– А этого ее парня вы знаете? – пытливо посмотрел на меня Зимин.
– Да, – ответил я. – Его зовут Андрей. Я с ним разговаривал, и мне кажется, что к убийству Ларисы он не причастен.
– Вам кажется? – с большой долей иронии произнес Георгий Валентинович.
– Да, кажется. В отличие от официального следствия я могу оперировать таким понятием, верно?
Мой вопрос оба допрашивающих товарища демонстративно пропустили мимо ушей.
– А что вы знаете о бесследно пропавшей девушке, которая до Ларисы Бекетовой работала в кафе на ее месте? – задал новый вопрос подполковник Зимин.
– О Сании Хакимовой из Татарстана?
Подполковник Зимин и капитан Низамова переглянулись. Очевидно, то, что мне были известны имя и фамилия пропавшей девушки, не доставило им большой радости.
– Именно так, – кивнул Зимин.
– Ничего, – ответил я. – Кроме того, что она, как вы верно выразились, бесследно исчезла, что также работала продавщицей в кафе «Берлога» и тоже была рыженькой.
При слове «рыженькой» подполковник Зимин и капитан Низамова снова переглянулись.
– Вы считаете, что исчезновение Сании Хакимовой и убийство Ларисы Бекетовой дело рук одного человека? – после небольшой паузы снова заговорил Георгий Валентинович.
– А вы так не считаете? – вопросом на вопрос ответил я. – Разве то, что обе девушки работали в одном и том же кафе и обе были рыженькими, – это просто совпадения? Я в такие совпадения не верю и считаю, что в Измайловском парке появился очередной маньяк.
– А если это вернулся один из старых маньяков? Отсидел положенный срок и принялся за старые дела? Вам такое не приходило в голову?
– Приходило, – кивнул я и добавил не без доли бахвальства: – Но эта версия мной уже отработана.
– Вот как? – поднял брови следователь по особо важным делам. – Значит, по-вашему, в Измайловском парке появился маньяк, который нападает на девушек с рыжими волосами?
– Да, я так думаю.
– И потому вы попробовали сегодня закинуть наживку в виде рыжеволосой девушки Ирины? – Эти слова напрочь перечеркнули мое предположение, что Зимин не очень далек умом. – А кто вам дал право рисковать совершенно посторонним человеком? Вы ведь не станете отрицать, что Ирина вам хорошо знакома?
Я понял, что следователь Георгий Валентинович Зимин прекрасно осведомлен о наших с Ириной отношениях. И хотя он был прав в том, что рисковать ею все же не стоило, я решил придерживаться нашей и Ириной договоренности и сказал:
– Отрицать, что я знаком с Ириной, я не стану. Но вы ошибаетесь насчет наживки. Мы просто поссорились с ней…
– И вы позволили, чтобы ее вызвался проводить незнакомый вам человек?
– Я хотел посмотреть, как далеко в нашей ссоре Ирина может зайти, – ответил я.
– А если бы он стал к ней приставать? – поинтересовался подполковник Зимин. – Тогда что?
– Ну, я шел сзади и успел бы ее выручить.
– Но ее успели выручить другие, – заметил следователь.
– Я не думаю, что ее вообще нужно было выручать. Ведь ничего особенного не происходило: они просто шли и разговаривали, и попыток обидеть как-то Ирину со стороны ее спутника вовсем не наблюдалось.
– Значит, о действиях Андрея Батина с его приятелями вы ничего не знали? – спросил Георгий Валентинович, пытаясь поймать мой взгляд.
– Не знал, – ответил я и честно посмотрел сначала на него, а потом на капитана Низамову.
– Хорошо, – кивнул Зимин. – Но на всякий случай хочу предупредить вас, что всякая самодеятельность с вашей стороны не только не желательна, но и вредна, поскольку может помешать ведению следствия. Поэтому настоятельно приказываю вам оставить вашу затею с расследованием и заняться чем-нибудь более полезным. Например, сделать репортаж о детях певца Пиркорова или о женах актера Авгулова.
А зря все-таки он сказал это слово: «приказываю». Да еще таким тоном…
– Вы, наверное, перепутали наш телеканал с каким-то другим, товарищ подполковник… Что же касается вашего «настоятельного приказания», то хочу вам заметить: приказывать мне могли только мои папа и мама, и то лишь до достижения мной восемнадцатилетнего возраста, – ощетинился я. – Еще мне может приказывать мой шеф. И иногда я эти приказания исполняю…
– А кто ваш шеф? – недобро прищурился следователь по особо важным делам.
– Мой шеф – хороший и умный человек. И давление на него с вашей стороны может вызвать у него примерно такую же реакцию, какую вызвало ваше приказание у меня, товарищ подполковник.
– Напрасно вы полагаете, Русаков, что мы не найдем на вас управы, – вдруг ледяным тоном заговорила капитан Низамова. – Вы просто не знаете еще всех наших возможностей. Или вы надеетесь на помощь майора Коробова? – усмехнулась она, выказав относительно достаточную осведомленность. – Уверяю вас, зря надеетесь…
– Я всегда надеялся только на себя, – заявил я. – И делаю всегда то, что сам считаю нужным.
– Мы вас предупредили, Русаков, – сказал Зимин. – А теперь давайте успокоимся и продолжим.
Мне показалось, что капитан Низамова что-то еще хотела сказать, колкое и обидное, чтобы последнее слово, так сказать, осталось за ней, но, встретившись с взглядом подполковника, передумала.
Далее пошли вопросы, напрямую дела убийства Ларисы Бекетовой и исчезновения Сании Хакимовой не касающиеся. Низамова что-то раздраженно писала в своем блокнотике. Скорее всего, это были какие-нибудь негативные выводы и замечания, касающиеся моих ответов и меня лично, о которых после моего ухода она поведает Зимину, чтобы они вынесли заключение, был ли я перед ними искренен и честен и стану ли продолжать свое расследование, несмотря на полученный запрет. Но мне, собственно, до всего этого было уже мало дела. Я тоже сделал свои выводы.
– Вы свободны, – не глядя на меня, произнес Зимин, и я вышел из кабинета.
Ирина встретила меня в коридоре встревоженным взглядом, но я ее успокоил:
– Все нормально. Душевно так поговорили… Весьма приличные люди.
Она ничего не ответила, и мы молча покинули отделение.
На улице было уже темно. Шел легкий снежок, который, ложась под наши ноги, мягко похрустывал. От чистого и свежего воздуха дышалось невероятно легко. Словом, погода была просто предназначена для прогулок.
– Что дальше будем делать? – спросила Ирина, беря меня под руку.
Я немного подумал, а потом честно ответил:
– Не знаю.
– Но делать что-то все же будем?
– Вот это я тебе обещаю.
Только вот что именно делать, я не знал… Честное слово!
Глава 8
Все сначала, или Бомж подвала
Когда мы пришли домой, мне уже было ясно, что надо начинать все сначала. То есть вернуться на то место, где лежала истерзанная и задушенная Лариса Бекетова, осмотреть его хотя бы ради того, чтобы предположить (а лучше узнать), откуда маньяк притащил ее тело. Ведь где-то должно быть укромное место, где преступник имел время истязать и насиловать девушку.
На следующий день, после того как Ирина отправилась на занятия, я скоренько собрался и поехал в Измайловский парк. Он не то чтобы был безлюден, однако народу в нем было куда меньше, нежели в дни новогодних праздников. Аттракционы в парке работали по-прежнему, было достаточно лыжников, но стало как-то спокойнее, что ли. И тише. Не было людского гама, а шум городских улиц до парка не долетал…
Я дошел до того места, где был обнаружен труп Ларисы. Ну, что сказать? Местечко, конечно, заброшенное. Летом, наверное, сюда не ступает нога человека. А зимой, вон, лыжня недалеко проложена… Бегать-то физкультурникам где-то нужно.
Я прошел до болотца и огляделся. Откуда могли принести или привезти Ларису? Может, приволокли на санках? Но кругом разрослись деревья и кусты, причем так плотно, что не пройти, тем паче не проехать. Разве что просочиться меж тех кустиков, что росли на дальнем конце болотца, где виднелась наполовину засыпанная выпавшим снегом узкая тропка.
Осторожно ступая, я пересек болотце и пошел по этой узкой тропинке. Минут через пять-семь лес стал гуще, а потом я вдруг почувствовал легкий запах дыма. Не табачного, а с долей пряности и смолы, какой бывает только от дров, сгорающих в деревенской печи. Я двинулся на этот запах и через некоторое время набрел на плешь. Она была размером где-то шесть на шесть метров, и в самом дальнем ее конце я приметил трубу, из которой выходил легкий дымок. Надо полагать, что там была землянка, хозяин которой топил печурку и готовил себе еду. Но где в эту землянку вход?
Я походил кругами по плеши, но никакого лаза не приметил. Либо он был классно замаскирован, либо находился где-то в другом месте.
А что, если это логово маньяка? Сейчас он появится вдруг у меня со спины и, радостно урча по-звериному, полоснет по горлу ножиком, затем оттащит меня, истекающего кровью, куда-нибудь в глушь, после чего аккуратно прикопает снежком. Я пролежу так до весны, а когда меня обнаружат, меня будет уже попросту не узнать. Таких вот «подснежников» по Москве собирают по веснам, надо полагать, немало…
Я прошел плешь по всему периметру. Нет, блин, никакого входа! А вдруг тот, кто находится внизу, в землянке, слышит мои шаги? Тогда надо сделать вид, что я ушел, а самому затаиться за деревом и подождать, не выйдет ли кто наружу?
Я, тяжело топая, прошел по плеши, ступил в снег и затаился за кустами. Сидел я в них не менее получаса. А потом вдруг метрах в восьми от меня из-за других кустов вышел человек. Нет, сначала появилась его голова. Он огляделся и, не заметив меня, стал вырастать в размерах. То есть после головы появились его плечи, потом корпус, а затем он встал во весь рост. Значит, лаз все-таки имеется…
Человек снова посмотрел по сторонам, наклонился, очевидно, закрывая или маскируя вход в землянку, выпрямился и потопал в сторону «луна-парка». Он был в грязном зипуне с меховым воротником, облезлой кроличьей шапке и валенках.
Я пошел за ним.
Человек в зипуне был определенно бомжем. По дороге он собирал бутылки и пивные банки, которые наши культурно отдохнувшие в парке граждане и гражданки оставляли возле лавочек или на вытоптанных полянках. Бутылки он бережно складывал в одну котомку, пивные банки – в другую. Бомж определенно знал, куда следует заглянуть, дабы отыскать добычу, поэтому в течение сорока минут, пока он петлял по парку, он успел насобирать приличное количество бутылок и банок. Банки он сминал о дерево, стараясь придать им более компактную форму, а бутылки нес бережно, будто то был китайский фарфор династии Мин. На убивца и насильника он не походил, а, впрочем, как знать? Лариса Маликовна Темирзяева, отравившая в августе прошлого года несколько десятков жителей района Измайлово просто за компанию и желавшая убить свою тетушку из-за пары ценных гравюр Геркулеса Сегерса, тоже не была похожа на отравительницу. Но без малейшего внутреннего колебания подлила мне в чай смертельную дозу раствора сакситоксина – яда, вызывающего в течение нескольких минут паралич дыхательной системы и асфиксию, и стала с интересом наблюдать за моей реакцией, – когда я притворился, что выпил этот ее отравленный чай, – и спокойно сообщать мне о том, какие именно изменения произойдут в моем организме через минуту-другую…
Затем бомж покрутился у урн возле аттракционов, выуживая из них добычу, после чего неспешно отправился к выходу из парка. Он шел, не оглядываясь по сторонам, и мне не доставляло никаких неудобств следовать за ним на нужном расстоянии, позволяющем не выпускать его из виду.
Пройдя мимо остановки метро «Измайловская», бомж вышел на Вторую Парковую, прошел квартал и вошел в пристройку возле кирпичного шестиэтажного дома, на котором имелась вывеска: ЗАО ПЗП «Первомайское».
Минут через пять он вышел, подсчитывая полученную прибыль, и двинулся к продуктовому магазину на Первомайской. Пробыл бомж там минут пятнадцать: купил хлеба, пакет картошки, несколько пакетиков дешевого растворимого супа и два банана, а затем отправился обратно. Я продолжал следовать за ним, пока он снова не вышел на уже знакомую мне плешь, добрался до места, где был лаз, наклонился, привычным движением отодвинул замаскированный люк с небольшим кустиком на нем, и тут появился я…
– Здравствуйте…
Бомж вздрогнул и затравленно посмотрел на меня.
– Простите, если я вас напугал, – быстро сказал я.
Человек в зипуне и кроличьей шапке молчал.
– Меня зовут Аристарх Русаков, я журналист. С вами можно поговорить?
– Зачем? – прохрипел бомж.
– Ну, просто поговорить, – не нашелся я что ответить. – Задать несколько вопросов.
– Зачем? – снова спросил бомж.
– У меня работа такая.
– А мне-то что за надобность?
– Ну, я задам вам несколько вопросов, вы на них ответите, а за это получите, к примеру, пятьсот рублей.
Мы встретились наконец взглядами с бомжем, и я увидел в его глазах не тревогу или испуг, а досаду и легкое раздражение. Видимо, компания в моем лице, как и в любом другом, этому человеку была не нужна.
– Три тыщи, – безапелляционно произнес бомж. Уже неплохо, торговля пошла!
– Хорошо, – согласился я.
– Три тыщи за три вопроса, – уточнил бомж.
– Хорошо, – повторил я. – Вы давно здесь… живете?
– Третий год. С вас тыща.
Я полез в карман, достал подаренный Ириной бумажник, раскрыл его и вынул из кармашка тысячу рублей:
– Держите.
Бомж резким движением выхватил у меня из ладони тысячную купюру и быстро спрятал. Причем, похоже, так, что, стань я его сейчас тщательно обыскивать, этой денежки ни за что бы не нашел…
– А вы не замечали… ничего… подозрительного? – задал я второй вопрос. – Например, пятого января вечером?
– Нет, не замечал, – ответил он. И протянул руку.
Я достал вторую тысячу из бумажника и протянул ее бомжу. И эта денежка, как и первая, мгновенно скрылась из виду.
– Значит, вы ничего не знаете об убийстве девушки в новогодние праздники недалеко от… вашего жилища? – спросил я, загодя вынимая очередную тысячную купюру и, в общем-то, уже зная ответ, который будет отрицательным. И я не ошибся…
– Нет, – коротко ответил бомж. И после небольшой паузы добавил: – Я и не знаю, что такое новогодние праздники…
Сказаны были эти слова без горечи и печали. Просто как констатация факта. К такому существованию он уже привык и не делал из этого трагедии. А еще говорят, что бомжи – слабые люди, вышвырнутые за обочину жизни обстоятельствами, которые оказались сильнее их. Нет, нужно немало воли и силы духа, чтобы выжить в условиях, когда против тебя ополчился весь мир.
По крайней мере, бомж, что стоял передо мной, сумел подстроиться под имеющиеся обстоятельства, к тому же не без определенного успеха: еда добывается им без особого напряга и довольно быстро, имеется крыша над головой, похоже, с какой-то печуркой и прочим приемлемым в данных обстоятельствах уютом. Он даже имеет возможность немного побаловать себя витаминами, свидетельством чему служит купленный им в магазине банан…
Меня вдруг стало разъедать любопытство: очень хотелось спуститься в его землянку и посмотреть, как этот бомж устроился.
– А можно посмотреть, как вы… живете? – задал я новый вопрос.
– Зачем? – удивился бомж.
– Я ведь журналист, мне интересно… с профессиональной точки зрения.
– Интересно? – Бомж посмотрел на меня так, как, наверное, Гулливер смотрел на лилипутов, когда впервые их увидел. – То есть вам любопытно, правильно?
– Правильно, – кивнул я. И быстро добавил, разгадав его взгляд: – Только любопытство это к человеку, попавшему в скверные обстоятельства и сумевшему к ним максимально приспособиться. Согласитесь, ведь не у каждого бомжа имеется отапливаемая землянка.
– У меня не землянка, – заметил бомж после небольшой паузы, – у меня апартаменты…
– Ну, пригласите тогда меня в свои апартаменты, – предложил я.
– На экскурсию? – усмехнулся одними уголками губ бомж. – А вы еще не все свои деньги истратили?
– Понял, – произнес я. – Это мероприятие платное. Сколько?
– Три тыщи. С условием, что, когда вы покинете Измайловский парк, вы забудете и обо мне, и об этой экскурсии.
– Идет, – ответил я.
Бомж не двигался и вопросительно смотрел на меня.
– Что? – спросил я.
– Деньги вперед.
Я опять полез во внутренний карман за бумажником, достал его, вытащил из кармашка три тысячи. В кармашке еще оставались пара пятисотенных купюр и три сотенных, то есть лимит на один вопрос бомжу. Маловато будет для интервью, надо признать…