— Он и есть предсказанный Ужас?
— Злопредсказанный, — поправил Энунд. — Так здесь говорят.
Чойс отбарабанил по подлокотнику марш ВАЛАБ.
— И ты хочешь, чтобы я стал тем человеком, который совершит необходимое?
— Да.
— Ты был на Шедире, — утвердился в своих тайных мыслях Чойс, — столице Торгового Содружества.
— Да, я окончил тамошний университет. Меня взяли с собой те, кто прилетал сюда очень давно. Они были из Содружества, а я был молодым, и мне хотелось приключений. И я нашел их. В схватке с пиратами я заполучил этот шрам. Потом я учился в университете. А затем вновь прилетел сюда. Но мои знания не пригодились мне. Ибо чего стоит их свет в здешних болотах! Кого может осветить он? Лишь страшных чудищ, коими был населен этот мир до нас и которые вновь объявились в лесах.
— Ты что-то говорил о государствах Альбегина и ВОА? Что это?
Энунд поднялся и. подойдя к большому окну, поманил рукой Чойса. Тот подошел.
— Это Альбегинские горы, — сказал Энунд, показывая на далекий хребет. — В них расположено пять государств Альбегина. Все они вассалы Йитурша, которым правит ставленник Вольфганга, хевдинг Хрут Саблезубый. Там живут не люди, а исконное население Де-Мойра. Это мерзкие ужасные существа, с которыми у нас идет извечная борьба. Но есть кое-что пострашнее Альбегина. — Он замолчал.
— Что? — спросил Чойс, все еще разглядывая туманные склоны гор.
— ВОА, Вольная Область Анархии. Она образовалась тридцать лет назад, после того, как Вольфганг, лендрманн Тарлтара, объявил это княжество вне Лиги и вообще вне всяческих законов. Там нет ни власти, ни Бога. Тарлтар стал удобен для разных ужасных тварей, и они стали толпами стекаться туда. Теперь там живут такие существа, по сравнению с которыми вчерашний тпот — просто игрушечный мишка. Древние государства Альбегина с недавних пор примкнули к ВОА, а Вольфганг стал иметь на руках один очень важный козырь: народы Альбегинских гор имеют силу над тем злом, которое издревле копилось на Де-Мойре. Ибо они сами — зло.
— Есть что-то еще?
— Вольфганг — безумец, — каким-то мертвым голосом сказал Энунд. — Он — плод неправедного соития своих предков, ныне обреченных скитаться по земле, а потому должен быть уничтожен. Он это знает. Но его жизнь для него не драгоценность. Он хочет покончить со всем миром сразу. Вольфганг хочет опрокинуть Чашу с Божьим Гневом.
— Чашу? Ту самую, о которой ты мне вчера рассказывал?
— Ту самую. С седых времен Чаша, седьмая Чаша, последняя, в которой клокочет Божий Гнев, находится здесь, на Де-Мойре. Где — этого никто не знает. Но хочет узнать. И, в частности, этого хочет Вольфганг.
— Что будет, если опрокинется Чаша?
— Наступит конец света, — сказал Энунд.
Надолго замолчали.
— Это нереально, — наконец сказал Чойс.
— Ты легкомыслен, — осуждающе покачал головой пресвитер. — Давным-давно доказано, что Апокалипсис Иоанна — не просто красивая сказка и тем более не панорама становления древней христианской церкви. Это план в действии.
— Апокалипсис? — переспросил Чойс. — Это, кажется, что-то из Библии… что-то такое страшное… проклятия какие-то… ругательства…
Чойс не был религиозен. Более того, Торговое Содружество давно перестало верить во что-либо, кроме денег, и лишало своей поддержки тех, кто почитал разных богов. Коммонуэлт ненавидел миссионеров всех конфессий, считая, что они лишь преграда на пути к достижению реального могущества. Несмотря на то, что ВАЛАБ стойко отбивался от всего, чему следовало Содружество, для собственной же выгоды ему пришлось перенять эту привычку Коммонуэлта, давно ставшую традицией.
— Невер! — обвинил Энунд. — Какие ругательства! Это святая книга, которая учит, как спастись. Персонажи ее невыдуманные. И Последняя Чаша Гнева — тоже не вымысел. Она существует.
— Но ведь никто не знает, где она, и, следовательно, никто не сможет ее обнаружить, — попробовал возразить Чойс.
— Вольфганг сможет, — веско опроверг Энунд.
— Наверняка вокруг этой Чаши обретается сонм существ еще более жутких, чем обитатели вашей планеты.
— Это верно. Но они бессильны против Вольфганга. Миссии его никто не может изменить, даже они. Так задумано от века. Понимаешь? Он родился для этого. Он родился для того, чтобы столкнуть Чашу с ее пьедестала.
Чойс задумался. Он молчал долго.
— Для всего этого мне нужна власть, — проговорил он затем.
— На тебе плащ гонфалоньера, — немедленно ответил Энунд. — Вдобавок ко всему я назначаю тебя своим видамом при ландорском дворе. Это значит, что ты отныне командуешь войсками всего пресвитерства Фафт, моей вотчины. А это в свою очередь значит, что войска большей половины Лиги станут на твою сторону, если ты начнешь войну.
