Заморозки уже били, но до настоящей зимы еще с месяц. Сейчас тепло, в тайге брусника, грибы, на болотах клюква, в логах облепиха, на курумниках кызырган – вкуснейшая ягода, которую больше людей любят змеи: висят на кустах и сосут мякоть, и часто бывает – с одного края куст обирает человек, а на другом хозяйничает гадюка… До позапрошлого года Ирина Антоновна ходила за кызырганом, но теперь не может. В шестьдесят восемь лет тяжело по камням скакать. Спасибо, ученики дарят баночку-другую…
Для школы в семидесятые годы, когда в Арадане жило под тысячу человек, выстроили двухэтажное здание. Но отапливать его оказалось дорого, – дровами не натопишь, а уголь привозной, – да и классы стали маленькие, человек по пять-семь, и в начале девяностых школу перевели в одноэтажный, длинный бревенчатый дом. Там уютней, теплей. А двухэтажка стоит до сих пор, правда, обобранная до предела – остался один кирпичный скелет. Применению ей, слишком роскошной, не нашли. Всё у них тут упрощается, скукоживается. Тоже, как повсюду, – оптимизация.
Ирина Антоновна прошла мимо закусочной «Перевал», навесов простенького рыночка. Под навесами никого; ближе к обеду займут здесь места торгующие целебными травами, грибами и ягодами, медом; если кто спросит, и запрещенные панты продадут, хариуса… «Перевал» же открыт круглосуточно: и ночью может подъехать проголодавшийся, а каждая копейка девочкам из «Перевала» важна. Закрыть грозится закусочную владелец, живущий далеко отсюда, в городе Абакане. Убыточно держать ее, на налоги больше тратится, чем выручки получает.
А готовят девочки вкусно. Пельмени настоящие, котлеты, иногда из лосятины, борщ, плов. А бигус какой!.. Ирина Антоновна иногда покупает у них что-нибудь на ужин. И чтоб поддержать сотенкой рублей, и чтоб самой не готовить. Одной-то что?..
Давно одна Ирина Антоновна, очень давно… Сорок девять лет назад они приехали сюда с мужем. Выпускники педагогического училища. По распределению, но с удовольствием. Особенно муж радовался – он любил волю, туризм, костер, по рекам на байдарке сплавлялся. Носил такую узкую бородку, по моде шестидесятых, не выпускал из рук томик рассказов Глеба Горышина, где герои бросали города и укрывались в природе… Ирина Антоновна была тогда беременной на первых месяцах, могла бы при желании настоять не на таком глухом месте, но решилась ехать, и как-то по-настоящему решилась, как оказалось – навсегда…
Хватило мужа на несколько лет. Сначала молча тосковал, сидел часами на берегу с удочкой, а потом и просто так. Курил и курил. Стал заводить разговоры о том, что жизнь идет, уже к тридцати возраст, надо расти. «Гошке, – кивал на сына, – через пару лет в школу. Чему он тут научится?.. Нет, – спохватывался, – коллектив хороший у нас, но ведь это все равно – тайга».
И чем настоятельней он давал понять, что надо переезжать, тем тверже Ирина Антоновна хотела остаться. Непонятно даже, из-за чего хотела. Придумывала: из-за природы, из-за учеников, которых, уехав, как бы предаст… Но именно придумывала – головой. А сердце просто знало: нельзя уезжать.
Разрыв с мужем происходил долго и тяжело. Уволившись, вернувшись на их общую родину, на Урал, он несколько раз возвращался, уговаривал, требовал задуматься о будущем сына… В конце концов официально развелись, и он исчез. А потом исчез и подросший Георгий. Окончил восемь классов, поступил в райцентре в училище, но после неполного года учебы (побывал дома раза три за это время) бросил, написал, что едет на какую-то стройку, – на какую, не уточнил, – и больше ни слуху ни духу.
Много лет искала его Ирина Антоновна, писала в разные инстанции. Наслушалась и от мужа упреков, и от своих родителей, и от мужниных. А потом словно отрезало ту прежнюю жизнь, прежних людей. Остался этот поселок со школой, «Перевалом», двумя сотнями людей… Даже когда болела, в район не ехала, лечилась сама, или фельдшер уколы ставила. Не хотелось видеть другого; телевизор или радио включала раз, два в неделю. Знала, ничего там хорошего не увидит. В свободное время читала любимые книги, и, как в детстве, словно утопала в этом книжном мире, на много часов забывалась.
