Геннадий сонно, непонимающе посмотрел на мать.
— Проснись же! Фашисты бомбят город. Слышишь? Скорее давай уходить.
Ольга Ивановна выпрямилась. На черные, вьющиеся волосы накинула шелковую косынку, взглядом обвела комнату. Вещи, когда-то такие необходимые, потеряли всякую ценность. Она никогда не показывала сыну свою слабость, а сейчас крупные слезы текли по лицу.
Как во сне услышала Ольга Ивановна голос сына:
— Пойдем же, мама!
В городе царила суматоха. Голеневы торопливо прошли мимо решетчатого балкона крайсуда, вверх по проспекту.
— Мама, а что если все машины ушли?
Ольга Ивановна и сама уже беспокоилась об этом, но сыну ответила:
— Не может быть. Уедем еще. Должны уехать…
Возле военкомата никого не оказалось. Геннадий бросил вещи на ступени, вбежал в опустевший двор.
— Уехали! — закричал он. — Мама, слышишь, уехали! — Геннадий посмотрел по сторонам. — Мишка! — вдруг бросился он к подходившим парню и женщине. — Вот это здорово! Откуда ты? Нас теперь много, не пропадем!
Миша Алексеев и его мать Екатерина Никитична жили с Голеневыми в одном доме. Ребята давно дружили. Сейчас оба особенно обрадовались нежданной встрече. Вчетвером обсудили, как быть. Решили добираться до Невинномысско-го шоссе, а там — на попутной.
Едва вышли на окраину, снова началась бомбежка. Теперь уже где-то внизу, у вокзала. Но что это? У ребят от страха расширились глаза: парашютный десант!
— Все… — Миша беспомощно опустился на придорожный камень.
— Не все! — упрямо посмотрел вперед Геннадий. — Идемте!
Кирпичный завод… Дальше — лес. Из-за поворота на дорогу выехала машина. С огромной скоростью неслась она прямо на них. Шофер неожиданно затормозил. Из кабины выскочили солдаты во вражеской форме. Ольга Ивановна побледнела. Миша и Геннадий стояли как вкопанные.
— Город есть русска зольдат? — спросил фашист.
Мальчики переглянулись.
— Мы не знаем, — с трудом выдавил из себя Геннадий.
— Не видели, — тихо повторил Миша.
«Сейчас… сейчас расстреляют!»
Один из солдат обратился к женщинам:
— Матка, иди домой. Там, — солдат махнул рукой в сторону леса, — германская армия. Там, — взмах в сторону Ташлы, — там тоже.
— Ком нах хауз, — приказал другой.
Машина помчалась к городу.
Значит — вперед дороги нет. Все четверо повернули назад.
Город словно вымер. Лишь внизу, где-то возле вокзала, изредка раздавались автоматные очереди. Кто-нибудь выглянет в чуть приоткрытую калитку и тут же спрячется. Этот общий страх давил, угнетал, сковывал ноги.
Взглянув в расстроенное лицо друга, Миша прошептал:
— Давай изучим обстановку, разузнаем, что где?
— Изучай теперь… влипли как мухи в липучку, — Геннадий зло сплюнул в сторону.
Суровое испытание… Может быть, впервые в жизни ребята серьезно задумались, как жить, что делать?
Но ребята — всегда ребята. Уже через несколько минут созрел план: разведать, что происходит в центре города.
Тайком от матерей под-над стенами дворов пробрались на улицу Советскую.
— Геня, вон они… смотри, — Миша схватил друга за локоть и, плотнее прижавшись к забору, смотрел на солдат-связистов, опоясывавших столбы красными телефонными проводами. Из машины на дорогу вышли двое солдат. Поймав на себе недружелюбные взгляды ребят, один из них нахмурился, крикнул:
— Вэк!
Мальчики побежали к своему дому.
Во двор уже въехали вражеские машины. Из машин вояки вытаскивали примуса, ведра, кастрюли, что-то в плотных бумажных мешках, бежали к водопроводному крану, тут же, во дворе, мылись, брились, что-то жарили, варили, шныряли в двухэтажный дом, облюбовывая «официрам» и себе квартиры.
Ища поудобнее место для наблюдательного поста, ребята столкнулись со своим соседом Николаем Ивановичем Голубевым. Три дня назад он приехал домой в отпуск, по ранению— лечился в госпитале в Ессентуках.
