– Слушай, Сережа, – сказал Александр Васильевич. – Мы быстро упакуем это в мешок, погрузим, ничего на месте смотреть не будем. – Он посмотрел на сверток, куда вернулись мухи. – Даже время сейчас не определю. Такая жара, самый солнцепек.
– Это точно человек? – перепроверил себя Сергей. – Я чуть дотронулся, большая собака может выглядеть в мешке так же.
– Это человек, и ты прекрасно это понимаешь, – ответил Масленников. – Запах не перепутаешь. В общем, ребята, забирайте, у себя оформим как нашу находку. Но вы все – свидетели того, что на самом деле нам подсунул работу Кольцов, который очень переживает, что мы бездельничаем без него.
Сергей грустно пожал Александру Васильевичу руку, посмотрел вслед их машине, отправился домой.
– Мама, – сказал он, войдя в прихожую. – Я сделал все, как ты сказала. Сейчас лучший на свете эксперт повез твою находку в свою лабораторию. Твои перчатки я выбросил, сейчас приму душ, потом дай мне мое пиво. И начинай работать частным детективом. Поскольку я ничего делать не собираюсь. У меня отпуск! У меня нет клиента!
– Мой дорогой! Я буду стараться, – виновато сказала Марина Евгеньевна. – Но у меня не получится. Мне жаль… Ведь у тебя была гениальная идея.
– Ты не собираешься ее совсем разрушить? – строго спросил Сергей. – Сразу скажу тебе свое главное правило. Я никогда не бегаю за фактами, не успеваю: они сами бегают за мной.
– Такой принцип? – улыбнулась Марина Евгеньевна. – Тогда все не так плохо. То есть кое-что ужасно плохо, но мы спасем твой отпуск. Ну, хоть немножко.
Глава 4
Алла два раза перечитала свой материал, поправила, переслала заведующей отделом Ларисе Николаевой. Позвонила ей, сообщила, что вернулась с выставки поздно, писала почти всю ночь, приедет немного позже.
– Смотри, – сказала Лариса. – Для тебя ничего срочного. Мы даже не решили еще, пойдет ли репортаж в этот номер. Но даже если пойдет, я его поведу. Можешь сегодня отдохнуть. Голос у тебя какой-то умирающий. И вообще, раз уж мы об этом заговорили: ты стала такая худая и зеленая, надо что-то делать.
Лариса была из тех людей, которые не приемлют пассивного отношения к чему бы то ни было в принципе. Ее основная реакция: надо что-то делать.
– Например? – поинтересовалась Алла.
– Лечиться, завести хорошего любовника или поехать за границу. Можно даже в командировку.
– И какой вариант тебе кажется предпочтительным?
– Все три. Я выбиваю командировку, мы вместе присматриваем тебе любовника, он едет с тобой, по ходу оплатит там твое обследование.
– Ужас, – сказала Алла. – Ничего более безнравственного мне еще не предлагали.
– И, что характерно, никто и не собирается предлагать. Пока я за это не возьмусь.
– Ты же не сию секунду возьмешься? – умоляюще спросила Алла. – Лара, я реально не выспалась. Давай сегодня без радикальных решений. Раз у меня выходной.
– Да, выходной. Только будь на связи: у меня могут возникнуть вопросы по материалу. А так – погуляй, позагорай, купи себе что-то симпатичное. Какое-нибудь яркое платье. Хочешь, я выскочу, и мы забежим в пару магазинчиков? – Лариса опять зафонтанировала идеями.
– Спасибо. Давай не сегодня, хорошо? Ты права: надо сначала загореть. Сама подумай: как будет смотреться яркое платье на том зеленом кошмаре, которым я, по-твоему, являюсь.
– Ты что, обиделась? Я же из лучших побуждений. Ну, немного преувеличила, возможно. Чтоб ты поняла, что…
– Надо что-то делать. Я поняла. Я не обиделась, Лариса. Наоборот, очень тронута. Конечно, мы что-нибудь придумаем. Так я отдыхаю?
