Вот поди ж ты: сам не захотел жениться на леди Гриффон, а взбесился зачем думает идти за другого! Прямо в ярость пришел, когда она вроде как бы призналась в своей склонности к французу.
А мой опыт жизни вот чему меня научил: если мошенника хорошенько разозлить, он уж не мошенник. Потому что тут он сразу себя обнаружит, каков он есть. Наступи ему на ногу - и увидишь чертово копыто. Так, по крайней мере, бывает с молодым мошенником - потому что много надо хладнокровия и большую практику, чтобы отучиться показывать свою злость и скалить зубы. Старый Крэбс - тот сумел бы. Тот как в анекдоте про одного вельможу, что рассказывал герцог Веллингтон (я тогда как раз стоял за стулом его светлости); дай ему пинка сзади - спереди никто не заметит, он все будет улыбаться. Ну, а молодой хозяин этой науки еще не превзошел, и когда злился, то скрыть этого не умел. И еще надо заметить (замечание весьма глубокомысленное для лакея, но ведь и у нас есть глаза, хоть мы и носим плюшевые панталоны) - еще надо заметить, что мошенника куда легче разозлить, чем иного: честный человек уступает другим, мошенник же - никогда; честный человек любит других, а мошенник - одного себя; чуть что не по нем, он уж и бесится. Игрок, шулер, распутник - откуда тут взяться добродушию и терпению?
Итак, хозяин мой разозлился; а разозлившись, он бывал таким лютым зверем, что не приведи бог.
Миледи только того и надо было: ведь до тех пор, сколько она ни старалась поссорить его с французом, она сумела добиться только, что они друг друга возненавидели, но до драки дело не доходило.
Дьюсэйс, как видно, не разгадал ее игру; так умно она ее вела, что в их постоянных стычках оказывалась вроде как бы ни при чем; напротив, она их вечно мирила, - так и на этот раз, в столовой. А они, хоть и рычали друг на друга, но драться им было неохота. И вот почему. Оба они, как принято в светском обществе, проводили утро за бильярдом, фехтованием, верховой ездой, пистолетной стрельбой и другой подобной полезной работой. На бильярде хозяин всегда брал верх (и немало денег выиграл у француза, но это к делу не относится или, по-французски, "антр ну"); в стрельбе хозяин выбивал из десяти очков восемь, а Делорж - семь; зато когда фехтовали, француз мог проткнуть достопочтенному Элджернону хоть все пуговицы на жилете. Обоим случалось драться на дуэлях; у французов так уж положено, а хозяину приходилось по роду занятий, так что, зная один другого за людей храбрых и способных за тридцать ярдов всадить сто пуль в шляпу, они не имели большой охоты подставлять для этого собственные шляпы, да еще на собственной голове. Вот они и не давали себе воли, а только скалились друг на друга.
Но в тот день Дьюсэйс был мрачнее тучи; а когда на него находило, он не боялся самого черта. Он отвернулся от француза, когда тот на радостях жал ему руку и, кажется, полез бы обниматься с медведицей, до того был доволен. А хозяин бледнел и хмурился; усевшись за стол, он только фыркал в ответ на все угождения мисс Матильды, клял то суп, то вино, то нас, лакеев, и ругался, как солдат; а разве это к лицу благородному отпрыску британского пэра?
- Позвольте, миледи, - говорит он и отрезает крылышко цыпленка под бешамелью, - позвольте вашу тарелку.
- Благодарю вас, я попрошу об этом мсье Делоржа. - И поворачивается к тому с самой обольстительной улыбкой.
- Как это вам вдруг полюбились его услуги! А прежде вы предпочитали мои.
- О, вы, конечно, весьма искусны, но сейчас, с вашего позволения, мне хочется чего-нибудь попроще.
А француз рад стараться; так рад, что разбрызгал подливку. Попало и хозяину на щеку, а потом потекло по воротничку и по белоснежной жилетке.
- Черт вас возьми, Делорж! - говорит он. - Это вы нарочно. - Швыряет нож и вилку, опрокидывает бокал прямо на колени мисс Гриффон, и та с испугу едва не плачет.
А миледи громко и весело смеется, словно все это очень забавно. И Делорж туда же - хихикает.
- Pardong, - говорит, - meal pardong, mong share munseer {Извините, тысяча извинений, дорогой мсье (искаж. франц.).}.
Извиняется, а видно, что готов повторить все сначала.
Французик прямо себя не помнил от радости: наконец-то и он вышел в герои; в кои-то веки посмеялись не над ним, а над его соперником. И он до того разошелся, что на английском языке предложил миледи вина.