— И вы не уехали? — обрадовался Геннадий.
— Как видите. Не успел. Генка, тебя мать повсюду ищет. Да вон она и сама сюда идет.
К ним подошла Ольга Ивановна, строго посмотрела на ребят.
— Что ж, на привязи вас держать, что ли? Видите, кругом творится такое… Места себе на нахожу, когда тебя нет дома, Геня, — уже мягче сказала она.
— А у нас теперь и дома нет, — возразил Геннадий. — Где мы будем жить, мама?
— Пойдемте ко мне, — предложил Николай Иванович.
— Вы уже успели найти квартиру? — Ольга Ивановна подозрительно посмотрела на Голубева.
— Иногда, Ольга Ивановна, приходиться быть энергичным.
Уже через несколько дней Ольга Ивановна пожалела, что приняла предложение Голубева. Он устроился на службу к немцам, жить под одной крышей с предателем — в предательстве Голубева Ольга Ивановна не сомневалась — было невыносимо.
Что такое трамблер?
Толя Володин шел по лесу. Здесь теперь было лучше, чем дома. И не заметил, как забрался далеко. Впереди показалась поляна, за ней начинался аэродром. На аэродроме работали люди: свои или чужие? — мелькнула мысль. Люди оборванные, грязные. У Анатолия сжалось сердце: «наши солдаты». Он обхватил тонкое деревце и смотрел на военнопленных…
— Хэндэ хох!
Толя вздрогнул, мгновенно повернул голову в ту сторону, откуда услышал окрик, увидел злобные глаза фашиста и дуло автомата. Бежать! Но тут же понял: «Выпустит всю обойму, и погибнешь, как воробей».
— Партизан? Ком, — гитлеровец ткнул его автоматом в бок.
Анатолий пошел под конвоем на аэродром. Фашист подвел его к офицеру, откозырнул и что-то сказал. Получив распоряжение, он погнал мальчика к работающим военнопленным.
Немец сунул Анатолию лопату и заставил его вместе с другими рыть яму для цистерн.
А у небольшого лесного оврага в это же время произошла другая неожиданная встреча. Голубев, идя из лесу, увидел неподалеку от разбитой легковой машины подростка. Он сидел, пригнувшись к земле. Вязанка хвороста лежала у его ног. «Это ж Геннадий». И, пожалев о ненужной встрече, круто свернул на другую тропинку в лес.
Но Геннадий уже заметил его.
— Дядя Коля! Дядя Коля! — разнесся по лесу звонкий голос.
Голубев досадовал. Не обращать внимания? Генька упрямый, не отстанет. Николай Иванович остановился.
— Что же вы убегаете от меня? — Геннадий запыхался, с подозрением смотрел на Голубева.
— А я не убегаю. Задумался, не слышал.
Они подошли к машине, кем-то брошенной во время эвакуации, сели на примятую траву.
Николай Иванович сорвал травинку, взял ее в рот, как папиросу. «Сейчас будет допытываться, зачем я здесь. Не скажу же я этому мальчишке, зачем остался в городе». Голубев вспомнил, что было накануне вторжения вражеских войск. Когда стало совершенно очевидно, что гитлеровцы оккупируют Ставрополье, крайком партии создал партизанский штаб. Руководители штаба подбирали надежных людей. Одних зачисляли в партизанские отряды, других оставляли для подпольной работы в городе. Шесть групп для краевого центра. Шесть руководителей этих групп.
Один из них — Николай Иванович Голубев.
— А почему вы не на работе? — спросил Голубева Геннадий.
— Как это почему? Отдежурил и тоже вот дрова таскаю, — Голубев показал на свою вязанку.
— Дядя Коля, а здесь, в лесу, есть партизаны? — неожиданно спросил Геннадий.
— Вот те раз! Зачем тебе они?
— Бороться!
— Ну, бороться-то можно по-всякому, — Николай Иванович помолчал, а потом вдруг задал, как показалось Геннадию, странный вопрос: — Ты знаешь, как можно сразу испортить машину?
— Нет. А что?
— Иди-ка сюда. — Николай Иванович поднялся, подошел к покосившемуся автомобилю и открыл капот:
— Трамблера нет, умно сделали. Трамблер — это сердце машины. Вынь его, и она умрет. Смотри внимательнее. Вот здесь надо отвинтить шурупы и вытащить трамблер. Эта операция занимает не больше трех минут. Понял?
— Понял.
— Ну вот мы с тобой и друзья, — улыбнулся Голубев.
— Дядя Коля, а почему вы это рассказали?
— Почему, почему! Ты же не Алешка-почемучка? — Голубев встал. — Ты вот что, брат, тебе спешить некуда, ты можешь и не торопиться. А я пошел. Мне еще к одному знакомому надо. Встретимся дома. Идет? — Голубев вскинул на плечо вязанку дров и быстро пошел из лесу.
Геннадий смотрел ему вслед. Зачем понадобилось дяде Коле рассказывать про трамблер? Будто Геннадию только и дела, что трамблеры выкручивать… И внезапно осенила догадка. Геннадий даже по лбу себя стукнул: ой, балда! Вот же балда! Ясно ведь, зачем рассказал!
Весело насвистывая, вышел на дорогу. Радость погасла, когда увидел колонну военнопленных. «Вот за них мстить, за всех!» Неожиданно услышал знакомый голос:
— Голенев!
Всмотрелся.
— Анатолий?! Как ты попал сюда?
Анатолий рванулся к другу, но гитлеровец дулом автомата вернул его на место.
Секунду Геннадий постоял, схватил хмыз и, держась поодаль от пленных, заторопился домой. Задача была трудной — как выручить товарища?
«Я пройду невидимкой»
— Мишка, вот дураки мы с тобой. Ну, кто ищет партизан в лесу таком, как наш? Это же кустарник, — Голенев сел на пенек спиленного дерева.
Миша пытался что-то возразить, но Голенев и слушать не хотел.
— Нет их здесь. Точно. Здесь гитлерюги шныряют. Здесь же и Тольку схватили. Вот еще сообразил птицами заниматься. Кругом немцы, а он — птиц… А знаешь, как потом из их лап Тольку вырывали? Было дело! Нина Васильевна, учительница, с Таней Соколовой к начальнику лагеря ходили, целый час убеждали, что Толька никакой не партизан, а просто птицелов. Думаешь, поверили? Как же! Домой к Тольке ездили, коллекцию птиц смотрели. Ну, выпустили… Толька теперь, знаешь, какой на них злой?!
— А кто на них не злой, — отозвался сердито Миша.
— Ну где же все-таки скрываются партизаны? — Геннадий огляделся по сторонам, будто партизаны сию минуту должны были показаться. Тишина. Никого.
Внезапно тишину перерезали автоматные очереди.
— Прячься, Генка.
Ребята, переглядываясь, долго лежали за кустами.
— Никого как будто… — опомнился первым Геннадий. — Давай потихоньку проберемся и посмотрим. Может, партизаны.
Шли тихо, высоко поднимая ноги.
— Может, совсем и не партизаны, — усомнился в своем предположении Геннадий.
— Ну вот проберемся через ров и домой дернем. Назад через лес страшно идти.
Осторожно переступая, подошли ко рву. Геннадий сделал последний шаг и… в ужасе схватил друга за руку. Михаил и сам уже увидел такое, что запоминается на всю жизнь.
Не сговариваясь, пустились прочь от страшного места.
Дробно отсчитывая ступеньки, Геня вбежал в комнату. Резко открыл дверь, столкнулся с матерью.
— Что с тобой? На тебе лица нет, — вскрикнула Ольга Ивановна.
— Мама, — Геннадий обхватил мать руками. — Мама, там людей расстреляли! И дети… — Геннадий разрыдался.
Сжав сына, Ольга Ивановна молчала.
Неожиданно со двора донесся детский крик. Геннадий вздрогнул, вытер слезы. Бросился к окну. Во дворе страшно кричал соседский мальчик: на нем горели брюки. Геннадий схватил ведро воды и вылетел во двор. За ним Ольга Ивановна. Матери маленького Лени не было дома. Ольга Ивановна отнесла мальчика к себе.
Беды наделала Ленина страсть к коллекционированию. До сих пор попадались только гайки, гвозди, коробки, железки. Это были вещи в Ленином хозяйстве важные, но обычные. Кто не видел гвоздя или, скажем, гайки? А тут попалась абсолютно необычная вещица. Что это, Ленька не знал, но бережно положил в карман. «Необычной вещицей» оказался фосфорный запал. В кармане он воспламенился.
Ожог был сильным. Ясно, что без врача тут не обойтись. И Ольга Ивановна послала Геннадия за врачом, которая жила неподалеку. Правда, смущало одно обстоятельство — врач служила у немцев, но выхода не было.
Врач осмотрела ожог, села к столу выписать рецепт. Механически открыла книгу «Отверженные» и вдруг гневно подняла брови: в книгу был заложен портрет Владимира Ильича Ленина.
— Как? Вы держите этот портрет? — она взяла двумя пальцами листок.
Ольга Ивановна в упор посмотрела на врача и спокойно спросила:
— А чей же? Чей же портрет здесь должен быть?
— Фюрера, — нараспев, с особой торжественностью ответила врач.
Геннадий, до этого молча наблюдавший сцену, теперь не выдержал:
— Мама тоже хочет Гитлера повесить. Ой, что я, фюрера… на стенку, — и, следя за выражением лица врача, добавил — Но, понимаете, денег не хватает.
Сказал и увидел в дверях Николая Ивановича.
Вечером Николай Иванович подошел к Ольге Ивановне.
— Я прошу вас, — сказал он, — предупредить Геннадия, пусть ведет себя умнее и осторожнее.
— А то вам карьеру испортит? — злые глаза Ольги Ивановны уставились на Голубева. — Мой сын честнее некоторых… Можете идти и заявить о нас. Ваше право…
Голубев побледнел.
— Я прошу вас предупредить Геннадия, — тихо, настойчиво повторил он. — Геннадий молод, может наделать глупостей. А вы должны понимать, что героизм совсем не в этом.
Он вышел. Ольга Ивановна широко раскрытыми глазами смотрела на дверь, которая только что закрылась за Николаем Ивановичем.
…Геннадий вертелся на своем старом дворе. Убедившись, что возле машин солдат нет, он поднял капот, вытащил из кармана отвертку и шепнул Мише:
— Отвинчиваю шурупы, снимаю вот эту штучку, она называется трамблером, и машина вышла из строя. Понял?
— Как быстро! — восхитился Миша.
— Это меня один человек научил. Ты тоже запасись этой штукой, — показал он отвертку.
В тот же вечер Геня рассказал матери, что в их бывшем дворе стоит много машин, и завтра они должны отправляться на фронт, В машинах мешки с продуктами.
— Сегодня ночью мы фрицев «накормим», — Геннадий улыбнулся.
Ольга Ивановна похолодела.
— Не смей, если поймают…
— Будь спокойна, я пройду невидимкой.
…В маленькой квартире все спали, когда Геннадий поднялся, сунул ноги в спортсменки и неслышно вышел из дома. Прячась в тени, он прошел несколько улиц и наконец добрался до своего бывшего дома. Миша уже поджидал его. Они пошептались и ловко, бесшумно, пробрались к машинам.
«Русского хлеба вам?! Пожалуйста…» Геннадий лезвием безопасной бритвы быстро разрезал тугие мешки и обливал их керосином. В другой машине орудовал Михаил.
Вражеский патруль ходил за стеной. Отчетливо слышались размеренные шаги. Шаги приблизились. Ребята притаились. Патруль, обойдя вокруг машин, снова вышел на улицу. Пора было уходить.
Утром мать первым долгом посмотрела на кровать сына. Геннадий спал. Сквозь сон он почувствовал на себе внимательный взгляд. Открыл один глаз и, улыбнувшись, попросил мать наклониться к нему.
— Мы «накормили» фрицев… — Геня не договорил, засмеялся.
— Геннадий, я не отпущу тебя больше, — строго, но не очень уверенно сказала мать: она понимала, что сына не удержит.
Андрейкина тайна
Дорога! Бесконечная дорога по осиротевшим, никому сейчас не нужным полям.
Николай Иванович и Геннадий молча тянут тачку с вещами. В Грачевке они обменяют их на муку. И назад. Так сказал Николай Иванович матери Геннадия.
К вечеру пришли в село. Голубев направился ко двору с железными воротами и, стукнув три раза в угловое окно, стал поджидать. Через несколько минут вышла молодая женщина в голубой косынке. Строго взглянув на пришедших, спросила:
— Что вам нужно?
— Приют и внимание.
— Для хороших людей, пожалуйста.