Очнувшись, вынырнув, часто ругала себя за слабость, за неправильно прожитую жизнь, за то, что сына упустила… А потом начинала вспоминать, и видела, что было много хорошего, было там счастье, особенно в первые годы, да и позже, даже после Георгия. Такое вот утро, тихое, осеннее… Это ведь счастье по такому утру неспешно идти в школу, чтобы учить детей, открывать для них новое. И большинство местных, тех, кто остался, чувствуют себя счастливыми. Нет у них здесь таких пьяниц, бичар, каких полно в городах и в деревнях вокруг городов, нет нищих, жалких… Как-то надежно живут, хоть и небогато, зато со смыслом…
А сегодня в школе особенный день. Не совсем по программе будет рассказывать ребятам, не то, что рассказывала в середине сентября все эти годы.
Еще в августе, перед началом учебного года, директор, Ольга Борисовна, сообщила ей:
– Нужно провести уроки о Крыме, о русских писателях, писавших о Крыме. Вы понимаете… О Пушкине, Лермонтове…
– Лермонтов, по-моему, там не был.
– Да? – Ольга Борисовна на мгновение вспыхнула. – Ну, других там… Там же многие бывали… Чехов?
– Чехов, Цветаева, – кивнула Ирина Антоновна, – Бунин.
– Отлично… Не впрямую желательно, а так… показать, что это часть России, источник вдохновения русских писателей. Понимаете?
– Конечно-конечно! – Ирина Антоновна уже выстраивала в голове урок для пятиклассников, шестиклассников…
– Только попросили: «Остров Крым» не надо упоминать. Вы не читали?
– Нет.
– Ну и хорошо…
И вот сегодня у Ирины Антоновны два урока литературы. Сначала восьмой класс, потом пятый. Для восьмого – отрывки из «Бахчисарайского фонтана», лирика Цветаевой и, конечно, «Севастопольские рассказы» Толстого. Но сначала – вступление о значении Крыма в русской литературе…
* * *
Вошла в класс, привычно обвела глазами стены с портретами классиков, парты со стоящими на них стульями… Сняла плащ, повесила на крючок у двери, достала из сумки тетрадь с конспектами уроков, книги с закладками в нужных местах. Открыла одну. Закладкой было отмечено стихотворение Евдокии Ростопчиной о героях Севастополя во время Крымской войны. Ирина Антоновна поневоле зачиталась:
Ура, защитники России!..
Добро пожаловать в Москву!
У ней вы гости дорогие,
Про ваши подвиги святые
Давно уж чтит она молву.
Герои верности и веры, –
Вы, наши чудо-молодцы,
Затмили удалью без меры
Всех древних доблестей примеры,
Все бранной славы образцы.
Что Данциг, Сарагоса, Троя
Пред Севастополем родным?
Нет битв страшней, нет жарче боя…
Дыша в огне, вы гибли стоя
Под славным знаменем своим!..
Да, нужно поменьше говорить от себя, а больше цитировать. Никакие свои слова не сравнятся с художественным словом. А ведь это чудо… По крайней мере – на слух:
Двенадцать раз луна менялась,
Луна всходила в небесах, –
А все осада продолжалась,
И поле смерти расширялось
В облитых кровию стенах.
Четыре смены вражьей силы,
Четыре войска там легло, –
И безполезныя могилы
В волнах морских, в степи унылой,
В борьбе безвыходной нашло…
Стали входить ученики, здоровались. Аня Маркова, Денис Мельников, Настя Попова… Их было пять человек в восьмом классе. В младших есть и по двенадцать – больше стали рожать в последний десяток лет. То ли деньги по материнскому капиталу побуждают, то ли какое-то самоосознание включилось, что можем вымереть, если так будет продолжаться, как в девяностые…
Вот бы еще одиннадцатилетку восстановить, тогда поселок стал бы по-настоящему полноценным. А так – доучатся до девятого, а потом что? Единицы устраиваются в райцентре или дальше, получают полное среднее, большинство же идет или в ПТУ (теперь они благозвучнее называются – колледжами), или болтается так, недоучками. Из уехавших возвращаются единицы, почти нечем здесь им заняться, негде приложить силы, зарабатывать… А что бы не жить…
Задребезжал алюминиевый звонок в коридоре. Ирина Антоновна встряхнулась, освобождаясь от ненужных сейчас мыслей, и поднялась. И ученики тут же вскочили. Ирина Антоновна оглядела их, сказала громко и приветливо:
– Здравствуйте, ребята! Садитесь. Начнем урок. – Выждала, когда они усядутся, объявила: – Сегодня у нас урок необычный. Отклонимся на время от учебника.
