Геннадий долго смотрел вслед уходившему товарищу.
Неожиданная ссора
Вечерело. От лучей солнца искрился снег, и яркие оранжевые блики ложились на верхушки деревьев. Лохматые лапы веток клонились от тяжести снега. Крепчал мороз. Вдруг в тишину леса ворвался звонкий молодой голос:
— Ми-ша! А-а-у-у!
Эхо передразнило Геннадия, понеслось от дерева к дереву, от поляны к поляне и, ослабев, где-то далеко замерло. Голенев на ходу обхватил ствол ясеня, остановился. Щеки его пылали. Из-под ушанки, сдвинутой на затылок, выглядывала задорная челка.
Миша шел на лыжах, неуверенно опираясь на палки.
Ребята потихоньку направились к городу. Спустились у дачи.
За деревьями увидели несколько десятков машин, возле них возились солдаты.
Двое солдат в шинелях и пилотках приблизились к ребятам. Один из них рявкнул, показывая на лыжи:
— Забралы!
Ребята не понимали, чего от них хочет немец.
Видя, что приказ не собираются выполнять, другой солдат тряхнул Геннадия, с силой рванул палки из его рук. С лыжами пришлось расстаться. Пошли пешком.
— Миша, давай сегодня «проверим» их работу, — со злостью предложил Голенев.
— Конечно, им это так не пройдет! Сейчас понаблюдаем, куда они ходят ночевать. — И сразу спросил — Кто останется первым?
— Я. Ты иди домой, Миша, потом сменишь меня.
Настала ночь. Мальчики проверили, все ли взяли: отвертка, шило, граната — и начали опасный путь от Гениного дома.
Отошли на небольшое расстояние и остановились. Нигде никого. Неслышно подобрались к даче. Несколько минут выглядывали из-за невысокого каменного забора. Где-то внутри двора скрипели шаги. Машины чернели почти рядом. Геня шепнул:
— Ты наблюдай, а я поработаю. Потом переменимся.
Миша в знак согласия кивнул головой. Геня полез.
Миша озирался по сторонам. На белоснежном фоне увидел темную фигуру с автоматом и дал условный сигнал. Патруль дошел до стены, круто повернулся. Миша нервничал: пора сменить товарища, а он не возвращается. И всегда этот Генька так: все сам! До боли в ушах вслушивался Миша в ночные звуки. Час казался вечностью. Миша продрог.
Геннадий вынырнул из темноты неожиданно.
— Идем, — еле слышно сказал он, — я сам все сделал.
Продвигались поодаль друг от друга.
Ольга Ивановна услышала шорох на лестнице, встала, провела рукой по постели сына и убедилась, что она пуста. Тут же дверь открылась, и на пороге появились Геня и Миша. Мальчики молча разделись. Легли вместе.
Ольга Ивановна заботливо подоткнула под них одеяло, накинула на себя халат и стала сметать со ступенек снег — следы ребят.
Постель дяди Коли не разобрана. Последнее время он почти не жил дома.
…Утром Валя Зорина шагала посреди улицы и присматривалась к номерам домов. Вот он высокий, двухэтажный, с деревянной надстройкой под номером девятнадцать. Валя вошла во двор и не успела открыть рот, чтобы спросить о Голеневых, как сам Геннадий вышел ей навстречу.
— Геня, я пришла тебе сказать…
Геннадий предупредил ее жестом: молчи.
— Извини, но я не могу пригласить тебя в квартиру: дома мама и другие. Пойдем на улицу. — Геня открыл настежь калитку.
— Теперь говори, — попросил он, когда убедился, что близко никого нет.
— Знаешь, к нашей соседке пришел сын. Он расспрашивал про ребят, моих друзей, что остались в городе. Ну, я рассказала. А когда назвала тебя, он переспросил почему-то фамилию, и сразу… Валя заметила недовольный взгляд Гени.
— Откуда пришел? Зачем? Ты знаешь? А если он работает на них? — набросился на нее Геннадий. — Сказано, девчонка! С первым встречным разболталась.
