На миг она почувствовала удовольствие. Но даже если он теперь знает правду, что Риа, а не она, была любовницей его отчима, Эдвард уже слишком много наговорил и столько позволил себе, что она не может его простить.
И все же, все же… Он был так красив. И так возбуждал. Каждая женщина здесь чувствовала это. Оливия коснулась распущенных волос, обрамлявших ее лицо мягким, темным овалом. Она вдруг с радостью подумала, что хорошо сделала, не поддавшись желанию надеть джинсы и свитер, а потратила время на то, чтобы облачиться в черные туфли на высоком каблуке и платье из темно-красного шелка.
По его лицу, пока он пробирался к ней, Оливия заметила, что он обратил внимание на ее туалет. Легкая улыбка, которую она хорошо запомнила, играла на его губах, и вновь чуть заметная дрожь пробежала по ее спине.
Его улыбка погасла, когда он подошел к ней.
— Рад, что ты пришла, — сказал Арчер мягко. — Извини, что так поздно позвонил тебе, но… Ты выглядишь очень хорошо, Оливия.
Горло ее перехватило.
— Спасибо, я решила переодеться, поэтому немного запоздала.
— А, — он улыбнулся, — ты была уже в кровати, когда я позвонил?
Она быстро взглянула на него, пытаясь разглядеть на его лице скрытый намек. Не обнаружив ничего подозрительного, она улыбнулась ему в ответ.
— Нет, нет, я еще не ложилась, но не была одета для…
— Одета или нет, — ты все равно самая красивая женщина, какую я когда-либо видел.
Она почувствовала, что краска заливает ее лицо. Его слова были вызывающими, ноне оскорбительными, хотя внутренний голос нашептывал ей: будь осторожна, о, будь осторожна. Ничего не изменилось, все остается по-прежнему. Помнишь, он принял тебя за потаскушку, когда ты его впервые встретила.
Он провел ее в темный уголок в конце зала, крепко держа за локоть, затем помог сесть и положил руку ей на плечо.
— Что будешь пить?
Оливия растерялась.
— Не знаю, может быть, белое вино.
— Для леди бокал «Шардонне», — сказал он официантке, — а мне двойное виски. Он наклонился над столом.
— Я не был уверен, что ты придешь, — сказал он.
Она посмотрела на него.
— Ты сказал, что знаешь о…
— О, конечно. — Он широко улыбнулся. — Я произнес магические слова, вот почему ты согласилась встретиться со мной, не так ли?
Он помолчал, а когда принесли напитки, взял свой стакан и поднял его. Подняла бокал и она.
— За что выпьем, дорогая? — спросил он, и не успела она ответить, как он подмигнул.
— Я знаю. За магические слова. За Риа Боском.
Оливия отпила глоток, он наполовину осушил свой стакан.
— Эдвард, — начала она, — как ты…
— Какая разница? Тебе нравится вино? — Он покачал головой. — Прости, забыл. Ты предпочитаешь шампанское. Ты пила его в тот день, когда мы встретились.
Она улыбнулась.
— Да, я помню.
— Я тоже помню. — Он глотнул виски. — Оливия, Снежная Королева. — Он передернул плечами, будто от холода. — Ты чуть не заморозила меня до смерти, когда я пригласил тебя на ланч.
Она натянуто улыбнулась.
— Я сказала тогда, что у меня назначена встреча.
— Да, я знаю. — Показалось ли ей, что голос его вдруг упал? — С моим отчимом.
— И с Риа, — сказала она, прямо посмотрев на него. — Но ты должен теперь это знать.
— Да, — сказал он тихо. — О, да, Оливия. Я знаю все.
Что-то было не так. Она чего-то ждала, но чего? Возможно, не извинений, ни даже оправданий, но…
— Ты собираешься пить вино?
Оливия взяла бокал и сделала глоток. Ее рука дрожала, и несколько капель вина пролились ей на пальцы. Она начала их стирать платком, но Эдвард взял ее руку за запястье.
— Не вытирай, — сказал он мягко, поднося ее руку к губам.
У нее перехватило дыхание, когда он начал снимать капли с пальцев, губами, с одного за другим. Жар разлился по всему телу Оливии, охватив ее от кончиков ногтей до самого сердца.
