оттолкнулся, но… лапы рычагами подались книзу! Вместо того чтобы вырваться из ловушки, он опрокинулся на спину. Вместо того чтобы оказаться на ногах, повалился на каменную плиту под щелью. Плита от толчка спины качнулась, поддалась, начала вываливаться наружу, увлекая его с собою, не позволяя ему подняться. У шеи дёрнулась, зазвенела свисающая от пасти дракона цепь и, как будто от рывка, натянулась тетивой лука.
Поток солнечного света ударил в глаза Борису, ослепил его. Затем, словно в красном тумане, он увидал, что над ним возвышается стена почти отвесной скалы. Он лежал на плите, которая замерла вровень с полом зала, как бы продолжением шершавого пола наружу, к обрыву в ущелье. Удерживалась она натянутой в струну бронзовой цепью, а цепь от пасти дракона спускалась к кольцу в этой плите. Борис резко присел, чтобы сразу же подняться, и кольцо вдруг заскрежетало и дернулось. После многих веков воздействия непогоды и попадающего внутрь пещеры влажного и сырого воздуха штырь, которым бронзовое кольцо крепилось к плите, не выдержал рывка мужского тела, его выдернуло из места крепления. Вмиг провалившись под Борисом, плита устремилась вниз, и ему ничего не оставалось, как схватиться за кольцо на цепи, выпустить из руки и второй меч. Он невольно глянул под себя, где меч, медленно проворачиваясь в воздухе, полетел следом за плитою, оставив его совсем безоружным.
Он беспомощно висел на обрыве высокой серой кручи, мертвой хваткой вцепившись в кольцо у последнего звена бронзовой цепи, и осторожными движениями тела проверял надёжность цепи, одновременно искал глазами трещины, изломы, за которые можно было бы схватиться в случае, если бы подвела и она. По ущелью прокатился гулкий удар плиты о крупные валуны, затем разлетевшиеся каменные осколки стали шумно хлюпать по бурлящей воде. Он опять глянул вниз. Там, далеко под ним, вокруг влажных серо?черных клыков валунов пенилась горная речка. На его глазах летящий меч стукнулся об один из клыков, раскололся надвое, а когда звон раскола достиг его ушей, обломки уже поглотились быстрым течением. Острые выступы серо?черных клыков, как будто жадно поджидали и его падения.
Речка была той самой, берегом которой они вышли к водопаду. Однако в этом месте берегов не было, и сколько удавалось видеть её изгиб, она прорезала глубокую и довольно узкую теснину. Противоположные круче горы утёсы теснины были значительно ниже, и шедшее к западным вершинам солнце через проём, который образовался после откинутой упором его спины и сорвавшейся со штыря плиты, заглядывало прямо в зал сокровищницы. Из верхней грани проёма, как в пасти старого чудища, безобразно торчали два бронзовых зуба, – они?то прежде и удерживали каменную плиту, соединяясь внутри стены с драконьими лапами. Стоило посильнее надавить на лапы, которые служили рычагами, лапы проворачивались, выдергивали зубья из гнёзд, и плита опрокидывалась простым толчком ноги. За счет тщательной обработки и ступенчатых граней плита в стыках со стеной не пропускала свет, ничем не выдавала своего назначения. И только посвященные могли знать об этой тайне.