Лариса прервала разговор с явной неохотой. Она любила сразу осуществлять свои планы по совершенствованию жизни других людей. Алла облегченно вздохнула. По крайней мере, Лариса приступит к своей интенсивной терапии не сегодня. Алла задумчиво посидела за столом, глядя на фотографию в серебряной рамке: она и мама на фоне ярко-синего моря. Алла выглядит старше своих двадцати шести лет из-за слишком серьезного, почти трагического взгляда темных глаз. Мама – моложе своих сорока пяти. Гладкое лицо, а светлые глаза вообще лишены выражения. Темные волосы Аллы стянуты сзади в хвост, у мамы – модная, короткая стрижка. По этому фото непонятно, есть ли у них какая-то разница в возрасте. Но их никто не примет ни за сестер, ни за подруг. Алла подумала о том, что все люди в ее жизни пытаются ею манипулировать как марионеткой. Мать, муж, даже Лариса… Неужели она настолько слабое, бесхребетное существо? В памяти вновь возникла сцена: девочка идет по краю песочницы, падает, пытается стереть грязные пятна с платья, и никто не понимает, что она больше всего на свете боится ярости собственной матери. Если бы она стояла на краю обрыва и увидела эти беспощадные глаза, она наверняка бросилась бы вниз. Тогда… А сейчас? Алла вдруг схватила фотографию и сунула ее в ящик стола. И тут же на пороге показалась мать. Между ними была связь палача и жертвы. Мать чувствовала малейшее изменение в ее настроении.
– Где фотография? – спросила она.
– В ящике, – спокойно ответила Алла. – Мне нужно было разложить записи для работы, я ее убрала.
– Ну-ну, – скрипучим голосом произнесла Нина Ивановна и направилась к выходу. – Я в поликлинику. В кухне на полке деньги и список продуктов. Купи по дороге с работы.
Алла дождалась, пока хлопнет входная дверь, пошла на кухню, посчитала деньги, прочитала список. Мать считает, что ей нельзя носить больше трех килограммов, а дочери, стало быть, можно тащить килограммов двенадцать. Деньги. Их зарабатывает Алла. Но у нее ничего нет. Ей вот так их до сих пор выдают. На что она купит яркое платье, о котором говорила Лариса? Она даже не может сказать ей, что не посмеет ничего себе купить без санкции матери. Лариса изречет: нужно что-то делать. Но Алла не знает, что делать. Она взяла список, ручку, которая лежала рядом с телефоном, и написала внизу крупными буквами: «Купи все сама. Я приду поздно». Деньги она оставила, натянула джинсы и майку и вышла из дома.
Просто шла по двору. Ей было жарко, одиноко, тоскливо. И вдруг она увидела свою учительницу литературы. Марина Евгеньевна, как всегда, очень озабоченная, почти бежала к дому с двумя сумками.
– Аллочка, – просияла она нежной улыбкой, когда та ее окликнула. – Как же я давно тебя не видела. Очень хорошо выглядишь, только немного похудела. Ты на работу?
– Нет. У меня выходной, Марина Евгеньевна. Давайте сумки, я вам их донесу.
– Ты что! Они легкие. Там всякая мелочь, все основное я уже купила рано утром. Ну, хочешь, возьми одну и пошли к нам. У меня сейчас Сережа отдыхает. Он будет рад тебя видеть.
– Я его тоже… – неуверенно ответила Алла.
– Что не так? – тревожно спросила Марина Евгеньевна.
– Все так, – улыбнулась Алла. – Я бы хотела с вами посидеть, поговорить. И с Сережкой повидаться, конечно. Просто при нем говорить невозможно. Ну, с тех пор, как он стал великим детективом. Он или шутки шутит, или сразу начинает разоблачать. А я устала. Я хочу, чтобы меня никто не трогал. И не очень хочу, чтобы он на меня смотрел. Я на самом деле плохо выгляжу, мне сей факт только что моя начальница подтвердила. Это вы такая добрая…
– Ясно. Пойдем. Сережу мы отправим спать. Он бодрствует несколько часов в сутки, такой мы ему придумали режим. И в эти часы он ест. Так что он просто не успеет сказать ничего, что тебя бы испугало. А мы посидим. Ты можешь мне ничего не говорить. Приготовим обед. Я расскажу тебе… Мне так хорошо из-за того, что мой мальчик спит в соседней комнате. Пошли?
– Пошли! – рассмеялась Алла. – Надеюсь, он храпит. Я услышу и буду над ним издеваться. Он у вас парень хороший, конечно, но слишком привык, что за ним все бегают. Первый парень в школе и в мире. Я никогда за ним не бегала.
– Знаю, – сказала Марина Евгеньевна. – Ты скромная и гордая. Мой сын немножко избалован, конечно. Моя вина в этом тоже есть. Но сейчас он действительно будет храпеть, и мы вместе станем над ним издеваться. Я согласна. Тем более он отлично к этому относится.
