Ларри Миллетт
Larry Millett
Sherlock Holmes and the Rune Stone Mystery
* * *
Введение
Книга, которую вы держите в руках, рассказывает о третьем деле Шерлока Холмса и доктора Джона Уотсона в Миннесоте. Оно последовало за теми, что описаны в книгах «Шерлок Холмс и Красный Дьявол» (опубликована в 1996 году) и «Шерлок Холмс и убийство в ледяном дворце» (1998). Одной из центральных тем вновь открытого дела является феномен, который Уотсон называл «силой совпадения», а также непредсказуемая роль совпадений в человеческой жизни. Совпадение, как оказывается, имеет важное значение и в истории открытия утраченной рукописи «Шерлок Холмс и загадка рунического камня». История начинается весной 1899 года, когда Холмса и Уотсона вызвали в Западную Миннесоту расследовать дело так называемого рунического камня Холандберга – весьма неоднозначного артефакта, который семью месяцами раньше откопали на ферме неподалеку от деревеньки, в честь которой и назвали камень.
Среди тех, с кем Холмс и Уотсон познакомились во время приезда в Миннесоту, был журналист по имени Альберт Карлсон. Лишь мельком упомянутый в «Загадке рунического камня», Карлсон подробно писал об этом деле в своей газете «Кларион», выходившей в Александрии, городке в паре миль от Холандберга.
Еще важнее для истории тот факт, что Карлсон заполучил единственную копию рукописи «Шерлок Холмс и загадка рунического камня», которую Уотсон, по-видимому, завершил ближе к концу 1901 года. Как именно текст попал в руки Карлсона, неизвестно, поскольку ни в завещании, ни в каких бы то ни было других документах, оставшихся после смерти журналиста, о рукописи нет ни слова. Бумаги доктора Уотсона в Британском музее тоже не проливают свет на эту историю.
При отсутствии доказательств остается лишь догадываться, как рукопись попала к Карлсону. Самый вероятный сценарий таков: Уотсон отправил рукопись одному из участников дела – некоторые из них проживали в Александрии, – а тот в свою очередь в один прекрасный момент передал текст Карлсону.
Уотсон, конечно, был неутомимым летописцем, посвятившим себя ведению хроники многочисленных подвигов Шерлока Холмса, его дорогого друга. Однако великий детектив не всегда разделял энтузиазм доктора касательно увековечивания в письменном виде их приключений. Хорошо известно, что некоторые из наиболее прославленных дел этого дуэта, например захватывающее дело о гигантской крысе с Суматры, так и не были описаны Уотсоном, предположительно по причине возражений со стороны Холмса. В других случаях Уотсон заканчивал историю, понимая, что публикацию неизбежно отложат, возможно даже на десятилетия, из-за щепетильного характера дела.
Именно так, видимо, случилось и с «Загадкой рунического камня», хотя события, описанные Уотсоном, широко освещались в журналах и газетах того времени. Я нашел упоминания об этом деле в таких крупных газетах, как «Чикаго трибьюн», «Нью-Йорк сан» и даже в лондонской «Дейли кроникл», одной из любимых газет Холмса. Такие видные журналы, как «Макклюрс» и «Харперс уикли», также посвятили статьи этому расследованию. Однако статьи Карлсона в «Кларионе» по сей день остаются наиболее полным журналистским материалом по делу о руническом камне.
Несмотря на широкие возможности, Карлсон, насколько известно, никогда не предпринимал попыток опубликовать или как-то иначе обнародовать рукопись Уотсона, ценность которой он наверняка понимал. Отсюда можно заключить, что Холмс по одному ему известным причинам настаивал на том, чтобы рассказ об этом случае не увидел света, пока он жив. Моя собственная теория заключается в том, что Холмс в конечном итоге считал дело рунического камня собственным провалом и потому не соглашался на публикацию. Возможно, в юридическом смысле это и так, но я полагаю, что расследование демонстрирует блестящие способности Холмса, пусть он сам и считал иначе.