- Не угодно ли, - лопочет, - не угодно ли, миледи, выпийт зэ мной бокал мадера? - И оглядывается этак гордо - вот, мол, как мы умеем.
- С большим удовольствием, - отвечает леди Гриффон, приветливо ему кивает, пьет и при этом на него смотрит. А перед тем отказалась выпить с хозяином. Он и это приметил и помрачнел еще пуще.
Что дальше, то он больше рычит и злится и, надо сказать, ведет себя как настоящий грубиян; а миледи все старается его разозлить, а французу польстить. Подали десерт. Мисс Матильда сидит ни жива ни мертва со страху; француз прямо ошалел от радости; миледи так и сияет улыбками, а хозяин зеленеет от злости.
- Мистер Дьюсэйс, - говорит миледи игриво (после того как еще чем-то его поддразнила), - передайте мне немного винограда. Он выглядит очень аппетитно.
Тут хозяин берет блюдо с виноградом и толкает через стол к Делоржу, а по пути опрокидывает стаканы, бокалы, графины и все что попало.
- Мсье Делорж, - говорит он громко, - угостите леди Гриффон. Было время, когда она хотела моего винограда, да только он оказался зелен!
* * *
Тут наступает мертвая тишина.
* * *
- Ah! - говорит наконец миледи. - Vous osez m'insulter devant mes gens, dans ma propre maison - c'est par trop fort, monsieur! {Ах, вы смеете меня оскорблять в присутствии прислуги и в моем доме - это уж слишком! (франц.).} - Встает и выходит. Мисс - за ней.
- Мама, - кричит, - мама, ради бога! Леди Гриффон! - И дверь за ними захлопывается.
Хорошо, что миледи сказала это по-французски. Иначе Делорж не понял бы; но теперь он понял. Когда дверь закрылась, он встал и при мне, и при обоих лакеях миледи, Мортимере и Фицкларенсе, подошел к хозяину и ударил его по лицу.
- Получай, - говорит, - Prends ga, menteur et lache! - то есть "лжецитрус". А это для разговора между джентльменами очень сильные выражения.
Хозяин отпрянул и поглядел удивленно, а потом как вскрикнет, как кинется на француза! Мы с Мортимером бросились его удерживать, а Фицкларенс держит француза.
- A domain! {До завтра! (франц.).} - говорит тот, сжимая кулачки, и уходит: видно, рад унести ноги.
Когда он сошел с лестницы, мы отпустили хозяина; тот выпил воды, достал кошелек и дал Мортимеру и Фицкларенсу по луидору.
- Завтра получите еще пять, - говорит, - если сохраните все в тайне.
Потом он идет к дамам.
- Если б вы знали, - говорит он, подойдя к леди Гриффон (тут мы, конечно, прилипли к замочной скважине), - если б вы знали, как я ужаснулся, когда слишком поздно понял свою дерзость, вы сочли бы мое раскаяние достаточной карой и простили меня.
Миледи, слегка поклонившись, отвечает, что объяснения не нужны. Мистер Дьюсэйс - не ее гость, а дочери, а сама она никогда больше не сядет с ним за стол. И с этими словами опять уходит из комнаты.
- Ах, Элджернон, - плачет мисс, - что за страшные тайны? Из-за чего эта ссора? И где шевалье Делорж? Хозяин улыбается.
- Не тревожьтесь, прелестная Матильда. Делорж ничего не понял в наших пререканиях, он для этого слишком влюблен. Он просто отлучился на полчаса и вернется пить кофе.
Я, конечно, понял, чего хотел хозяин; если бы мисс дозналась о ссоре между ним и французом, она завопила бы на весь отель, и тут бог знает что началось бы. Он пробыл еще несколько минут, успокоил ее, и тут же отправился к своему приятелю, капитану стрелкового полка по фамилии Курок; должно быть, переговорить об этом неприятном деле. А дома мы нашли записку от Делоржа, сообщавшую, где можно встретиться с его секундантом.
Через два дня в "Вестнике Галиньяни" появилась заметка, которую я здесь привожу.
"КРОВАВАЯ ДУЭЛЬ. Вчера в шесть часов утра в Булонском лесу состоялся поединок между дост. О.-П. Д-сом, младшим сыном лорда К., и шевалье Д-жем. Секундантом шевалье был майор Королевской гвардии де М., секундантом м-ра Д-са - капитан Британского Стрелкового полка К. Насколько удалось узнать подробности этой прискорбной истории, ссора началась в доме некоей очаровательной дамы (одного из украшений британской колонии в Париже), а дуэль произошла на следующее утро.
Шевалье (являющийся оскорбленной стороной и одним из лучших фехтовальщиков Парижа) отказался от права выбрать род оружия, и противники стрелялись на пистолетах.
С расстояния в сорок шагов они сошлись у барьера, где их разделяло всего восемь шагов. У каждого было по два пистолета. Мсье Д-ж выстрелил первым и попал противнику в кисть левой руки, заставив его выронить пистолет. Тот выстрелил правой и нанес шевалье, по-видимому, смертельную рану. Пуля вошла в бедро около паха. Надежды на выздоровление очень мало.
Причиной поединка якобы явилась пощечина, нанесенная м-ру Д-су. В таком случае нам понятно ожесточение противников.
М-р Д-с возвратился к себе в отель. Узнав о прискорбном происшествии, туда поспешил его отец, лорд К. Весть о дуэли дошла до его светлости только в полдень и застала его за завтраком у его превосходительства посланника, лорда Бобтэйла. Благородный лорд тут же лишился чувств, но, невзирая на потрясение, непременно пожелал провести ночь у постели сына".
Так оно и было.
- Скверное дело, Чарльз, - сказал мне милорд, повидавшись с сыном и располагаясь у нас в гостиной. - А что, сигары в доме найдутся? Да смотри закажи мне бутылку вина и чего-нибудь закусить. Не хочу покидать любимого сына.
ГЛАВА VII
Последствия
Шевалье все же выздоровел. Пуля причинила жестокое воспаление и жар, но вышла сама собой. Он пролежал шесть недель и потом еще долго прихварывал.
Хозяину, к сожалению, пришлось хуже, чем его противнику. Его рана тоже воспалилась; да что тут долго рассказывать - кисть руки пришлось отнять.
Он все перенес как герой, через месяц был здоров, и рана зажила, но, когда он смотрел на свою культю, он бывал похож на дьявола!
Конечно, мисс Гриффон после этого влюбилась в него еще пуще. Она посылала ему по двадцать записок на дню, называла любимым, страдальцем, героем и не знаю уж, как еще. Некоторые ее записки я, как уже было сказано, сберег; сколько в них чувства! Куда там "Страдания Мак-Виртера".
Старый Крэбс частенько к нам наведывался и немало выпил у нас вина и выкурил сигар. Думаю, что он жил в Париже потому, что дом и поместье у него описали; а болезнь сына была хорошим предлогом; не мог же тот выставить отца за дверь. Вечера милорд проводил у леди Гриффон; я там не бывал, пока хозяин болел; и шевалье тоже не было - мешать было некому.
- Видишь, как эта женщина тебя ненавидит, - говорит однажды милорд в порыве откровенности, - попомни мои слова, она тебе еще покажет.
- Будь она проклята, - говорит хозяин, глядя на свою изувеченную руку.Будь она проклята, я с ней тоже когда-нибудь поквитаюсь. Хорошо, что я хоть Матильду прибрал к рукам. Ей теперь придется идти за меня ради своей чести.
- Ради своей чести! Ого! Отлично! - говорит важно милорд. - Отличный ход, мой мальчик.
- А раз так, - говорит хозяин, усмехаясь и подмигивая отцу, - раз девица - моя, чего мне опасаться этой змеи-мачехи?
Милорд в ответ только присвистнул, взял шляпу и ушел. Я видел, как он направился в сторону Пляс-Вандом и вошел к Гриффонам. Ну и старик! Не скоро найдешь другого такого добродушного и веселого старого негодяя.
И правильно он сказал моему хозяину, что леди Гриффон "ему еще покажет". Так оно и вышло. Только следующий свой фокус она сама бы не придумала - кто-то ее надоумил. Вы спросите: кто? Если вы читаете внимательно и видели, как почтенный старый джентльмен взял шляпу и пошел себе на Пляс-Вандом (по дороге заглядываясь на французских служанок), вы, может быть, догадаетесь, кто это был. Потому что женщина вовек бы до такого не додумалась.
В первой части моей повести о мистере Дьюсэйсе и о том, как благородно он обошелся с Докинсом и Блюитом, я имел честь представить читателям список его долгов, где, между прочим, значится следующее:
"Векселя и долговые обязательства: четыре тысячи девятьсот шестьдесят три фунта стерлингов".
Обязательств было немного, примерно на тысячу фунтов, а векселей - на четыре тысячи.
По французским законам векселя, хоть бы и выданные в Англии, но перекупленные французом, могут быть предъявлены им к уплате, даже если должник находится во Франции. Этого хозяин не знал - он думал, как и все думают, что раз удрал из Англии, то и от долгов убежал и может на них поплевывать.