Валя растерялась на секунду, неожиданно для самой себя передразнила:
— Девчонка! Девчонка! У Елены Павловны сын не может быть плохим! — Валя отстранилась от Геннадия и, став в защитную позу, продолжала — В такое время дружить крепче надо! Понял? А если мы будем друг друга подозревать… — Валя отвернулась. — Он, наверное, по заданию здесь и хотел, чтобы ты пришел. А ты…
— Валя, не сердись, — виновато попросил Геннадий.
— Не сердись? А вот знакомить тебя с Володей я не буду— не стоишь ты этого.
Круто повернувшись, Валя ушла от Геннадия.
«Через три часа они взорвутся»
Шифрованная телеграмма из штаба фронта об отступлении войск привела Шульца в бешенство. Он приказал усилить вокруг города посты на случай налета партизан. Затем созвал всех своих офицеров и приказал немедленно очистить гестапо и тюрьмы: «Мелкую рыбку выпустить, крупную — отправить к праотцам».
В последние дни все чаще открывались ворота гестапо, откуда выезжала крытая машина — «душегубка».
Нина Васильевна дала Вадиму совет — собрать комсомольцев и договориться, как спасать школу: гитлеровцы собирались ее взорвать.
От учительницы Вадим пошел на Советскую улицу. У него были еще и другие планы, о них он учительнице не сказал. Вместе с Мишей пошли к Голеневым. На полпути встретили самого Геннадия.
— Ребята, у меня идея! — И, понизив голос, Вадим поведал ребятам свои планы.
— Немцы драпают. Комендант уже давно лыжи навострил. А мы ему их подмажем — в машину подсунем мину замедленного действия. Как? А?
Геннадий и Михаил замерли от восторга.
— Я ее как-то случайно «позаимствовал», по выражению Генки, у фрицев. Ихним салом и их по мусалам. Ну как идея?
— Спрашиваешь?
Геннадия и Михаила не надо было уговаривать.
— Тогда пойдемте, присмотримся к обстановке.
Медленно прошли мимо открытых ворот дома коменданта и заметили: шоферы делали профилактику машин, на застекленной веранде стояло несколько чемоданов. Все трое пришли к выводу, что комендант «с драпаньем спешит», и действовать надо быстро.
Договорились, что мину лучше укрепить под машиной. Ночевать будут у Вадима.
Под вечер Геннадий отпросился у Ольги Ивановны и ушел. Он надел теплый лыжный костюм, плотнее надвинул на уши шапку.
Мать Вадима ушла в село, там задержалась, и он хозяйничал сам. Вскоре пришел и Миша. О чем они только не говорили до часу ночи!
— Дайте слово, что никому не разболтаете то, что я скажу? — почти шепотом сказал Вадим.
— Мы давно дали такое слово, — с обидой ответил Геня.
— Ну, ладно. Слушайте. 19 января у нас состоится комсомольское собрание. На повестке дня один вопрос — как спасти школу от разрушения. Тебе, Геннадий, обязательно надо прийти на это собрание.
— А куда?
— В парк. К летнему театру.
— Приду, и заявление принесу, в комсомол. Вадим, а у меня Валя была, говорила, что к учительнице, Елене Павловне, сын пришел. О ребятах расспрашивал и обо мне, — Геннадий помолчал. — А я с ней поссорился, обидел. Она и ушла.
— Кто? Учительница?
— Да Валя же!
— Как обидел?
— Да сказал, что с первым встречным разболталась и еще…
— Ну, это ты зря. Валя не то, что с первым встречным, а и со своим не разболтается. Пойдешь к ней и все узнаешь. Ясно?
Геннадий кивнул головой.
…Ночью дворы казались таинственнее. Ребята подошли к лазу.
Вадим пригляделся и опознал машину коменданта. Она стояла между двух «виллисов». Миша и Геня не спускали глаз с товарища. Вот он приподнялся у машины, заглянул внутрь и, когда убедился, что она пуста, махнул товарищам рукой. Геннадий, как самый опытный, залез под машину, взял из рук Миши мину и начал ее укреплять.
Притаившись за колесами, Вадим и Миша следили за двором. Обоим казалось, что Геня страшно долго возится.
Со ступенек веранды, разговаривая, спустились гитлеровцы. Закурили.
Что делать? До лаза не добраться, заметят.
— Геня, вылезай, идут, — требовательно прошептал Вадим.
— Скорее, скорее! — заторопил Миша.