Чойс встал, отошел в дальний угол башни и оттуда спросил:
— Ты будешь моим советником, Энунд?
— Да, я буду твоим советником, гонфалоньер Эдмунд Чойс, — ответил старый пресвитер.
Вместе они спустились по лестнице и вышли во двор. Солдаты, увидев на Чойсе плащ гонфалоньера, вмиг выстроились. Чойс ловил удивленные взгляды: под плащом на нем все еще был драный комбинезон капитана с галактической эмблемой.
— А где мой предшественник? — шепотом спросил Чойс у Энунда. Этот вопрос только сейчас пришел ему в голову.
— Убит Великими Мертвыми, — вполголоса ответил Энунд. Чойс не решился спросить, кто такие Великие Мертвые.
Пресвитер вышел вперед и стал лицом к построившимся шеренгам.
— Солдаты! — Голос его был все еще силен, эхом разносясь по огромному двору. — Перед вами ваш новый гонфалоньер Эдмунд. Слушайте слова гонфалоньера Фафта!
После этих слов все взгляды устремились на Чойса. Он смутился. Чойс никогда еще не выступал перед такой аудиторией, но сейчас нужно было сказать что-нибудь воодушевляющее.
— Солдаты! — начал он. Голос отказал ему. Он откашлялся. — Вы все знаете, откуда я прибыл.
— Это рискованно, Эдмунд, — шепнул Энунд.
— Да, я из другого мира, — не слушая его, продолжал Чойс. — Конечно, вы можете не доверять мне, совершенно законно утверждая, что я чужак в этом мире. Это ваше право. Но я вам скажу только одно, и вы должны знать это: я прибыл сюда не для продолжения междоусобной грызни. Я пришел, чтобы воевать с нашими общими врагами, которые досаждают вам от веков. Воевать и в конце концов победить.
По рядам прокатился одобрительный гул. Многие смотрели уже с откровенным дружелюбием. Чойс продолжал:
— Может быть, я плохо владею вашим оружием. Может, я буду смешон, когда одену привычные для вас доспехи, которые окажутся для меня слишком тяжелы. Может, вас будет смущать мой акцент. Что ж, эти сложности я надеюсь в ближайшее время преодолеть. Просто знайте: новый гонфалоньер — противник братского кровопролития, и он — за вас.
Похоже, он попал в точку: как уже случалось ранее, здесь тоже всем надоели нескончаемые усобицы. Не успели отзвучать последние слова, как две сотни глоток дружно выкрикнули:
— Хайль, гонфалоньер! Хайль, Эдмунд!
— Это было хорошо, — произнес Энунд, стоящий рядом, и для Чойса эти слова были высшей похвалой.
5
С этого дня Чойс стал нести свои новые обязанности. Временами он ловил внимательные, оценивающие взгляды Энунда и вспоминал, что нужен тому не только в качестве личного представителя. Загадки этой планеты закружили его в своем хаосе.
Однажды, бродя по замку и проходя мимо одной полуоткрытой двери, он услышал громкие спорящие голоса. Он осторожно заглянул в проем. Зрелище было удивительным. В большом зале со стрельчатыми окнами с десяток старцев в немыслимых колпаках всевозможных конфигураций оживленно и яростно спорили, размахивая руками и поминутно вскакивая со своих мест. Чойс прислушался.
— Ты ошибаешься, Кольбейн, сын Сухорукого Арнтора, — вопил один из присутствующих, толстяк в треугольной митре. — Разве забыл ты слова: «Но в те дни, когда возгласит седьмый Ангел, когда он вострубит…» — слышишь, упрямец Кольбейн? — вострубит! — «…совершится тайна Божия, как он благовествовал рабам Своим пророкам».
Поднялся шум, из которого всплыли слова, неизвестно кем сказанные:
— Откровение, десять, семь.
На толстяка наскакивал сгорбленный коротышка в шляпе, видом похожей на колокол:
— Молунг, сын Молунга, внук, правнук и праправнук Молунгов, ибо других имен не знает ваш род! Это ты забыл слова, признанные моей школой верными: «А быть концу зломыслящим и приспешникам Брата моего, а также иным…» — это ты услышал, тугоухий Молунг, сын Молунга? — «…а также иным, после падения Чаши с Гневом моим». Помнишь ли эти слова, Молунг?
Явственно прозвучало:
— Исповедь, сага первая.
Вновь поднялся шум. Старцы подскакивали, грозили кулаками и брызгали слюной.
— Труба!
— Чаша!
— Судный день — это одно, Рэдклифф, а конец света — совсем, совсем другое! Как ты не можешь этого понять?
— Почему не могу? Просто не укладывается в голове. Кажется мне, что именно после звуков Последней Трубы…
— Ты не прав, Борг, сын Унаса!
— Это ты не прав, Аслейв, сын неизвестно кого!
Разноголосые вопли оборвал высокий, крепко сбитый старик с белой пушистой бородой.
— Мы все не правы, — произнес он громко.
— А-а! Ты тоже отступаешься от нас, Тарквин!