Сергей их встретил, очень обрадовался Алле. Но они дали ему поесть и отправили спать, что он с удовольствием пошел исполнять. Обе с такой надеждой смотрели ему вслед, что он, доставляя им удовольствие, старательно похрапел у себя в комнате, пока не уснул на самом деле. Алла говорила с Мариной Евгеньевной обо всем. О своем браке, о работе. Потом вдруг спросила:
– Что вы думаете о моей маме?
– Очень трудный вопрос, – ответила Марина Евгеньевна. – Давай начнем с того, что тебя беспокоит. Тебя ведь что-то очень беспокоит.
– Она – сумасшедшая, – тихо сказала Алла. – Мне как-то приснилось, что она укусила меня за шею, пила кровь. Она – вампир. Никто этого не знает, но она очень жестоко со мной обращалась, когда я была ребенком. Да и сейчас… Мне кажется, я ей нужна как жертва. Она, конечно, меня любит по-своему, но и ненавидит. Мне с ней страшно. И она такая хитрая, так умеет это скрывать от других людей. Никто не догадывается.
– Это нельзя скрыть, – мягко сказала Марина Евгеньевна. – Я всегда знала, что у вас что-то не так. Но ты выросла. Ты взрослая, талантливая, сильная…
– Я очень слабая.
– Это не так. Нужно кое-что проанализировать… Ты сказала: она любит и ненавидит. Такой раскол психики бывает при шизофрении. Это страшно звучит, но встречается чаще, чем можно предположить. Ты понимаешь, для меня не новость то, что ты говоришь. Я часто пыталась вызвать на разговор твою маму, и всякий раз был один и тот же результат. Она начинает говорить о тебе как об очень дорогом человеке, потом это все у нее переворачивается, – и оказывается, что она все делает для тебя, а ты вроде этого не стоишь. Извини, что я это тебе сейчас говорю. Просто ты уже взрослая, ты справилась с нелегким разводом, должна многое начать сначала. А выглядишь затравленной, как в детстве. Если твоя мать – психически больной человек, то нам нужно подумать, как спасать твою жизнь. Алла, у меня ощущение, что вопрос стоит именно так.
Глава 5
Они не заметили, как наступил вечер, потому что обе глубоко и тяжело задумались. И вздрогнули от того, что Сергей, появившись на пороге, включил свет.
– Слушай, Алка, – сказал он по-хозяйски. – Наконец-то я вижу тебя в джинсах. Не помню точно, в каком классе тебя переклинило и ты стала носить, извиняюсь за выражение, какие-то бабские платья. А до этого ты была самой клевой девчонкой в классе. Помнишь, как ты играла с нами в футбол?
– Конечно, – рассмеялась Алла. У нее была очень красивая улыбка, она освещала лицо, как солнечный луч. – Когда ты стоял на воротах, всегда пропускал гол. Ты и тогда был страшно любопытным и пялился даже на ворон. Расследовал их преступную деятельность… Я всегда, между прочим, носила в школу платья. Джинсы надевала только в те дни, когда физкультура была. И потом мы шли играть в футбол. Кажется, в восьмом классе мама решила, что неприлично девочке играть с мальчиками в футбол. Наверное, так оно и есть. Тем более ты тогда был в выпускном, и мне с такими мужиками бегать самой страшно было. Как посмотрю на размер кед, – слоны. Искалечат запросто.
– Да, – серьезно сказал Сергей. – Мама, ты не помнишь, в каком классе стала покупать мне обувь в магазине для слонов? Потом это прошло, Алла. Сейчас все нормально, посмотри. У меня идея. Девочке с мальчиками, может, и неприлично играть в футбол, а разведенной женщине с холостым мужчиной – по-моему, в самый раз. Как ты думаешь, мама? Как учительница?
– Ты приглашаешь Аллу поиграть с тобой в футбол? – улыбнулась Марина Евгеньевна. – Мне нравится. Вам обоим полезно побегать на свежем воздухе.
– А пошли! – азартно сказала Алла.
Сергей взял мяч, и они отправились во двор своей бывшей школы. Правда, калитка уже была заперта, пришлось лезть через высокий забор. Им так легко оказалось вернуть прошлое: воздух стал сладким и пряным, как в детстве, движения доставляли бездумную радость, мысли вообще улетели подальше от их беготни. Ноги стали легкими, а из сердца Аллы ушла тяжесть… Наконец, они себя вконец загоняли, и Алла села на траву.
– Все. Сил больше нет. Смысла тоже. Я тебя переигрываю.
– Серьезно? – удивился Сергей. – Я тебя тоже.
– Слушай, давай сходим в одно место. Недалеко, через дом. Расскажу по дороге.
Они опять перелезли через забор и пошли по дорожке к длинному девятиэтажному дому.
– Ты, наверное, не знаешь эту семью, – говорила по дороге Алла. – Ты же давно переехал отсюда. А я заметила этих детей, когда вернулась от мужа. Понимаешь, они жили одни! Две девочки и два мальчика, один совсем малыш – года полтора. Старшая девочка Оля, ей одиннадцать лет, все делала. И в школу ходила, и в магазин, и с детьми выходила. Оказалось, родители у них куда-то уехали и не вернулись. Деньгами и продуктами соседи немного помогали, потом я, как только познакомилась с ними. Однажды младших детей забрали в интернат. Оля осталась в квартире одна. На самом деле считалось, что она живет с бабушкой по линии матери, которая и является владелицей квартиры. Соседи мне сказали, что младших детей забрали именно по ее заявлению, временно, до приезда родителей. Она написала в службу опеки, что не справляется с таким количеством детей. А сама уехала в свой загородный особняк, там у нее муж. В общем, она, скорее всего, заплатила кому-то. А Оля еще и ее квартиру стерегла. Она ходила к нам домой, я к ней, мы с ней ездили навещать сестру и братьев… Короче, ее нет уже несколько дней. Телефон домашний не отвечает, мобильный недоступен.
– Сейчас каникулы. У нее, наверное, есть еще бабушки-дедушки? Наверняка ее к себе взяли.
– Есть. Но я не знаю, где они живут. И я не понимаю, почему она мне не сказала.
– Может, тоже не дозвонилась.
– Может. Или приходила, а мама мне не передала. Матери не нравилось, что она к нам ходит.
Сергей внимательно посмотрел на Аллу.
– Мы идем проверять, не вернулась ли Оля?
– Да. Телефон могли отключить за неуплату, к примеру. На мобильнике могли деньги кончиться… Понимаешь, это очень необыкновенный ребенок. Красивая маленькая девочка, как Мальвина, с длинными, почти белыми волосами. И – практически взрослый, ответственный человек. Она бы побоялась надолго уехать. Она все время ждала родителей.
– Что за родители?
– Я ничего о них не знаю. Она сама не знала, где отец работает. Мать – домохозяйка. Бедные. А бабушка богатая! При этом Оля умудряется хорошо учиться. Я подарила ей ноутбук на день рождения, подключили Интернет… Она была счастлива. Даже гулять не хотела. Сидела за компом. Как-то странно…
Они подошли к подъезду, Алла набрала номер квартиры по домофону, никто не ответил. Подождали, пока кто-то из жильцов вышел, попросили не закрывать дверь, поднялись на третий этаж. Долго звонили в квартиру. Открылась другая дверь на площадке.
– Алла, – сказала соседка, – Оли нет.
– Здравствуйте, Валентина Петровна. Не знаете, за ней кто-нибудь из родственников приехал?
– Может, и приехал. Только я никого не видела.
– Я напишу вам свой номер телефона, хорошо? Позвоните мне, пожалуйста, когда Оля вернется.
– Давай. Позвоню, конечно.
Они вышли в совсем уже темный двор. Алла была расстроена.
– У меня есть ключ от ее квартиры. Просто я не знала, что мы с тобой туда пойдем, и не взяла его. Представляю, какой идиоткой я тебе кажусь, – горько сказала она Сергею. – Взялась опекать ребенка. Ничего не узнала. Ни где работал отец, ни где живут бабушка и дедушка. Точнее, муж бабушки. Оле он не дед. Поеду завтра в интернат к другим детям. Может, Оля к ним приезжала.
– Не переживай. Это все можно узнать.
– Да? – с надеждой спросила Алла.
Они шли к ее дому по узкой дорожке между высокими деревьями, как ходили когда-то после школы.
– Ты привязалась к этому ребенку, – утвердительно сказал Сергей.
– Сначала я их всех просто пожалела. А потом… Знаешь, как у меня получилось. Сначала муж не хотел детей. Потом я уже не хотела от него. И привязалась, как ты говоришь, к Оле. Она уже есть, с ней все понятно. Она умненькая, чувствительная, благодарная, интересная… Никогда нельзя быть уверенной, что у тебя родится такой удачный ребенок. Мне стало казаться… Мне иногда казалось, что она моя дочка. Говорю это первый раз, почему-то только тебе: я решила, если вдруг с ее родителями что-то случилось, я Олю удочерю. Мне хочется ее охранять. У малышей есть шансы, что их возьмет кто-то еще. Оля… Она не всем подойдет. И ей мало кто подойдет. Я непонятно, наверное, говорю. Но она необычная.