На сей раз Геннадий был очень послушным. Все трое поползли к мусорному ящику, спрятались за ним.
Фашисты несли чемоданы. Комендант не дождался утра, удирал ночью. Вскоре зафырчали машины. Шофер швырнул пустую банку из-под консервов в мусорный ящик, захлопнул дверцу, и машина плавно покатила к открытым настежь воротам.
Только тогда полной грудью вздохнули ребята, когда шум машины замер вдали.
— Факир был растяпа, и номер не удался? — с досадой спросил Вадим.
— Почему? Через три часа они взорвутся, — уверенно ответил Геннадий.
Ликованию друзей не было предела! Новые сложные планы обдумывали втроем почти всю ночь.
Достать пулемет
Нескончаемой вереницей тянулись машины с орудиями, пулеметами, солдатами: гитлеровцы отступали.
Зимний колючий ветер пронизывал насквозь.
Пять человек во главе с Николаем Ивановичем терпеливо ждали двух часов ночи. Взяв противотанковые мины, они начали пробираться по лесу. Поднявшись на кручу и отдышавшись, осмотрели местность. Вот автомобильная дорога. Черным силуэтом возвышается гора. «Приступаем», — тихо сказал Голубев. Залегли, прислушались. Тишина.
— Помните свои места?
Голубеву ответили. Тогда он перелез на противоположный край дороги и заработал саперной лопаткой. Заминировав дорогу, группа снова спустилась в крутой, почти отвесный овраг.
Светало. На землю медленно спускался густой молочный туман. В предутреннюю тишину ворвался скрежещущий грохот танков, вначале далеко, а потом все ближе и ближе.
Взрыв, снова взрыв, от которого содрогнулась земля. Еще взрыв.
— Задание выполнено, — прошептал один из подпольщиков.
— Да, задание выполнено, — как эхо, повторил Николай Иванович. — Володя, — позвал он одного из группы, — ты со мной. Остальным потихоньку рассеяться.
В комнате Николай Иванович подвел пришедшего с ним Володю к окну.
— Видишь дорогу?
— Вижу.
Неслышно вошел Геннадий, дежуривший на улице по заданию Голубева.
— По ней будут отступать остатки фашистской сволочи. Вот сюда бы один-два пулемета нам с тобой, Кахнов, побольше патронов, и эти вояки недосчитались бы нескольких сотен человек.
Кахнов! Геннадий сразу вспомнил эту фамилию. А он-то обидел Валю! Надо достать пулемет! Чего бы это ни стоило! Геннадий выбежал из комнаты. Николай Иванович догнал его у водопроводной колонки.
— Ты куда?
— Я достану пулемет! Достану!
— Я приказываю тебе не делать этого. Слышишь? — Николай Иванович впервые так строго смотрел на Геннадия.
Геннадий спокойно ответил:
— Слышу.
Голубев растерялся: он понял — этого мальчишку не удержишь теперь никаким приказанием. И, все еще надеясь на что-то, повторил:
— Брось ребячество, Геннадий!
А Геннадий, кажется, никогда в жизни не испытывал такого горячего желания помочь старшим товарищам!
Роковая граната
Запыхавшись, Геннадий влетел в Мишину квартиру.
— Миша, идем… дело есть!
Выскочили во двор.
— Нужны ручные пулеметы, ты сегодня займись проверкой машин, а завтра мы кое-кого обеспечим оружием, — не переводя дыхания сказал Геннадий. — Кое-что и сейчас проверим. У кинотеатра машин полно!
После разведки Геня и Миша долго шептались в сыром коридоре подвального этажа.
— В средней машине, вон той, — Миша протянул руку, — накрытой брезентом, — гранаты.
— Мне повезло больше, чем тебе, Мишук! Пулемет в машине! А гранатки и сейчас не помешают. — Геннадий пошел к двери.
— Да ты что? Днем, на виду у всех! — Михаил подскочил к другу. — Знаешь, это уж слишком.
Геннадий остановился раздумывая.
— Да они все заняты драпаньем! Нужен я им! В случае чего свистнешь.
— Послушай ты меня, хоть раз в жизни! — умолял Миша.
— Ты не веришь мне? Сейчас убедишься, что фашистам нет никакого дела до нас. — И, заложив руки в карманы отцовской тужурки, Геннадий насвистывая пошел к цели.
Миша видел, как он по-хозяйски, спокойно влез в машину. Через несколько секунд уже шел к Михаилу с растопыренным карманом, поглядывая на окна двухэтажного дома.
Из подъезда вышел офицер, направился в сторону Геннадия.
Геннадий вздрогнул, бросился к воротам и тут столкнулся с двумя солдатами.
Миша рванулся к другу, но солдат замахнулся на него автоматом.
Роковая граната погубила все. Геню били чем попало по лицу, по голове и все спрашивали, спрашивали, спрашивали…
А он молчал. И только когда немецкий офицер, выкручивая ему руку, потребовал ответить, связан ли он с партизанами, Геннадий поднял голову: «Не скажу! Ничего не скажу!» Офицер приказал солдатам оттащить Геннадия к зданию кинотеатра.
— Не скажу! Ничего не скажу! — донеслось до Михаила.
Треск автоматной очереди. И тишина. Только языки пламени и клубы дыма поднимались высоко к небу от подожженного гитлеровцами склада.
Огонь и кровь…
Миша метнулся туда, откуда только что раздавался голос его друга. Фашисты уже ушли. И Миша стал на колени возле мертвого Гены.
— Говорил же я тебе! Говорил! — Михаил кулаками вытирал слезы.
…Наступила ночь. Ольга Ивановна, Миша со своей матерью пробрались к Геннадию, завернули его тело и понесли.
Геннадия положили в сарае, в том сарае, где он прятал оружие и приемник. Оставшись одна, мать припала к лицу своего орленка…
Темнота сменялась морозным ясным утром. В город входила стрелковая дивизия. В твердой поступи советских войск мать видела победу. Она шагнула навстречу бойцам.
— Сын мой… Геннадий… как он ждал вас! — слезы не давали ей говорить. — Отомстите за него!
Имени Геннадия Голенева
Учительница Нина Васильевна собиралась в школу. Вспомнила, как в первый год своего учительства она всякий раз волновалась, прежде чем переступить порог класса. Волновалась она и сейчас. Надев строгое шерстяное платье с белым воротничком, Нина Васильевна глянула в зеркало. Все в порядке: седые волосы аккуратно причесаны…
Во дворе школы собрались ученики.
— Вадим, здравствуй! — мальчики и девочки окружили Шевцова.
— Ребята, спросите, как он спас школу!
— Расскажи, расскажи! — попросили ученики.
— Ребята, что вы! Да ничего особенного не было. Просто несколько комсомольцев последние два дня тайно дежурили у школы. Кто? Борис, Виктор… ну еще я. Ну, пришли гитлеровцы, расставили ящики, зажгли шнуры, закурили и ушли. Мы сразу кинулись к подъезду, выдернули шнуры и опять спрятались: думали, что они вернутся. Ночевали в школе, а утром увидели нашу Армию. Вот и все. А вот Генька… — Вадим опустил голову. — Парень-то какой был!
Ребята молчали: каждый из них уже знал о трагической гибели их товарища, каждый уже пережил это по-своему.
В калитке показалась Нина Васильевна. Сумрачные лица ребят встревожили старую учительницу. Что-то случилось!
— Что произошло, ребята?
— Фашисты убили Геннадия.
— Кто сказал? Кто видел?
— Я, — отозвался кто-то сзади.
Все обернулись. В стороне стоял коренастый паренек.
— Михаил! — бросился к нему Вадим. — Как это случилось? Расскажи подробнее.
И Михаил рассказал ребятам о последних минутах жизни Геннадия Голенева.
— Если бы не граната… они бы его не убили… Вот, — Миша подал Вадиму листок бумаги. — Я принес заявление Гени.
«А придет время, прошу вас, товарищи мои, назвать и меня членом великого Ленинского комсомола», — прочитал Вадим, и перед его глазами как живой встал Голенев: жизнерадостный, смелый, верный.
— Я сегодня же пойду в горком и спрошу, как быть. А где оно было, Миша?
— Геня на чердаке его спрятал. Мне показывал, где, я и знал.
— Можешь быть спокоен, Миша. Просьбу Геннадия Голенева мы выполним. Он жил и умер, как комсомолец.
…На другой день ребята оборудовали классы, стаскивали парты.