— Эдвард, пожалуйста…
— Что пожалуйста? — прошептал он, поглаживая ее ладонь. — Пожалуйста, отвези меня туда, где бы мы могли побыть одни? Пожалуйста, сними с меня это красивое платье и обними меня? — Его глаза смотрели туда, где под красным шелком обрисовывалась грудь. — Был ли у тебя мужчина, который бы слизывал капли шампанского между твоих грудей, Оливия?
Она пыталась освободить руку, но он не отпускал ее.
— Соль твоей кожи и сладость вина, вероятно, окажутся опьяняющей смесью, — сказал он хриплым голосом, — и внезапно, с чувством разочарования, она поняла, что он пьян, или чертовски близок к этому.
Оливия положила руку на колени и сжала пальцы с такой силой, что ногти больно впились в ладонь.
— Ты… Вы хотели рассказать мне, как вы узнали о Риа и вашем отчиме.
Он ухмыльнулся.
— О, дорогая… Оставь это! Я хорошо помню школьные уроки, чтобы знать, что треугольник имеет три стороны.
Она посмотрела ему в глаза.
— Что вы имеете в виду?
— Я подумал, что ты хотела узнать, как я вычислил Риа, — сказал он, жестом подзывая официантку, чтобы повторить заказ. Он посмотрел на Оливию и приподнял черную бровь.
— Конечно, не от тебя, дорогая, ты была очень скрытной, и не распространялась о своей старой подруге.
— Я не могла ничего рассказать, — сказала Оливия, наклоняясь к нему. — Я имею в виду, что не могла так поступить по отношению к ней. Мы знаем друг, друга с детских лет и…
— Ты хотела защитить ее. — Эдвард подождал, пока официантка забрала его пустой стакан и поставила на стол полный. — Это замечательно. Ты никому бы не рассказала. Это одно из достоинств таких женщин, как ты, не так ли?
Через стол она внимательно рассматривала его. Понять выражение его лица она не могла, оно было печально, как и его глаза. Сердце Оливии сжалось.
— В конце концов, у мисс Боском есть семья и общественное положение. Ты же можешь делать, что тебе нравится. — Он тихо засмеялся. — И мы оба знаем, какая ты, не так ли, детка?
Ничего не изменилось. Надежда или что-то подобное, что зародилось в ней, когда она увидела его сегодня вечером, лопнула, как резиновый шар от укола булавкой. Она начала отодвигать стул, чтобы встать, но Эдвард схватил ее за руку.
— Где она? — спросил он.
— Кто?
— Твоя подружка, Риа.
— Представления не имею. И если вы не отпустите меня…
— Райт был очень добр к ней, Оливия. Очень, очень добр.
— Черт возьми, Эдвард…
— Он оставил ей акции «Джемини».
Она уставилась на него в недоумении.
— Могу я узнать, что это значит?
— Это компания, основанная моим отцом. — Выражение его лица стало еще мрачнее. — Компания, которую Райт доил годами. Этот пай… Компания принадлежит моей матери.
— Хорошо, хорошо, я сожалею, если это так, но…
— Мне нужен этот пай, Оливия. — Его пальцы еще сильнее сжали ее руку. — И я получу его.
Глаза Оливии загорелись.
— Я уверена, вы свое получите. А теперь отпустите меня!
— Я задал вопрос, черт возьми. Где она?
— Я не знаю, где она. А если бы и знала, то не сказала.
Зубы Эдварда сверкнули в злобной улыбке.
— Ну и парочка! Она получает пай компании, тебе списывают кредит.
— Это и был кредит, черт возьми! — Оливия дергала руку, пытаясь высвободить ее. — Если вы не верите мне, то проверьте это с моим бухгалтером. Или в моем банке. Или у бухгалтеров вашего отчима. Я уже погасила часть кредита и собираюсь продолжать выплачивать его, как мы и договорились…
Он рассмеялся.
— И через двадцать лет ты выплатишь его полностью. Это не кредит, это — подарок. Мужчина не может дать такую кучу денег женщине, которая раньше не занималась бизнесом и не имеет дополнительных доходов. — Его взгляд остановился на ней. — Если эти деньги не являются платой за особые услуги.
Оливия резким движением отодвинула стул от стола.
— Спокойной ночи, мистер Арчер. — Он снова поймал ее руку, когда она встала. — Пустите меня, — угрожающе прошептала она.
Эдвард встал. Скулы его стали малиновыми.