Ясно, что рукопись «Загадка рунического камня» оставалась у Карлсона до 1936 года, когда он скончался в возрасте восьмидесяти семи лет. Документы суда по наследственным делам в округе Дуглас, где расположен город Александрия, свидетельствуют о том, что Карлсон, у которого не осталось детей или других близких родственников, оставил б?ольшую часть своего небогатого имущества на благотворительность. Однако кое-что, включая газетные вырезки, старые фотографии и три коробки с различными документами, Карлсон завещал историческому обществу «Викингленд» в Александрии. Как оказалось, в одной из коробок лежала рукопись «Загадки рунического камня» вместе с предписанием не предавать ее огласке раньше чем через двадцать лет после смерти Карлсона. Неясно, почему журналист наложил запрет на рукопись Уотсона, но это решение возымело долговременные непредвиденные последствия. Директором исторического музея в 1936 году была пожилая женщина по имени Кэтрин Биссон. Известная своей горячей любовью к местной истории и неподкупностью, Биссон четко выдержала срок, и рукопись так и пролежала двадцать лет в своей коробке, запертая на пыльном складе маленького музея в Александрии. Увы, к тому времени, когда запрет уже можно было снять, Биссон давным-давно умерла, а про коробку с документами Карлсона все позабыли, так что она ждала в неприкосновенности еще сорок два года, пока в 1998 году судьба наконец-таки не вмешалась в исход дела. В начале того года правление исторического общества, получив грант от государства, одобрило план по расширению и обновлению обветшавшего музея. План заключался отчасти и в том, чтобы создать адекватное пространство для специальной юбилейной выставки, посвященной истории холандбергского рунического камня. В числе прочего проект по обновлению предполагал расширение главного выставочного зала музея за счет помещения бывшего склада. Поскольку рабочие собирались снести стены, нужно было тщательно рассортировать содержимое склада, и эта тягостная обязанность пала на Лиандера Пека, тогдашнего директора музея. Заинтригованный давно истекшим запретом на коробке Карлсона, Пек открыл ее и обнаружил рукопись, которую вы собираетесь прочесть.
Будучи поклонником Шерлока Холмса, Пек понял всю важность своего открытия и тут же связался с историческим обществом Миннесоты, а его сотрудники в свою очередь вышли на меня. Поскольку я редактировал две ранние рукописи о приключениях Холмса и Уотсона в Миннесоте, меня попросили оценить рукопись. Я так и сделал, использовав техники и методики, которые я уже ранее описывал в подробностях. После разнообразных проверок я смог определить, что рукопись, без всяких сомнений, принадлежит перу доктора Уотсона. Читатели, я думаю, обнаружат в ней массу интересных моментов, включая возвращение Рафферти, хозяина таверны в Сент-Поле и детектива-любителя, который оказал неоценимую помощь Холмсу и Уотсону в деле о ледяном дворце в 1896 году. Рафферти, добродушный и очаровательный герой с крепким внутренним стержнем, снова оказался в гуще событий в деле о загадке рунического камня. В этой истории снова появляется еще один, куда более зловещий, персонаж из прошлого, который доставляет массу неприятностей Холмсу, Уотсону и Рафферти. А теперь я рад представить вам эту замечательную троицу и загадку рунического камня.
Глава первая
Всего лишь грубая подделка
Совпадение, как однажды сказал мне Холмс, лишь дань, которую разум должен время от времени платить судьбе. В случае с Холмсом эта дань выплачивалась с удивительной регулярностью, поскольку совпадения того или иного рода играли важную роль во многих его расследованиях. Одним из примеров могут служить удивительные обстоятельства поимки Пембертона, душителя из Ипсвича[1]. Хотя Холмс, как и многие другие, свято чтил торжество разума, он в конце концов допустил непредсказуемую власть совпадений, если не поверил в нее. Как он любил говорить, «молния всегда находит громоотвод». Разумеется, не было выше и заметнее громоотвода, чем Шерлок Холмс, по своей натуре привлекавший удары судьбы, которые могли со всей яркостью высветить деяния человеческие.