– Блин, а я всю «Повесть о разорении Рязани Батыем» прочитал, – пробурчал с досадой Дима Губин. – Зря, что ли…
– Ну, за два дня не забудешь, а в четверг с тебя и начнем разговор о «Повести…». Я твое желание запомню, Дима, даже пометку в журнале сделаю.
Губин втянул голову в плечи, остальные ученики коротко посмеялись.
– Так, а сейчас поговорим о том влиянии, которое оказал Крым, Крымская земля на творчество русских писателей. Многих поколений русских писателей, начиная с Пушкина и до нашего времени… О Крыме писали такие выдающие, великие писатели и поэты, как Лев Толстой и Чехов, Бунин и Цветаева, Александр Грин и Горький, Максимилиан Волошин и Юлия Друнина, замечательная поэтесса военного поколения…
Ирина Антоновна сделала паузу… Нужно было объяснить, почему она решила поговорить на эту тему.
– Вы, конечно, знаете, что Крым вновь стал частью России. Когда-то, шестьдесят лет назад, он был включен в состав Украины, и в то время этому не придали значения: тогда и Россия и Украина были частью одного государства – Советского Союза. Но потом произошел распад, и Крым стал заграницей. Но эта земля, этот полуостров с восемнадцатого века был частью именно России… – «Нет, надо про более раннее сказать». – Вообще Русь и Крым были связаны с древнейших времен. Из уроков истории вы, наверное, знаете, но я напомню. В Крыму жил просветитель Кирилл, один из создателей кириллицы, прообраза нашего алфавита, здесь принял крещение князь Владимир. Часть Крыма входила в состав Тмутараканского княжества – самого южного русского княжества… На полуострове останавливался по пути из Индии тверской путешественник Афанасий Никитин… Крым стремились присоединить к России Иван Грозный, царевна Софья, Петр Первый. И это удалось только Екатерине Великой…
Снова пауза. Теперь – о том, что влекло писателей, поэтов в Крым.
– Природа Крыма поразительно красива, здесь находятся уникальные творения архитектуры, здесь удивительно целебный климат. Полуостров омывает теплое и чистое Черное море. Во многом благодаря этому сюда приезжали многие русские литераторы, которые воспевали его в своих прекрасных произведениях, а Лев Николаевич Толстой, например, описал в «Севастопольских рассказах» героизм защитников Севастополя во время Крымской войны. И сегодня мы с вами познакомимся с некоторыми из этих произведений.
– А вы-то сами там были? – спросил Денис Мельников; нехорошо спросил, как-то с вызовом.
Ирина Антоновна на мгновение оторопела. Потом кашлянула, сказала:
– Нет, Денис, не бывала. Но в этом ли дело?
– Ну а как… Может, его вообще нет на самом деле.
Ксюша Кандаурова, девочка обычно тихая, старающаяся быть незаметной, хихикнула.
– Интересная логика… – Ирина Антоновна прошлась перед доской, искала сильный ответ. – По-твоему, на уроке географии нельзя рассказывать, скажем, об Африке, не побывав в Африке? А биологию не стоит преподавать, не увидев всех зверей, все растения? Да, Денис?
Денис молчал, смотрел на обложку учебника литературы.
– Чтобы поговорить о Крыме, достаточно знать, что он вдохновил писателей, художников на прекраснейшие произведения искусства. Он стал неотъемлемой частью русской культуры. Там чтут память Пушкина, Паустовского, Максимилиана Волошина, Александра Грина. Не так давно, я читала, в Феодосии открыли музей Марины Цветаевой… Кстати, а кто-то читал «Алые паруса» Грина?
Тишина. Лишь Настя Попова через какое-то время несмело сказала:
– Я фильм видела.