— Нет. «Недоступно разумению людскому сие сказанное, и мы, люди, должны молчать и покоряться неизбежному». Мы забыли эти слова.
— Книга Очищения, — упавшим голосом проговорил тот, кого назвали Кольбейном, — тысячный аят.
— Да, — сказал Тарквин. — И еще сказано: «И я также свидетельствую всякому слышащему слова пророчества книги сей: если кто приложит что к ним, на того наложит Бог язвы, о которых написано в книге сей; и если кто отнимает что от слов книги пророчества сего, у того отнимает Бог участие в книге жизни и в святом граде и в том, что написано в книге сей».
После этих слов настала тишина.
— Ты верно сказал, Тарквин, — пробормотал Молунг.
Тишина стояла и тогда, когда недоумевающий Чойс отступил от двери и, теряясь в догадках, ушел.
Большую часть времени в первые месяцы своего пребывания на ДеМойре он отводил долгим тренировкам со здешним оружием. Как он и ожидал, Де-Мойр нельзя было назвать планетой технически развитой. Прогрессу здесь не способствовало ни разделение единственного обитаемого континента на многочисленные феодальные владения, ни постоянное присутствие на севере копящихся враждебных сил, и тот уровень, на котором находилась оружейная промышленность, наглядно показывал это. В ходу были арбалеты, катапульты, длинные дротики, мечи. Огнестрельное же оружие находилось в зачаточном состоянии. Здесь использовались лишь так называемые ружья Фаулера с семью пулевыми зарядами и пушки-единороги. Это древнее устаревшее оружие из-за плохого качества производимого здесь пороха было настолько несовершенно, что Чойс даже удивился. Он не мог представить себе, что когда-то предки этих людей прибыли сюда на межзвездных кораблях, преодолев пороги и опасности черных недр Вселенной, смогли обосноваться здесь —! !
и вот, погрязли в древней тьме. Где эти корабли, где мудрые наставления карт и инструкций, где опыт предков? Все забыто. Единственное достижение в области оружейного дела — ржавые мортиры, заряжающиеся гнусным порохом.
Чойс решил усовершенствовать его.
В одной из угловых башен замка он создал самодельную лабораторию, в которой решил проверить качество здешнего дымного пороха. Вслед за этим последовала серия мощных взрывов, и каждый раз Чойс оставался в живых только чудом. Последним взрывом разнесло всю лабораторию, но своего он все-таки добился. Он выяснил, что в сере, добываемой на Де-Мойре, содержатся примеси, которые затрудняют ее горение. Он удалил эти примеси, и проблема плохого возгорания пороха, которая в основном объяснялась сырым климатом планеты, была решена. На радостях Чойс заложил в одну пушку слишком много пороха, им самим сотворенного, и ее разорвало с дьявольским шумом. Никто не пострадал, а тело самого Чойса, пролетевшее через весь двор, остановила только стена. Однако заработанные таким образом ушибы нисколько не омрачили его радости при известии об отличном качестве стрельбы из ружей патронами, набитыми его новым порохом. Пушки также стреляли дальше и лучше, чем было раньше.
Тпоты не уставали нападать на замок с наступлением сумерек, и Чойс решил проучить их раз и навсегда. К сожалению, посланные им люди не смогли поднять с огромной глубины затонувшие останки корабля, чтобы снять с них две лазерные пушки, которыми была оснащена «Пифия». Люди, измаранные в грязи, устали и продрогли, и Чойсу пришлось оставить эту затею.
— Сегодня ночью я снесу этому тпоту все его головы, сколько бы их ни было, — сказал он Энунду, вернувшись в замок. Старик только скептически покачал головой. Тпоты были давним бедствием Фафта. Этим же вечером Чойс установил на стене самую большую пушку, которую ему только удалось обнаружить. Забив жерло своим порохом, он вкатил внутрь ядро и с зажженным банником в руке стал ждать. Тпот себя долго ждать не заставил. Уже через несколько минут его клювастая голова вылезла из чащи, и чудище двинулось к замку. Видимо, сценарий у него был уже отработан. Боли эти звери почти не чувствовали, а к замку их манили вкусные запахи готовящейся еды и человеческих тел.
Чойс не спеша навел тяжелую пушку и, когда существо находилось уже близко, поджег фитиль. Пушка рявкнула, окутавшись облаками черного дыма, и отпрыгнула назад. Чойс видел, как раскаленное ядро дугою пронеслось над рвом и переломило исполинскую шею тпота. Тварь волчком завертелась на месте, вторая голова, появившаяся из-под брюха, щелкала челюстями, извиваясь и сверкая фосфоресцирующими глазами. Не мешкая, Чойс снова зарядил пушку и, наведя ее на цель, не глядя ткнул факелом. Раздался еще один выстрел, от которого содрогнулась стена, и второе ядро ударило в брюхо тпоту, прямо в то место, откуда торчала вторая голова чудовища. Тпот ринулся в лес, но еще не доходя до первых деревьев, с шумом повалился на землю и издох.
Тогда Чойс задрал дуло пушки к небу и третьим выстрелом отсалютовал своей победе.