— Сначала один вопрос, — начал он без всякой преамбулы. — Знаете ли вы что-нибудь о чувствах? Настоящих чувствах?
— Что?
— Расскажите мне о своих эмоциях, Оливия. Расскажите, что вы чувствовали в объятиях Райта. — Его рот подергивался. — Или в моих.
Она откинула голову.
— Ничего, — сказала она сквозь зубы. — Ничегошеньки.
— Черт бы вас побрал! — Пальцы Эдварда почти до боли сжали ее руку. — Все это ложь, не так ли? Тот стон, когда вы целовали меня, то, как ваше тело прижималось к моему…
— Эй, эй! — Оливия и Эдвард обернулись. Дородный мужчина, тесно прижимающий хихикующую рыжеволосую девицу, игриво потряс пальцем перед их лицами. — Не загораживайте проход, детки…
Эдвард посмотрел на назойливого незнакомца, затем глубоко вздохнул.
— Хорошо, — сказал он сурово. Отпустил руку Оливии и посторонился. — Извините.
Оливия быстро пошла к выходу. Голос Эдварда слышался у нее за спиной, но она даже не оглянулась.
У входа стояло такси, она села и назвала шоферу адрес.
— Побыстрее, пожалуйста, — сказала она. Через несколько минут она была у дома. Она оглянулась, когда машина отъехала. Улица была пустынна. Эдвард не преследовал ее. Со вздохом облегчения Оливия вынула ключ из сумочки.
Взвизгнули тормоза, и из-за угла показался низкий черный автомобиль. Оливия замерла.
— Эдвард, — прошептала она.
Сердце бешено колотилось, когда она вставляла ключ в замочную скважину. Но было слишком поздно.
— Не прикасайтесь ко мне, — сказала она угрожающим голосом. — Обещаю, что на этот раз вызову полицию.
Эдвард рассмеялся.
— Что ж, давай. Вызывай. Вопи что есть мочи, зови полицейских.
— Не приставай ко мне, Эдвард, а то я закричу. Я скажу полицейским, что… Что услышала позади шаги, что ты… Ты преследовал меня до дома…
— А я расскажу им, кто ты есть. Ты настоящая нью-йоркская знаменитость, Оливия, ты еще не поняла этого?
Он схватил ее за руки и толкнул в тень.
— Я объясню им, что тебя вышвырнули за грубую игру, что сегодня вечером ты немного не в себе.
— Будь ты проклят! — Она смотрела на него, вся побледнев. — Что ты хочешь от меня, Эдвард?
— Может быть, того, что ты давала старику Чарли? — сказал он наконец, наваливаясь всем телом на нее. — Но не на тех же условиях. Когда ты придешь ко мне в постель, то будешь знать, что сделала это потому, что я — тот единственный мужчина, который может заставить тебя почувствовать, в чем ты себя так долго обманывала, а не потому, что ты хочешь получить что-то с моего банковского счета.
— Ты не понимаешь, о чем говоришь!
— Я знаю, что вы обе — ты и Риа — спали с моим отчимом.
— Нет! — Ее мучительный крик раздался в ночи. — Нет, это ложь. Я никогда…
— Один раз точно. — Он взял ее лицо в свои руки и сжал его. — И все же ты — старомодная девушка, не так ли?
— Ты, полоумный ублюдок!
— Но женщине вроде тебя необходимо безраздельное внимание мужчины.
Он наклонился к ней — она почувствовала в его дыхании запах виски, — потом прижался губами к ее губам. Она вертела головой из стороны в сторону, но не могла избежать его поцелуя.
Боже, как она ненавидела этого человека! Как он был ей противен! Как она… Как она…
Легкий озноб охватил ее. Его губы касались ее губ, кончиком языка он легко их ласкал, моля раскрыть. Его руки обвили ее, прижали к его телу так тесно, что она чувствовала тяжелые удары его сердца.
— Открой, — шептал он ей. — Дай мне вкусить тебя, Оливия.
Нет, — думала она, — нет, нет, нет… Но ее губы раскрылись под ласковым требованием, и с легким стоном она ощутила, как его язык скользнул в ее рот.
От него исходило ощущение страсти, желания и ночи. Он снова и снова повторял ее имя, его рука скользнула под ее жакет, и она почувствовала, как ее груди напряглись под его прикосновениями, почувствовала, как ее тело оживает под его лаской. Она теряла контроль над собой, теряла уже много недель с той самой минуты, как он внезапно вошел в ее жизнь.
Оливия ненавидела его, — не только за то, что он думал о ней, но и за то, кем он был: человеком, от рождения получившим право на власть и привилегии, который уверен, что ему позволено все, что он может поступать с людьми по своему усмотрению. Она выросла среди таких, как он, и рано узнала, что мужчины, вроде него, думают о таких девушках, как она.
Злоба, не на Эдварда, а на саму себя, придала Оливии силы. Она впилась зубами в его губу.
— О-о! — Он отпрянул и приложил руку ко рту. — Что за черт?!
— Отойди от меня, Эдвард, — сказала она. — Уйди из моей жизни и не возвращайся.
Он достал носовой платок из кармана. Приложил его к губе. Оливия перевела дыхание, ожидая реакции. Она наступила спустя мгновение, но это была не ярость, как она ожидала: он посмотрел на нее и криво улыбнулся.
— Чарлзу нравилось, когда ты грубо играла?
— Ты слышал меня, Эдвард? Я больше не хочу тебя видеть.
— Хорошо. — Его голос удивил ее. Он был спокойный, почти бесстрастный. — У нас с тобой будут деловые отношения, Оливия. Я хочу вернуть пай. Он принадлежит моей семье…
— Он не мой. Ты знаешь это.
— Я знаю, что он у твоей подружки, но я не могу найти ее. Она играет в кошки-мышки.
— Это не имеет ко мне никакого отношения.
Эдвард снова улыбнулся.
— Имеет, дорогая. Ты знаешь, где она.
— Возможно, — сказала она, чтобы подразнить его.
— Пошли ей письмо. Расскажи ей, что я хочу, чтобы она перевела пай на меня. Напиши ей, что я хочу видеть ее немедленно. Сообщи ей…
— Скажи ей сам, — спокойно сказала девушка. — Если сможешь ее найти.
Оливия толкнула отпертую дверь и вошла в спасительную темноту дома.
5
В детстве мать Оливии, утешая ее после того, как девочка обдирала коленку, брала ее на руки и приговаривала:
— Все пройдет, дорогая. Думай о чем-нибудь хорошем, и ты сама не заметишь, как солнышко снова будет тебе светить.
Когда Оливии было десять лет, родителей унесла автомобильная катастрофа. После этого ей часто приходилось вспоминать эти слова, произносимые ласковым шепотом, особенно после того, как ее привезли в дом Боскомов в качестве подопечной ее двоюродной бабушки, которую до этого она видела всего несколько раз.
И это пройдет, — говорила она себе на крутых поворотах своей молодой жизни. И действительно, это проходило спустя некоторое время. Память о родителях была глубоко спрятана в ее сердце, и она сохранила ее. Оливию воспитывала двоюродная бабушка Мариам, которая, хотя и была достаточно добра к ней, держала ее на некотором отдалении. А когда с ней сдружилась Риа Боском, в жизнь Оливии снова вернулось тепло.
Оливия прилежно училась и, став взрослой девушкой, сама сделала карьеру и построила свою жизнь. Она никогда не опускала рук, — ни тогда, когда умерла бабушка, ни тогда, когда стало ясно, что ее и Риа пути разошлись. Оливия не нуждалась в том, чтобы пользоваться старой детской привязанностью.
До сей поры. Она подумала об этом на следующий день, когда одного взгляда на лицо Дольчи оказалось достаточно, чтобы понять, что в «Чаттербоксе» появилась очередная статья.
— Тебе даже не надо читать ее, — сказала Дольчи.
Но она прочитала. Не прочитать ее было все равно что удержаться от того, чтобы потрогать языком больной зуб.
С нее было достаточно уже одного наглого заголовка. Ее имя было напечатано для всеобщего обозрения: «Эта увертливая Оливия Харрис». Она прочитала лишь первый абзац и яростно швырнула газету об стену.
— Я буду здесь держать оборону, — сказала Дольчи, — а ты иди наверх.
Оливия так и сделала. Она вернулась в студию и села за свой чертежный стол, пытаясь немного поработать. Каждый раз, когда звонил телефон, она слышала в трубку одно и то же — аннулирование заказа. У нее появилось искушение отключить телефон, но как можно без него заниматься бизнесом? У тебя больше не будет никакого бизнеса, — шепнул ей маленький чертик, — а будет цирковое представление сразу на трех аренах.