Именно такой удар – совпадение столь пугающее, что я бы не поверил, если бы сам не стал его очевидцем, – привел в движение одно из самых любопытных дел, которыми когда-либо занимался Холмс. Расследование, известное как дело холандбергского рунического камня, продолжает вызывать жаркие споры по обе стороны Атлантики, о чем свидетельствует последняя, горячо обсуждавшаяся статья в «Харперс уикли». Дело оказалось в высшей степени необычным, поскольку в нем переплелись две отдельные, но связанные между собой загадки: историческая и человеческая – написанная кровью и предательством.
То, что Холмс разгадал обе загадки, не оставляет сомнений. Но правда и то, что в итоге ему не удалось утолить жажду справедливости, а лишь удовлетворение этой жажды по-настоящему доставляло ему удовольствие. Неудивительно, что дело рунического камня продолжало беспокоить Холмса, и он размышлял над ним в мрачные периоды бездействия, которые терзали его благородную душу. Я и сам частенько вспоминал о последних днях расследования и того неправдоподобного кошмара, которым оно завершилось среди унылых и мрачных равнин долины Ред-Ривер. Теперь я понимаю, что нам повезло остаться в живых после встречи лицом к лицу с редким и опасным злодеянием.
Началом дела рунического камня можно считать утро 15 марта 1899 года, когда мы, как обычно по будним дням, торчали в нашей квартире на Бейкер-стрит, 221b. Холмс начал день в привычном раздраженном состоянии, которое непременно возникало в результате длительного безделья. Холмсу, как одаренному, но капризному ребенку, требовалась постоянная подпитка, в противном случае его разум обрушивался на самое себя в крайне пренеприятной манере. К несчастью, после дела о шантаже Милвертона в начале года Холмсу не подвернулось ни единого расследования, достойного его талантов, и когда зима уступила место весне, он все чаще и чаще выходил из себя.
В то конкретное утро Холмс сидел за столом, а вокруг него в беспорядке громоздилась обычная коллекция газет, где Холмс искал крупицу информации, пусть даже самую пустяковую, которая могла бы привести к золотой жиле настоящей загадки. Перспективы не сулили ничего хорошего, и через несколько минут он завел старую песню, которую я слишком часто слышал в последние недели.
– Мой дорогой Уотсон, – начал он, – боюсь, нет никакой надежды. Я корабль без рулевого, который плывет по волнам пустого моря. Преступники Лондона, кажется, страдают коллективным отсутствием воображения, а я должен расплачиваться. Даже абсурдное дело об убийстве дипломата на железнодорожном вокзале Кингс-Кросс, которое показалось столь увлекательным репортерам «Таймс», ни к чему не привело. Решение заняло бы не больше часа моей жизни, если на то пошло.
– Не сомневаюсь, – пробормотал я в надежде, что Холмс не будет распространяться по этому поводу и спокойно вернется к своим газетам.
Однако великий сыщик был не в настроении страдать молча.
– Что до остального, то тут пустыня, Уотсон, пустыня без конца и без края, огромная и бесплодная, где нет ни капли надежды для детектива, мучимого жаждой интересных дел. Я даже хотел бы, чтобы покойный профессор Мориарти восстал из могилы или того темного угла загробного мира, который он может занимать, и выкинул что-нибудь этакое. По крайней мере, у Мориарти было воображение вкупе с талантом к преступлениям.
– Ну же, Холмс, не думаю, что вызывание духов вам поможет, – сказал я, отложив медицинскую статью, которую читал, и подойдя к окну, чтобы посмотреть на людную Бейкер-стрит, купавшуюся в солнечном свете. – Такой хороший денек – Господь свидетель, за зиму мы по ним соскучились. Возможно, вам стоит прогуляться. Физическая нагрузка пойдет вам на пользу.
Холмс покачал головой и снова уставился на заднюю полосу газеты:
– Мне нужна нагрузка для ума, а не для тела, Уотсон. Прогулка лишь… – Он резко замолчал, и по его нахмуренному лбу я понял, что какая-то заметка в «Таймс» привлекла его внимание.
– Что там, Холмс?
Сначала ответа не последовало, а потом мой друг поднял голову и сообщил:
– Рунический камень, Уотсон. В Миннесоте нашли рунический камень. Забавно!
Здесь стоит сказать, что изучение рун – особого письма древних скандинавов – в последнее время стало одним из хобби Холмса. Несколько месяцев назад он отправился навестить нашего приятеля Ломакса в Лондонскую библиотеку и вернулся с целой стопкой пыльных томов, причем некоторые были на скандинавских языках. Когда я спросил Холмса, почему он внезапно увлекся изучением древнегерманского письма, он ответил так: «Руны во многом загадка, Уотсон, и поскольку нет ничего более подходящего, то пока что я намерен посвятить им все свое внимание. Может, даже смогу внести ясность в пару вопросов, которые мучают ведущих специалистов этой области».
Однако позднее я узнал, что на самом деле Холмс заинтересовался рунами еще в период временного проживания в Скандинавии сразу после смертельной схватки с профессором Мориарти. Холмс редко рассказывал о том, чем занимался тогда, но я по разным незначительным намекам и беглым замечаниям пришел к заключению, что мой друг провел несколько месяцев в Швеции, где в университетах, понятное дело, весьма развито изучение рунического письма.
Хотя сам я мало знал о рунах, меня удивил рассказ Холмса о находке камня с руническими надписями в Миннесоте – месте, столь хорошо известном нам.
– Полагаю, это шутка, мистификация вроде гиганта из Кардиффа[2], – сказал я, когда Холмс протянул мне «Таймс». – Не могу представить, что викинги когда-либо добирались до мест, столь удаленных от их родины.
Холмс кивнул и добавил:
– Есть и еще одна неувязка: Миннесота находится в центре североамериканского континента, за тысячу миль от моря. Вы правы, Уотсон, это вполне может быть фальшивка, но, если верить «Таймс», подделка очень искусная, а значит, представляет определенный интерес. Вот, взгляните на статью.
Я внимательно прочел историю, в которой говорилось следующее: «В расположенном в глубине материка регионе Северной Америки обнаружен большой камень, покрытый предположительно руническим письмом. Фермер, проживавший на западе Миннесоты, штата в северной части Среднего Запада, нашел артефакт в прошлом ноябре среди корней дерева. Только недавно весть о находке распространилась в научном мире, вызвав волнения и споры. Согласно переводу, выполненному профессором университета Миннесоты, надпись на камне гласит, что группа из тридцати скандинавских путешественников достигла этого места в 1362 году, но случилось несчастье, и десять из них были убиты местными жителями. В свете последних археологических мистификаций шведские рунологи, считающиеся ведущими мировыми специалистами в этих вопросах, к предполагаемой находке отнеслись весьма скептически. Тем не менее появились сообщения, что несколько выдающихся американских ученых уже выразили уверенность в подлинности камня, который, в случае его аутентичности, имел бы огромное значение для науки».
– Я хотел бы взглянуть на этот камень, – заявил Холмс, когда я дочитал статью. – Это непривычная для меня задача по идентификации, как вам кажется, Уотсон?
– Думаю, да. Но, насколько я помню, после дела ледяного дворца вы поклялись, что ноги вашей в Миннесоте не будет. Вы передумали?
Холмс пожал плечами:
– Три года прошло, Уотсон, а как сказал поэт, «расстояние придает очарование». Но вряд ли это имеет значение, поскольку глупо ехать в Миннесоту лишь для того, чтобы утолить мое любопытство касательно камня, который, скорее всего, окажется откровенной подделкой.
Но часом позже невероятная сила совпадения взяла нас в оборот. Случилось это сразу после полудня, когда миссис Хадсон, наша доблестная и долготерпеливая домовладелица, сообщила, что внизу какой-то человек хотел бы повидаться с мистером Холмсом.
– Его зовут мистер Эман, – сказала она, – и, судя по говору, он швед.
Миссис Хадсон, как и другие представители ее класса, в душе с недоверием относилась к иностранцам, а потому слово «швед» она произнесла чуть ли не с отвращением. Но упоминание имени посетителя произвело совершенно противоположный эффект на Холмса. Мучившая его последнее время апатия, казалось, тут же улетучилась. Он вскочил со стула, где только что сидел, без дела уставившись в окно, и поспешил к дверям.