– Фильм замечательный. Но с книгой даже он не сравнится. Обязательно прочитайте, ребята. У нас в школьной библиотеке она есть. Можете и у меня взять на время… Итак, поговорим о Крыме в произведениях наших писателей.
– Ирина Антоновна, – не унимался Мельников, – а зачем нам это все-таки? Давайте по программе. Димка вон подготовился.
Ирина Антоновна редко сталкивалась с подобным. Обычно ученики вели себя тихо, с дисциплиной в их маленькой школе проблем почти не возникало. И Ирина Антоновна стала сердиться.
– А почему, Денис, – сделала голос сухим и строгим, – почему ты так против разговора о Крыме?
– А зачем? Что нам это даст вообще?.. Мы тут и скиснем, в этой дыре.
– Что? – Ирина Антоновна опешила. – Почему это скиснете? Как так можно говорить, Денис! Учитесь хорошо, и перед вами будут открыты все двери… И наш Арадан – это не дыра, кстати сказать. Знаете, что это слово означает?
Ребята мотнули головами.
– А означает оно – великий, могучий, большой. «Арадан» очень распространено в тюркоязычном мире. В Иране, например, есть селение Арадан. Там родился предыдущий президент этой страны – не очень хороший человек, но тем не менее… И еще, писатель Толкиен в своей саге упоминает «Арадан». – Об этом несколько лет назад ей сказала одна из учениц, и Ирина Антоновна запомнила. – Поэтому никакая мы не дыра, а наоборот… – Она улыбнулась и постаралась придать своему голосу шутливость: нужно было снять напряженность. – Мы живем на высоте почти двух тысяч метров над уровнем моря! Мы жители уникального населенного пункта в крае… Так, а сейчас вернемся к нашей теме, и начнем мы с Александра Сергеевича Пушкина. Он побывал в Крыму двадцатилетним молодым человеком во время Южной ссылки. Крыму, или, как его называли раньше, Тавриде, Пушкин посвятил немало лирических стихотворений, поэму «Бахчисарайский фонтан». Именно там Александр Сергеевич задумал роман в стихах «Евгений Онегин». В конце жизни он вспоминал: «Там колыбель моего Онегина…»
Урок удался. Ребята, поначалу напряженные после выходок Дениса Мельникова, расслабились, их глаза заблестели в ответ на читаемые Ириной Антоновной стихотворения. И даже Денис растерял свой скепсис, его душа сдалась…
Потом было два урока русского языка в шестом и седьмом классах, потом – литература в пятом. С пятиклассниками было легко – очень доверчивые, жадно впитывающие всё хорошее, светлое, прекрасное… Плохо, что и грязи в них вливается достаточно, особенно через телевизор…
По пути домой Ирина Антоновна заглянула в закусочную, купила две порции бигуса. Поужинает… Девочки-поварихи были невеселые: опять почти никто не останавливался, а наготовлено всего много. Придется самим есть, и не забесплатно, конечно. Покупать свое же…
Только вышла из «Перевала», столкнулась с Олесей, диспетчером с заправки. Давней ученицей.
– Здравствуйте, Ирина Антоновна, – сказала Олеся торопливо. – Как ваше здоровье?
– Да так, Олесенька, ноги ломит. – Ноги действительно побаливали под коленями. – Наверно, к непогоде.
– Обещают снег… А вы знаете, что сегодня у меня приключилось?.. Сижу, подъезжает «жигулёнок». Суется человек в окошечко: «У меня бумажных нет при себе, возьмите вот это. Срочно заправиться надо». И показывает монету, два рубля, в таком… в целлофан заклеена. «Это, – говорит, – редкая монета, две тысячи третьего года. Она десять тысяч стоит. Срочно надо заправиться, а денег нет». Представляете? И так напористо, что пришлось участковым пугать. «Сейчас участкового вызову, – говорю, – пускай разбирается с вашей монетой». Ну, этот заматерился и уехал.
Где-то когда-то Ирина Антоновна слышала, что некоторые обычные вроде монеты стоят гораздо больше. Отчеканенные малым тиражом, с браком… Но говорить об этом Олесе не стала – не надо ей засорять голову лишней информацией. Начнет еще каждую монету изучать, искать ценную… Да и сил для объяснений не было. Устала. Согласно покачала головой: